Этот образ, на основании закона ассоциации образов, вызывает соответствующие образы зрения, обоняния, осязания — и наша дремлющая фантазия за одну сотую долю секунды создает в нашем воображении полный, пластичный, живой образ пожара — в ту же минуту человек, охваченный страхом, вздрагивает во сне и кричит "сквозь сон": "Спасайте! Горит!"
Уже из этого краткого примера видно, насколько много общего между творчеством сновидческой и поэтической фантазии. Прежде всего, в обоих случаях процесс происходит бессознательно, "мозг функционирует как чистый продукт природы, а не как источник субъективного, рефлективного сознания" (D u Р r е l. Ор. cit., 19). В обоих случаях наша душа переживает иллюзию, будто созданный бессознательной деятельностью мозга мир образов — это нечто реальное, внешнее, находящееся вне нашего "я". В обоих случаях результат весьма схож — наглядные, пластичные образы. Как известно, призраки сна отличаются такой несравненной пластичностью, таким ярким колоритом, каких в реальности мы обычно не переживаем, или переживаем в состоянии крайнего возбуждения — в горячке, галлюцинациях.
Сон, как видно из сказанного, — это "попытка мозга объяснить какое-либо воспринятое им впечатление". Вот почему большинство наших снов имеет, так сказать, аналитический характер: у меня в ноге заноза, во сне я чувствую боль, — и мне снится, что меня кусает змея или собака. Из подушки вылезло перо и щекочет мне шею — мне снится, что кто-то подошёл и пальцами щекочет меня по шее. То, что в действительности является одним моментом или каким-то состоянием, сонная фантазия разворачивает в круг, в целый драматический процесс. Но то же самое делает и поэт. Состояние чумы в деревне поэтическая фантазия рисует целым рядом пугающе пластичных образов:
Чума с лопатой шла,
Рыла-рыла могила́,
И трупами ямы клала,
И "со святыми" не пела.
То по городу, то по сёлу
Мела себе, как метлою.
Здесь поражает не только выразительность отдельных образов, но и их богатство и разнообразие: чума является и как могильщик с лопатой, и как дьяк, который идёт за покойником, не распевая, и как хозяйка, сметающая зерно метлой — совсем как во сне одно и то же впечатление, если оно устойчиво и интенсивно, вызывает последовательно разные образы, которые плавно перетекают один в другой. Мне во сне становится тесно в груди, и в ту же секунду фантазия дополняет картину причиной: за мной гонится медведь, я бегу, натыкаюсь на глубокий овраг и падаю в пропасть.
Сонная фантазия не только репродуктивна, но и творческая: она способна представить нам такие образы, такие сцены и ситуации, которых мы в жизни никогда не видели и не переживали. Она умеет комбинировать всё это из огромного запаса наших обыденных впечатлений и идей, пользуясь усиленной во сне лёгкостью ассоциации идей. Для сонной фантазии открыты все тайные закоулки нашей нижней, подсознательной памяти, все сокровища давних, забытых, затёртых впечатлений с самых ранних лет — всё то, что сознание наяву с трудом может извлечь из памяти, а может и вовсе не способно. И над всеми этими сокровищами сонная фантазия царит безгранично, всевластно. Лёгкость ассоциации этих образов во сне — колоссальна именно из-за отсутствия контроля со стороны сознания и рефлексии. В этом господстве над сферой нашего подсознательного и в лёгкости комбинирования кроется весь секрет силы и богатства нашей сновидческой фантазии, а также — секрет силы и богатства поэтической фантазии. Мы уже указывали в предыдущей главе, как часто поэт, казалось бы, нарушает обычные правила ассоциации идей, с какой лёгкостью он сводит воедино и комбинирует образы, которые в обычном воображении трудно соединить, и как при помощи таких далеких ассоциаций он вызывает в нашей душе именно те впечатления, которые хотел вызвать, заставляя нас в известной мере переживать то, что его фантазия очаровала перед нами словами.
Кроме тех снов, в основе которых лежит прямое, внутреннее или внешнее раздражение нервов и которые я бы назвал аналитическими, существует ещё другая категория снов. Известно, что наша духовная жизнь в пределах сознания состоит из двух категорий явлений: 1) впечатления — образы и их комбинации — мышление, и 2) аффекты — чувства — страсти. Так вот, если аналитические сны соответствуют более или менее первой категории, вернее — её двум нижним ступеням, то второй категории соответствуют сны, которые можно было бы назвать символическими. То, что наяву мы называем абстрактными понятиями, во сне мы порой видим в каком-то конкретном образе, взятом из весьма далёкой от предмета сферы. Так, влюблённому часто снятся яркие, благоухающие цветы; человеку в радостном, ясном настроении снится, что он купается в чистой воде; в молодости, когда физические и духовные силы достигают полного расцвета, нам часто снится, что мы летаем в воздухе или перескакиваем через широкие рвы, а то и дома; человеку, который боится нападения врагов или пережил такую напасть, снится, что его кусают собаки; тому, кто узнал о страшном, неожиданном событии, снится, что он падает в пропасть и т. п. Эта символика сновидческих образов с древнейших времён привлекала внимание людей и стала основой гадания по снам (онейромантии), приписывая снам вещий, пророческий смысл. Примечательно, что т а ж е способность к символизации является также одной из характерных черт поэтической фантазии.
Поэтическая фантазия, так же как и сновидческая, не любит абстракций и обобщений и охотно передаёт их языком конкретных образов. Шекспир называет смерть "старым звонарём" или "лысым пономарём"; Ленау символизирует минувшее такими картинами:
Friedhof der entschlafnen Tage;
Schweigende Vergangenheit.
Du begrabst des Herzens Klage,
Ach, und seine Seligkeit!
Особенно богата символикой поэзия Шевченко. У него тоска выражается образом: "Серце плаче та болить" ("Сердце плачет и болит"), смерть предстает в образе косца, который
Понад полем іде,
Не покоси кладе,
Не покоси кладе — гори,
Стогне земля, стогне море,
Стогне та гуде.
Его думы — это "сизые голубята", что прилетают "из-за Днепра... в степь погулять", проблеск радости после долгих дней печали он изображает так:
І стане ясно перед ним
Надія ангелом святим,
І зоря, молодість його
Витає весело над ним.
(II, 14).
Моральное падение человека он изображает такими словами:
Ви ж украли,
В багно погане заховали
Алмаз мій чистий, дорогий,
Мою, колись святую душу.
Молчание его знакомых во время ссылки он передаёт предельно пластично:
А їм неначе рот зашито,
Ніхто й не гавкне, не лайне,
Неначе й не було мене.
(II, 15).
Таких символических образов множество почти в каждом произведении нашего Кобзаря; их богатство, естественность и пластика — лучшее доказательство его огромного поэтического дара. Читая их, мы ясно видим, что он не подыскивал их, не мучился, сочиняя их, — они сами текли у него из-под пера, потому что его поэтическая фантазия, как и сновидческая фантазия каждого человека, была властной госпожой огромного сокровища впечатлений и идей, накопленного в глубинной памяти поэта, и она так же просто и без усилий говорила конкретными образами, как обыкновенный человек — абстракциями и логическими выводами.
III. ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ
Приступая к продолжению прерванного в прошлом году разговора о различных элементах поэтического творчества, я хотел бы посвятить эту главу его эстетическим основам. Эстетика, от греческого слова "чувство", означает, собственно, науку о чувствах в самом широком смысле этого слова (Empfindungslehre), то есть о роли наших чувств в восприятии впечатлений внешнего мира и в воспроизведении образов этого мира наружу. Правда, теперь всё это стало областью психологии, а для эстетики осталась только та её часть, которая относится к красоте — будь то в природе или в искусстве. Поэтому и мы, не вдаваясь в специальные психологические детали, ограничимся лишь рассмотрением роли отдельных чувств и воспринятых ими образов в поэзии, а также тем, какими способами поэзия, в аналогии или в противовес другим видам искусства, передаёт своим слушателям и читателям чувственные образы, чтобы вызвать в их душах именно то впечатление, которое поэт желает вызвать в данный момент.
1. РОЛЬ ЧУВСТВ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ
Всё, что мы знаем, является продуктом наших чувств — то есть поступает из внешнего мира в центры нашего мозга через посредство органов чувств. Мы познаём внешний мир не таким, каков он есть на самом деле, а таким, каким его показывают нам наши чувства; за пределами их у нас нет никакого способа познания, и весь прогресс наук и самого познания основан на том, что мы учимся контролировать материалы, передаваемые одним чувством, материалами, которые передают другие, а кроме того, в научной и поэтической литературе мы имеем накопленный бесконечный запас таких чувственных опытов, их комбинаций и абстракций, а также огромный фонд эмоциональных переживаний самых разных людей и многих поколений.
Но наш организм — это не только рецептивный аппарат: наряду с органами чувств, которые приносят нам впечатления внешнего мира, у нас есть органы собственной внутренней деятельности, не полностью зависящие от чувственных импульсов, хотя и неразрывно связанные с самой природой нашего организма. Все проявления функций этих внутренних органов мы называем общим именем "душа". Мы различаем несколько основных проявлений душевной жизни: п а м я т ь — то есть способность воспроизводить и повторять прошлые впечатления или вообще прежние импульсы и изменения в организме; далее — с о з н а н и е, то есть способность ощущать впечатления, импульсы и изменения как нечто отдельное от нашего внутреннего "я"; ч у в с т в о, то есть способность реагировать на внешние или внутренние импульсы; ф а н т а з и ю, то есть способность комбинировать и преобразовывать образы, доставленные памятью; и, наконец, в о л ю — то есть способность направлять наши физические или духовные силы в определённую сторону.
Если вдуматься в каждую из этих функций души, мы убедимся, что все они оперируют материалом, который им предоставляют наши чувства. А поскольку поэзия является результатом тех же душевных функций, неудивительно, что чувственный материал должен быть её основой. Всё это — элементарные вещи. Намного глубже в творческую лабораторию поэта ведёт другой вопрос: в какой мере отдельные чувства проявляются в поэтическом творчестве? В какой мере поэты используют впечатления, доставляемые отдельными чувствами?
Не все чувства одинаково важны для развития нашей души, и уже элементарная психология различает высшие и низшие чувства — то есть такие, которые имеют свои специальные и высокоразвитые органы (зрение, слух, вкус, обоняние), и такие, которые не имеют таковых (внешнее и внутреннее осязание).