Царьград получит спокойного соседа на Черноморье. Для Руси тоже польза: династический брак укрепит добрые отношения с великой империей, откуда начнёт приходить свет христианского учения, мудрости и просвещения... Это даст Русской земле крылья для взлёта ввысь!.. Тогда Болгария и Русь станут двумя крыльями славянства Подунавья и Поднепровья, которые выведут их в широкий мир государственного бытия...
Высоко витали помыслы киевской княгини-государыня, и она вдруг забыла, куда шла и чего хотела. Вдруг увидела двух незнакомых женщин, что шли ей навстречу. Присмотрелась — что-то вроде знакомого в старческой фигуре согбенной, скрученной старухи, опиравшейся на посох. Другая женщина высокая, молодая, полная силы в груди и плечах. Щёки её пылают румянцем, на голове венчики из кос. Верно, это же Мальва! Невеста Степка. Что они здесь? Когда женщины приблизились к ней, наконец узнала в той старухе Житяну, мать Степка. Несмертная страдалица, мать киевского книжника... Всё ещё топчет ряст на земле. Будто она вечна!.. А может, и вправду она бессмертна, как сама жизнь на этих киевских горах. Наверное, потому судьба и дала ей такое имя — Житяна... Хотя какое же то жизнь у неё — похоронила мужа, сына, согбенная, скрученная, изнурённая и измученная страданиями и нуждой. Но — живёт!.. Да ещё и чего-то жаждет, коли сюда притопала своими болящими мозолистыми ступнями. Эй, женщина, какая сила держит тебя на этом свете? Не знать того никому, верно, и самой Житяне...
Ольга остановилась в ожидании женщин — негоже владычице-княгине первой подходить к этим простолюдинкам. Пусть подойдут, падут перед нею на колени. Мальва почтительно поддерживала Житяну под руку, смотрела на княгиню извиняюще, мол, быстрее не выходит у нас. Тем временем княгиня разглядывала одежду этих киевлянок. Нарядились, как на праздник,— в вышиванках, в чёрных шерстяных навершниках, белых убрусах и красных коралловых ожерельях. К чему бы это? А когда Житяна остановилась перед княгиней и начала к ней говорить, диву дала себе мудрая княгиня. Не ожидала такой речи и такого разговора, с которым пришли к ней эти степенные киевлянки.
— К тебе, княгиня наша милая, слово хотим молвить,— начала Житяна.
— Говорите, я слушаю...
— Говорят, хочешь взять в Царьграде невесту для сына своего...
— Думаю об этом, Житяна...— княгиня не ожидала, что в тех ремесленных улочках простые люди знают о её намерениях!..
— Так хотим попросить тебя... Ты послушай до конца мою речь. И не бери гнев в сердце своё за мои слова.— Житяна зажмурила глаза, и её сморщенное, словно печёное яблоко, лицо стало печальным и умоляющим.— Не бери невестки из чужого Царьграда, княгиня. Будешь ходить в пасыновицах у владык Ромеи. Слышали про то... Возьми себе невесту у себя. Будешь владеть и землёй, и родом своим. Так говорят и подольские мужи. Так и я тебе молвлю, княгиня...
Ольга начала сердиться: невиданное дело — грязные подольские ремесленники — те плотники, гребцы, волочайники, кузнецы, гончары, скорняки — дают ей совет, как ей распорядиться в своём доме... Невиданное дерзновение!..
— Разве это дело тех мужей думать о княжеских делах? — недовольно ответила княгиня.
— Ох, ты не поняла меня... Знаешь, что я ещё с молодых лет стала христианкой. Как и ты. И Бог у нас один. Все мы пред Богом равны. Оставь свою гордыню. Послушай меня дальше. Дай в жёны княжичу Святославу свою ключницу-рабыню Малушу. Тогда киевская земля получит в приданое за Малушей-княжной всю древлянскую землю! И будет навеки между нами мир. А держава твоя увеличится вдвое. Мирно, без мечей и смуты. Всё по закону и обычаю будет!..
Ольге будто что-то перерезало дыхание. Малуша, её чага, та синеглазая быстроногая девчонка, что живёт в её доме и ловко хозяйничает в кладовых... Она ведь для неё словно прислужница, служка... Чем-то, правда, напоминала своими тонкими косичками и васильковыми глазами её умерших дочерей... Но ведь Малко, отец её, убийца её мужа-князя. Теперь он уже давно не князь, вот в тех конюшнях со своим сыном Добринею вместе и живёт в челядской хижине. Добрая кара для князя некогда великой древлянской страны Нискиничей!.. Он тоже её пленник, раб, конюх... Правда, Малуша живёт в её палатах и обедает за одним столом с княгиней. Но это с её доброй воли, владычицы киевской. То уж её забота, как и где держать свою челядь. Кого в конюшне, кого в столовой или в гостиной. Разве это дело киевского люда?
— Благодарю тебя, Житяна, за совет. Но это дело не киевского Подола, а моё...
Житяна блеснула на неё зорким, цепким взглядом, кончиком белого убруса вытерла свои сухие, сморщенные уста и вздохнула.
— Нет, княгиня, ты наша владычица. И мы даём тебе своё доверие. И совет наш от доверия к тебе. Соединишь в браке киевского князя и древлянскую княжну — навеки соединишь эти земли. Сделаешь то, чего не сделали мечом ни тот захватчик Олег, ни твой покойный муж, царство ему небесное, ни твои воеводы. Думаешь, коли держишь Малка и Добрыню в конюшне, люди забыли, кто они есть? Не забыли — ни поляне, ни древляне.
Будто кто ножом резанул по сердцу княгини. Она сжала уста, в глазах мелькнул холодок. Высоко подняла голову — теперь слушала старую Житяну из милости — нетерпеливо и свысока.
— Мне пора идти. Спасибо, Житяна, что заботишься о моём доме.
— Э-гегей, добрая княгиня. Не о твоём доме и не о тебе моя забота — о мире и спокойствии нашей Русской земли молвлю!.. Ох-хо-хо, был бы жив мой Степко...
— Пойдём, матушка, видишь, княгиня спешит... Пойдём...
— Идём уже, идём... Тогда дай Бог, чтоб ты своё дело сделала в Царьграде. И чего они все туда заглядывают? А тут земля ещё, может, не раз будет гореть от войн...
Княгиня пошла и уже не оглянулась — какая-то обида душила её. Неизвестные подольские простолюдины, чёрные смерды и ремесленники тоже хотят ею управлять!.. И всё это оттого пошло, что в свои молодые годы нуждалась в их милости и помощи. Бегала ведь и к Житяне, и к Степку Книжнику... Привычка, что они считали её своей, равной себе. Правда, тогда она и удержалась благодаря помощи простонародья. Но ныне она расплатилась с ними: навела мир и порядок в стране, теперь заботится о духовном хлебе для них. Тут уж они не разбираются в этом деле, их совета княгиня не нуждается. Потому что в своей жизни она видела многое — и в Болгарской земле, и в книгах греческих вычитала о разных державах и их величии. И знает, как достичь того величия. Лучше их знает!..
Только не догадалась тогда княгиня, что в ней откликнулась гордыня её некогда знатного княжеского рода и что та гордыня от удержания власти и была её величайшей отравой в жизни. Да разве только её? Ни один властитель не может перейти ту черту владычества и остаться не отравленным им!.. Сила власти в каждой человеческой душе навеки оставляет свои смертоносные следы. Проходят века, а той отравы никто не в силах одолеть...
С неспокойной душой Ольга вошла к Глебу. Рассказала о неожиданном для неё совете киевлян. Глеб выслушал её, не шелохнувшись.
— Что скажешь на то, Глеб? — остановила на нём встревоженный взгляд.
— Что ж, добрый совет, княгиня-матушка... Да и братец мой, думаю, не против того...
— Святослав не против?
— Полюбил Малушу. Сам видел.
— Как?! — вот так новость! Наследник киевского престола полюбил рабыню, чагу, ключницу, которую она пригрела из жалости. Впрочем, может, парень и впрямь полюбил её. Но брать с ней брак?!
Она резко повернулась к порогу, хлопнула дверью и выбежала во двор. Хорош же совет её книжного сына!..
Вспоминала какие-то молитвы, просила у Богоматери силы для успокоения...
Царьград вновь засиял перед её глазами тысячами золотых куполов и башен. Царьград настойчиво звал её и обещал настоящую величь — сразу же, сейчас же!.. Что та древлянская земля? Она и так лежит под её подошвами. Воевода Щербило твёрдо держит над ней меч...
Пошла теперь к Святославу и Асмуду. Они жили в одном теремке. Торопливо вошла в светлицу, встревоженно обвела взглядом горницу. Нет, здесь не было никого лишнего. Асмуд и Святослав натягивали тетиву на луке. Повернули к ней встревоженные лица. И вдруг она прошептала охрипшим голосом:
— Не позволю тебе, Святослав, брать брак с рабыней моей — с Малушей! Все говорят об этом...
Асмуд опустил лук, усмехнулся в седую бороду.
— Отчего княгиня гневается? Ведь мы готовимся идти в Царьград с тобой за невестой. Разве не рада тому?
— Но... Говорят все... Будто Святослав полюбил ту служанку!..
Святослав смотрел себе под ноги, щёки и уши его вспыхнули. Асмуду стало жаль княжича. Всё-таки играет в нём славянская кровь. Его Рулав и ухом бы не повёл при таких словах!..
— Малушка? Так то же рабыня! Княжич имеет же право повеселиться с девушкой. Ведь ему уже семнадцать лет!
Асмуд развеселился. Улыбнулся и Святослав. С княгини-матери словно слетела какая-то тяжесть. И в самом деле, Святославу уже семнадцать...
Она вздохнула и пошла домой. Скорее, скорее в Царьград!..
Взглянула в душистое весеннее небо. Розово-пурпурный закат зажёг над Днепром и Почайной небеса. В этом розовом сиянии неба растаяли все её страхи и сомнения. Вправду, Святослав полюбил Малушу?! То княжеская забава... Пусть себе... Парень мужает...
* * *
До отъезда в Царьград оставалось два дня. Княгиня Ольга давала последние наставления тиунам и воеводам. И вдруг вспомнила: она — в Царьград, а в Киеве остаётся Малко... Вдвоём с сыном Добринею, ещё и ключница её Малуша, его дочь...
Велела позвать Малка-конюха в покои. Ходила по горнице, от окна — к порогу, от порога — к окну. Похрустывала пальцами, мыслями витала где-то над землёй, заглядывала в далёкое своё прошлое и видела себя испуганным, выброшенным из родного гнезда птенцом или извечно одинокой зигзицей, что пыталась с помощью простых людей удержаться на вершине этого раскачанного мира. А что же в будущем? Разглаживала тонкими длинными пальцами глубокие морщины на лбу и вокруг застывших уст.
Она сумела удержать свою хрупкую лодочку на волнах диких человеческих страстей и пристать к высокому берегу реки жизни — в граде Киеве. И вот теперь она сама зовёт к себе того князя, что когда-то звал её к себе и перевернул её судьбу... Что всю жизнь преследовал её здесь, в Киеве, и наконец поднял руку на честь её семьи...
Не заметила, как на пороге уже стоял старый мужчина.