Джуры казака Швайки Страница 6

— Взять этого бездельника!

Двое слуг набросились на Демка. Но уже через мгновение они сами помогали Тишкевичу нюхать пыль на вороньевской дороге. Однако третий, подкрадывавшийся сзади, ударил парня плашмя мечом по голове. Демко пошатнулся. На него тут же навалились, скрутили руки за спиной.

— Привязать к повозке, — приказал пан Кобильский. «Вот здоровяк, — подумал он про себя. — Из такого выйдет толковый охранник, если не дать лодырю бездельничать».

— Что вы делаете, нелюди! — закричал дед Кибчик, бросаясь к внуку. — Да он же еще дитя! Ему и пятнадцати нет!

— Дитя! — заржали слуги. — Ну и дитятко!

Что было дальше — Грыцик смотреть не стал. Он поспешил к другу. Да и не стоило мозолить глаза пану Кобильскому и его слугам. Увидят, что не у стада — шкуру снимут.

Двор Санька выглядел так, будто по нему прошлись свиньи. В воздухе еще кружило перо. Двери в хлев и в дом были распахнуты. Сам Санько всхлипывая пытался откатить от погреба несколько огромных камней. На лбу у него красовалась шишка величиной с кулак Грыцика.

— Кто это тебя? — спросил Грыцик.

— Да тот... — всхлипнул Санько. — Тишкевич и ещё двое.

— А тётка Мокрина где? Она ж сильная, как Демко. Испугалась Тишкевича?

— Не испугалась. Они квасу попросили. А когда мама спустилась в погреб, — захлопнули двери и придавили камнями. А потом всё из хаты вынесли... И одежду, и подушки... и свёрток полотна. А мама мне из него обещала новую рубаху сшить...

— А мне — штаны, — печально сказал Грыцик. — Ну ничего, я им это припомню...

И друзья принялись откатывать камни от дверей. Грыцик работал молча. Он о чём-то думал. А когда мать Санька выбралась из погреба и кинулась к воротам, чтобы разобраться с Тишкевичем, Грыцик сказал:

— Не надо, тётя Мокрино. Сейчас они улетят так, что собаки не догонят.

А слуги пана уже заканчивали облаву. С повозок раздавались пронзительные визги свиней, блеянье овец, гогот гусей. Демко стоял среди мальчишек, пытаясь стереть с лица кровь, но не мог: руки были крепко связаны за спиной.

— Прикажете выступать? — спросил Тишкевич у пана Кобильского.

Тот открыл рот, но не успел сказать ни слова — с верхней улицы донеслось отчаянное:

— Спасайтесь!

На околицу выскочили двое мальчишек. Опытный взгляд Тишкевича сразу узнал в них вороньевского пастушка и того самого парня, чью мать они недавно заперли в подвале. Мальцы летели сломя голову к толпе вороньевцев, оборачивались и кричали:

— Бегите! Татары идут!

Слуги мигом вскочили на коней и с паном понеслись так, что пыль столбом. За ними метнулись в дома и вороньевцы. Хватали малышей и кто куда — одни к болоту, другие — к старому городищу, скрыться за валами.

— Стойте! — крикнул Грыцик. — Остановитесь, никаких татар нет!

На него обернулись с недоверием. Но суета постепенно стихла. А когда вороньевцы поняли, в чем дело — над селом взметнулся такой хохот, что, пожалуй, и пан Кобильский его услышал.

Но слугам было не до того. Они вихрем пронеслись мимо ошарашенных стариков-пастухов, едва не растоптали быка Петрика, что прилёг отдохнуть — и исчезли в Каневецком лесу.

А вороньевцы всё еще держались за животы. Кто-то уже и смеяться не мог — лежал под изгородью и тихонько постанывал.

— Дурни, чего ржёте? — вдруг заорал дед Кибчик. — Вот вернётся пан — тогда заржёте на коренных!

Смех понемногу утих. Над Воронёвкой повисло растерянное молчание.

— А и правда, — сказал кто-то. — Что теперь делать?

Дед Кибчик лишь вздохнул.

— Там видно будет. Для начала — всё на место вернуть. Потом этих двух сорванцов куда-то спрятать. Пусть пасут скот подальше от дороги. Пан таких шуток не прощает. Пусть дня три в село не возвращаются.

— А мы как? — спросил Тодось Невмывака, тоже привязанный к повозке, стоявший рядом с Демком.

Дед Кибчик вздохнул ещё тяжелее.

— Этого не скажу. Каждый пусть сам решает.

— Тогда уж лучше я в казаки подамся, — сказал Тодось и обратился к Демку, который медленно разминал затёкшие руки. — Пойдём вместе?

Демко посмотрел на деда. Тот молчал.

— Да я бы... — нерешительно начал Дурная Сила. — Я бы у-у-ух! Только деда жалко.

БУГАЙ ПЕТРИК

— Не бойся, Санько! Он только с виду страшный. А на самом деле — добрый. Правда, Петрик, ты сегодня добрый?

Петрик и сам ещё не решил, каким ему сегодня быть. Потому он низко опустил тяжёлую голову с мощными рогами и из-под лобья уставился на двуногую букашку, которую к нему подвёл маленький хозяин. Не решив, добрым быть или грозным,

Петрик на всякий случай скреб рогом землю и глухо заревел.

Двуногую букашку как ветром сдуло.

— Та не бойся, я тебе говорю! Подойди ближе. И травы ему нарви. Петрик любит травку из рук. Правда, Петрик?

Но ноги Санька двигаться отказывались. Легко Грыцику говорить — подойди! Они с Петриком давно знакомы. А он, Санько, впервые стоит перед такой махиной рогов и мышц. Хоть что-то внутри и подсказывало, что бояться не надо. Но кто знает, что у Петрика сейчас в голове? Вдруг захочет расправиться с ним, как той весной с двумя волками? Или с молодым туром, что месяц назад неосторожно вышел из леса? Тот и зареветь не успел...

Если бы не пришлось так срочно спасаться из Воронёвки — ни за что бы не подошёл к этому чудовищу. Но деваться некуда. Кто знает, сколько ещё придётся тут прятаться...

Медленно, шаг за шагом, Санько приближался к грозному быку. Наконец, тот лизнул язык и жадный пучок травы оказался у него во рту.

— Ну вот, а ты боялся, — заметил Грыцик. — А теперь можешь ещё нарвать. Только не суетись, а то подумает, что убегаешь.

Вторую охапку Санько протянул уже без особого страха. А за третьей Петрик пошёл сам. Жуя, поднял голову и подставил горло.

— Хочет, чтобы ты его почесал, — объяснил Грыцик. — Он это любит не меньше, чем траву.

Санько чесал Петрику горло и удивлялся: как это он только недавно боялся даже подойти к этому лютому на вид зверю? А на деле — вон аж глаза от удовольствия закрыл. Прямо как их Мурчик, когда его гладишь.

А Петрик тоже удивлялся. Никогда никого не любил — кроме своего стада и маленького хозяина. Ну, коров — это понятно. Он ведь их вожак. А вожак обязан заботиться о своих. А маленький хозяин всегда водит туда, где самая вкусная трава и самая сладкая вода. И почесывает его за ухом или под горлом. Но, оказывается, есть ещё одно существо, чьё прикосновение так же приятно, как и хозяина.

«Диво, да и только», — подумал бы Петрик, если бы умел думать. Но он не умел. Потому просто довольно вздохнул и отвернул голову, чтобы новенький почесал ещё и за ушами.

— Надо же! — искренне удивился Грыцик. — Не думал, что он так быстро тебя примет.

Было тепло и тихо. Так тихо, что казалось, кроме них и высокого синего неба в мире больше ничего нет. Разве что на пригорке у дороги виднелась согнутая фигура деда Николы. Дед не спускал глаз с дороги, ведущей к поместью пана Кобильского.

— Следите за мной, — сказал он утром. — Если за вами поедут — я дам знак.

Сначала друзья только и делали, что поглядывали в его сторону. Но потом нашлось дело. Грыцик притащил из своего схрона бесценные для каждого вороньевского мальчишки сокровища: несколько настоящих татарских луков с колчанами, полными стрел, с полдюжины ножей и три сабельки — тоже татарские. Всё это он когда-то нашёл у старого городища сотника Сидирка.

— Надо бы их почистить, — заметил он, рассматривая оружие. — Глянь, как заржавело!

И друзья взялись за дело. Через час оружие сверкало на солнце так, что глаза слепило. А коли уж оружие сверкает — почему бы не попробовать его в славной битве?

— Ха! — выкрикивал Грыцик точь-в-точь, как дед Кибчик, когда рубит дрова.

Санько не выкрикивал: его мама дрова рубила молча. Неподалёку стоял бык Петрик и неодобрительно мотал головой. Ему не нравилась эта возня и звон сабель. Но сегодня у него было прекрасное настроение. Это он уже знал точно.

К обеду, когда солнце стало припекать как следует, Грыцик отнёс свои сокровища обратно в схрон. После чего ребята легли в тень и стали играть на дудках. Вокруг них тут же собрались с два десятка коров. Те надеялись, что дудки в руках мальчишек заиграют как в руках, скажем, деда Николы. Но дудки то квакали, то мяукали, то визжали, как голодные поросята. Коровы послушали-послушали — и разошлись. А бык Петрик, пожалуй, впервые пожалел, что у него сегодня хорошее настроение.

За этим занятием мальчики и не заметили, как дед Никола махнул рукой и спустился с холма. Опомнились только тогда, когда на дороге показались двое всадников. Это были слуги пана Кобильского.

Грыцик вскочил на ноги и огляделся. До Чёртова яра было далеко. Единственной защитой оставался бык. Он схватил друга за руку и потянул за Петрикову спину. А тот, хоть и был в хорошем настроении, сразу понял, отчего так заволновались его маленькие друзья. Петрик пригнул тяжёлую голову в сторону чужаков и грозно зарычал.

Всадники нерешительно остановились. Они уже слышали о норове этого мощного рогатого странника. Но знали и то, что трогать Петрика нельзя. Ведь он — панское добро.

— А ну, бездельники, идите-ка сюда! — рявкнул усатый слуга.

— А вы нам ничего не сделаете? — спросил Грыцик.

И это почему-то взбесило младшего всадника. Он хлестнул плетью по сапогу и зло оскалился.

— Гляди, ещё и огрызается! Слышал, что тебе сказали?

— Не подходите, — предупредил Грыцик. — Видите, бык сердится!

И правда — на Петрика находил гнев. Он гневно скреб землю копытом, глаза наливались кровью.

И тут Санько не выдержал. Он заметил, что между ними и всадниками встали ещё несколько коров.

— Бежим! — крикнул он Грыцику и кинулся в сторону Чёртова яра.

Младший из пришельцев пришпорил коня и ринулся наперерез. В тот же миг Петрик с неожиданной стремительностью бросился ему навстречу.