Кайдашева семья Страница 17

В той церкви служив старый священник. Он построил для паломников, прямо у кладбища, во дворе церкви длинный сарай с перегородками, но без окон, и пускал туда богомольцев на ночлег. Этим сараем он привлекал к себе массу паломников и зарабатывал хорошие деньги. Монастыри даже и таких сараев для крестьян не устроили.

Баба Палажка завела паломников в тот сарай. Там они сложили свои узелки и заперли дверь. Утром, в Великую Субботу, паломники пошли в церковь говеть.

Старый священник исповедовал людей. Сотня богомольцев стояла вокруг него и ждала. Баба Палажка помахала рукой своим и повернула назад к дверям. Она боялась, что не дождётся исповеди. А грех той ночи мучил бедную бабу, как адский огонь.

Только семигорцы застучали сапогами по железному настилу, как священник бросил исповедовать какую-то бабу, обернулся, поманил Палажку рукой и крикнул на всю церковь:

— Куда это вы, бабки! Идите ко мне исповедоваться! У меня шаг дешевле, чем у Мокрого Николая. Возвращайтесь! У меня исповедь дешевле шагом, да и епитимья больше.

Баба Палажка махнула своим, и вся ватага повернула от дверей обратно, и снова застучала сапогами по железному полу.

Пока Палажка исповедовалась, Мелашка вышла из церкви и села между длинными рядами баб на церковных ступенях, под колоннами. Рядом, недалеко от неё, сидела старая просфорница и продавала просфоры.

Мелашка задумалась. Третий день она жила в Киеве — как в раю. Она вспомнила, что через день ей надо возвращаться домой, и тяжело вздохнула. Слёзы выступили у неё на глазах. В Киеве она не видела ни свекрови, ни свёкра, ни Мотри, не слышала от никого дурного слова. Никто тут ей не пилил мозги.

Просфорница услышала тот тяжёлый вздох, взглянула на молодицу и удивлённо на неё уставилась.

— Чего ты, молодушка, так тяжко вздыхаешь? — спросила она у Мелашки.

— Господи, как же тут в Киеве хорошо! А как подумаю, что надо возвращаться домой, — так будто через день умирать надо.

Мелашка рассказала просфорнице о своей беде. Добрая просфорница слушала и сочувствовала. В голове у Мелашки промелькнула странная мысль. Вдруг ей захотелось остаться в Киеве. Красота города, церквей, монастырей заслонила ей даже мысли о Лаврине.

— Возьмите меня, матушка, в прислуги. Я не вернусь домой.

— Хочешь — оставайся помесячно. Работа у меня одна — печь просфоры каждый день, — сказала просфорница.

Мелашка понравилась просфорнице, а та как раз только что рассталась со своей прислугой.

— Тут, в церкви, есть наши односельчане. Спрячьте меня, матушка, у себя в доме, пока они из Киева уедут.

Просфорница отвела её к себе. Дом был прямо у кладбища, при церкви, на нижнем этаже большого здания. Только вход в дом был за воротами, на втором дворе. Просфорница привела Мелашку в пекарню. Пекарня была небольшая, но высокая, с одним большим окном, затянутым железной решёткой. Под окном от стены до стены стоял длинный стол. Весь он был уставлен просфорами — большими, маленькими и совсем крохотными. На кровати возле печи, на подушках, застеленных белой простынёй, лежали большие просфоры, как караваи. Прислуга печатала просфоры специальным штампом.

Просфорница велела Мелашке вымыть руки и поставила её в конец стола — лепить просфоры. Мелашка катала тесто и всё поглядывала на дверь. Она боялась, как бы Палажка не высмотрела её.

Большая печь уже была растоплена и пылала жаром. Сквозь дверь было видно маленькую комнату, где жила просфорница. В комнате было чисто и уютно, как в веночке. На кровати белели подушки. На окне, между зелёной листвой, алели китайские розы. Возле икон в широких золотых рамах мерцала лампадка. На Мелашку словно подул тихий тёплый ветерок летнего дня — такой мир разлит был в этих покоях. Она катала просфоры, а её мысли летали в Семигоры, к Лаврину. Слёзы закапали из глаз. Она вытерла их рукавом.

«Не вернусь домой, останусь здесь, что бог даст — а дальше что будет, то и будет», — думала Мелашка, утирая слёзы рукавом.

А тем временем баба Палажка выстояла службу, причастилась и повела баб из церкви. Она хотела везти их в пещеры, но на кладбище оглянулась — и заметила, что Мелашки нигде нет.

— Где же это делась Мелашка? — спрашивала Палажка, оглядываясь вокруг. — Может, осталась в церкви?

Палажка вернулась к дверям — пономарь уже запирал церковь на замок.

— Куда ж она пошла? Может, где-то за церковью? — гадали бабы.

Палажка с бабами обошла вокруг церкви, заглянула в сарай, обыскала весь двор — Мелашки нигде не было.

— Ох, господи! Где же она запропала? — причитали бабы и сели на ступеньки под колоннами.

Сидели, сидели, ждали-ждали — а Мелашки всё не было.

— Куда это её нечистый унёс? — уже бранилась Палажка. — А может, она потянулась с другими людьми. Чего нам её ждать.

— Ну да, пойдём, а то ещё и в пещеры опоздаем.

Бабы поднялись и торопливо пошли с кладбища.

Вечером бабы вернулись из Лавры за Мелашкой — а та всё не приходила. Палажке надо было снова идти в Лавру на диание, чтобы кушать паску в Лавре, а Мелашка будто в землю провалилась. Бабы побывали в Лавре, дождались святынь, разговелись, снова вернулись на Подол — а Мелашки всё нет. Они заволновались и бросились искать её по монастырям, расспрашивали паломников — ничего не добились. Просидели в Киеве ещё день-другой — и пошли домой в Семигоры.

Баба Палажка, вернувшись в Семигоры, побоялась идти к Кайдашам — рассказать про Мелашку. Пришла к себе и села. Но по селу уже пошёл слух, что Мелашка где-то отбилась от своих и не вернулась в Семигоры. Этот слух дошёл до Кайдашев. Принесла его баба Параска Гришиха, злейший враг Палажки, известная на всё село сплетница.

— Христос воскрес! Со святками вас, будьте здоровы! — сказала Параска, переступая через порог у Кайдашев.

— А вы знаете, где ваша Мелашка? Наша Палажка свою ораву где-то в Киеве растеряла. Водила, водила — пока доводилась. Мелашка осталась в Киеве, а, может, ушла за границу на заработки или в Бессарабию. Вот вам правда! Палажке только слепых бродяг по сёлам водить, а не людей по Киеву.

— Да я уже слышала от людей в селе, — сказала Кайдашиха. — Палажка завела нашу Мелашку, наверное, где-то под греблю, а сама и не показывает глаз.

— А ты знаешь, зачем она каждый год в Киев на паску ходит? Она всю ночь в Братском монастыре обнималась и целовалась — не знаю уж, с монахами или с чёртом. Она там все ходы знает! Погоди, принесёт ещё из Киева второго байстрюка, одного уже имеет — ещё и твою невестку научит добру.

Параска рассказала Кайдашам всю историю про бабу Палажку и её ночную «приключку» в Братском монастыре на Великую Пятницу.

— Ты, Кайдашиха, не пускай больше Мелашку с ней в Киев, если ещё вернётся. Теперь я знаю, как она там разговляется, — говорила баба Параска.

Лаврин стоял, ни жив, ни мёртв. Руки у него опустились.

— Ой, господи! Что же нам теперь делать? Где искать Мелашку? Завела та старая — да чтоб её провалило! — говорила Кайдашиха.

— Пойди в волость и попроси, чтоб послали её в Киев искать Мелашку. Пусть знает, как за поводыря быть, — настаивала Параска. — Да иди и морду ей набей, да по затылку хорошенько настучи. Жалко, что не завела мою невестку — я бы ей Киев показала.

— Это из-за вас Мелашка нас покинула, — сказал Лаврин.

— Вот ещё! Из-за меня! Что ты выдумываешь! Разве я её в затылок гнала в Киев? — возмутилась Кайдашиха.

— Вы её грызли, грызли — и догрызлись. Если Мелашка пропадёт — я вам этого не прощу, — сказал Лаврин, бледный, как смерть.

— А ту старую ведьму я за волосы потащу в Киев, пусть ищет мне Мелашку.

— Конечно, за волосы, да ещё и кнутом сзади подгоняй! — поддакивала Параска. — Чего вы сидите? Думаете, она сама к вам придёт? Идите, расспросите, прижмите коленом — она и скажет, где девала Мелашку. Пущай ведёт на спасение!

— А и вправду, Параско, ты дело говоришь, — сказала Кайдашиха. — Пойдём, да допытаемся у той дурисветки. Может, знает, где Мелашка, да только скрывает.

— Конечно, идите всей гурьбой и насядьте на неё — сразу признается, где водила старцев, — подстрекала Параска.

Кайдаш, Кайдашиха и Лаврин пошли вместе с бабой Параской к Палажке.

Палажка сидела на завалинке под хатой и грелась на весеннем солнце. Завидела Кайдашев с Параской у ворот, догадалась, зачем они к ней идут, и немного испугалась.

— Христос воскрес, Палажко! — сказала Параска. — А я вот тебе гостей привела и сама в гости пришла.

Баба Параска отворила ворота, впустила Кайдашев, снова заперла, опёрлась на них обеими руками, положила голову на руки и только поглядывала на Палажку весёлыми серыми глазами. У неё губы улыбались, будто кто-то намазал их свежим мёдом. Она настроилась смотреть комедию.

Баба Палажка не ответила на приветствие. Только сверкнула на неё своими злыми чёрными глазами. Кайдаши обступили Палажку.

— Ну что, Палажко! Водила-водила нашу Мелашку — да и завела! — сказала Кайдашиха. — Где наша молодица?

— А разве я знаю, где она? Отбилась от нас у церкви на Подоле, ещё и нам хлопот наделала. Мы из-за неё целых два дня по Киеву бегали, по монастырям, по церквям.

— Почему ж ты хоть к нам не зашла, не сказала? — спросил Кайдаш.

— Где вы, бабка, дели Мелашку?! — кричал Лаврин.

— Куда вы её завели? Зачем оставили в Киеве?

— Да что вы такое говорите! Разве я её в пазуху спрятала, или съела? Завела и завела… Что, Мелашка — малая дитина, чтоб я её за руку водила?

— Зачем вы её подговаривали идти в Киев? Зачем явились к нам со своими выдумками, распустили языком про чудеса? На что заманили молодицу? — кричал Лаврин, скрестив руки на груди.

— Какие выдумки? Я рассказывала про чудеса, а не про какие-то враки. Сам бреши, ты от меня моложе! Не для того я хожу каждый год в Киев, чтобы лгать! У тебя, Лаврине, ещё молоко на губах не обсохло, а ты уже на преподобных жен наговариваешь!

— Идите, бабка, в Киев и ищите Мелашку! А не пойдёте — я вас силой потащу! — сказал Лаврин.

— Конечно, тащи за волосы, да ещё кнутом сзади подгоняй! — крикнула с-за ворот баба Параска.

— А тебе какое дело? Чего ты пришла ворота портить? Вон, обслюнявила, как бешеная корова! — крикнула с заваленки баба Палажка.

— Я, бабка, в волость пойду жаловаться на вас!