Джуры казака Швайки Страница 5

Застыл и долго прислушивался к глупой ночи. Глаза почти ничего не видели, но сердце подсказывало: что-то здесь есть. Жаль, не взял с собой верного Барвинка. Думал, что на своей земле ему ничего не грозит. Ну что ж, будет наука на будущее…

Швайка свернул в чащу и спешился. Держа Ветрика на поводке, осторожно двинулся параллельно лесной дороге. Пройдя шагов сто, услышал, как под чьей-то ногой хрустнула ветка. Глаза, привыкшие различать хотя бы очертания в такой тьме, уловили на краю дороги несколько конных фигур. Рука сама потянулась к луку. Что нужно этим ночным незваным гостям? Кого они поджидают?

Один тихо кашлянул в рукав. Затем произнёс:

— Будто кто-то ехал. Или, может, показалось?

И снова тишина. Долгая, тревожная.

— Где же этот проклятый Швайка? — снова заговорил тот, кто кашлял. — Может, по другой дороге пошёл?

— Помолчи, — посоветовал другой и щёлкнул зубом.

— И чего это наш пан так на него обозлился? — спросил третий.

— Заткнитесь, псы, — зло прошипел тот, кто щёлкал зубами. — И молчать, ясно? Если не прикончим этого мужика, псуйся всё, лучше нам к пану на глаза не показываться…

Швайка стиснул зубы. Вот оно как! Не простил ему пан Кобыльский, решил отомстить. Что ж, этого стоило ожидать…

Если бы это были татары, Швайка бы не колебался ни секунды. Даже отсюда, не показываясь, мог бы уложить всех пятерых.

Но перед ним были не татары. Свои, родные по крови, подстерегали его.

Швайка тяжело вздохнул. Затем описал широкий круг и вышел на дорогу далеко за засадой.

«Ждите, хлопцы, ждите, — с грустной усмешкой подумал он. — Не миновать вам кнутов пана Кобыльского…»

ПАСТУХИ

Грицик пас скот не один. Вместе с ним было ещё трое стариков-пастухов. Обычно, когда стадо ложилось отдыхать, старики собирались вместе — и тогда начинались такие разговоры, что у Грицика аж дух захватывало.

О чём только не говорили деды! И о боях с татарами — кто ж из вороневцев с ними не воевал? Даже в мирные времена. И о казацких походах, и о нечистой силе, которую видели своими глазами.

А бывало, дед Николай начинал говорить по-татарски, а Грицик повторял за ним. Дед знал татарский почти как настоящий татарин, ведь целых пять лет провёл у них в плену.

Но так бывало не каждый день. Всё зависело от быка Петрика. В целом, бык терпел стариков и даже иногда слушался их. Но бывало, на Петрика находило что-то дикое, и бедные деды спасались от него на деревья, сидели там тихо, как голубки, пока бык сам не утихомирится. А за Грициком Петрик бегал, как щенок. Даже когда бушевал.

Вот и сегодня Петрик был в дурном настроении. Поэтому мудрые деды решили, что Грицик — а вместе с ним и Петрик — должны держаться от них подальше.

— Уже не те года, чтобы по деревьям скакать, — объяснил Грицику дед Николай. — Так что, мальчик, бери своё чудище и погуляй где-то, пока оно не угомонится.

Вот и сидел теперь Грицик в стороне и от нечего делать мастерил свирель из калины. Одну себе, а другую — своему лучшему другу Саньке. Впрочем, вороневские мальчишки относились к Саньке настороженно. И было за что. То среди игры вдруг отойдёт в сторону, сядет на бугорке и будто бы к чему-то прислушивается. Или, ни с того ни с сего, заявит: за Городищем тёлка в болото залезла. Бегут туда — и правда.

Ещё Саньку считали маменькиным сынком, потому что тётка Мокрина его от себя и на шаг не отпускала.

Но Грицику до того было всё равно. Главное — Санька верный товарищ и всегда делится: то краюшкой хлеба, то кусочком сала. И тётка Мокрина тоже хорошо к нему, к Грицику, относилась. Вот позавчера накормила обедом и обещала штанишки справить…

Стояла тишина. Дул тёплый ветерок. Неподалёку бродил Петрик — то щипал траву, то коротко и глухо ревел. А деды сидели на холме и о чём-то разговаривали. Вдруг они дружно скатились вниз и поспешили к лошадям, пасущимся в кустах у опушки.

— Куда вы? — вскочил Грицик.

— Кажется, пан Кобыльский едет, — отозвался дед Николай и хлестнул своего старого коня, который уже бегать разучился. — Так что, сынок, побудь за нас. Может, тебя Петрик и спасёт.

Когда пан Кобыльский приезжал, дедам частенько доставалось плетью по спине. То скот плохо пасут, то не там поят, то ещё что.

Сначала за лесом поднялась пыль. Вскоре из неё вынырнула колонна из двух десятков всадников. Впереди, в роскошной одежде, ехал пан Кобыльский.

Пан, как и Петрик, был сегодня не в духе. Всё сопел, хмурился и смотрел на челядь так, что те невольно съёживались. А Тишкевич вообще старался лишний раз на глаза не попадаться. Потому ехал сзади.

Пан Кобыльский отправился в поездку не просто так. Если уж этот проклятый Швайка говорит, что татары придут — значит, придут. Швайка ещё ни разу не ошибался.

А от татар как-то нужно защищаться. Поэтому пан Кобыльский решил собрать в своём имении как можно больше взрослых мужиков, которые ещё не подались в днепровские плавни. Заодно и запастись провиантом, потому что неизвестно, как себя поведут татары в этом году. Может, просто пройдут мимо каневского городища, а может, осадят его до тех пор, пока переяславский староста не соберёт войско. А питаться ведь чем-то нужно…

О том, что окрестным сёлам тоже надо как-то обороняться и питаться, пан Кобыльский думал меньше всего. Это их, мужицкое, дело. Да и брать он собирался не всех мужчин, а только тех, кто в силе.

Кроме того, пана Кобыльского беспокоило, что без его присмотра остались гуляки, ушедшие в казаки. Ведь ему должна была причитаться десятая часть их добычи. А кто же её подсчитает, кроме него самого? Сам он, конечно, не поедет в плавни. Надо послать кого-то из своей челядни, раз уж этот проклятый Швайка отказался. А с самим Швайкой он ещё встретится…

За поворотом дороги показались пышные приусадебные луга. Ближе всех паслось стадо первородок. Лицо Кобыльского просветлело. Хорошенькие тёлки — упитанные, резвые. И все до одной его собственность.

Слуги сразу заметили панскую улыбку. Кто-то подхалимски воскликнул:

— Ох, и хороша же у нашего пана скотинка!

— Скотинка-то скотинкой, — вмешался другой, — но ты глянь на быка. Не бык, а настоящий Вельзевул! Только разве что дым из ноздрей не валит. От такого и сам король бы не отказался.

Пан Кобыльский довольно покрутил рыжие усы. Ага, от такого быка и сам король бы не отказался…

Череду пас мальчишка лет тринадцати. Он стоял рядом с быком и без особого страха смотрел на всадников.

— Эй, ты, — крикнул пан Кобыльский. — Подойди-ка сюда!

— Не могу, — ответил мальчик. — Петрик сегодня очень злой. — И тут из задних рядов выскочил Тишкевич.

— Как ты смеешь, негодяй, перечить пану? Слышал, что он сказал?

Он поднял нагайку и пустил коня вскачь. Но не успел проехать и десяти шагов, как Петрик выступил вперёд и заревел так, что Тишкевич и не заметил, как оказался на старом месте.

Пан Кобыльский громко рассмеялся. Ему уже рассказывали, как Петрик загонял пастухов на деревья. А ещё говорили, что слушается бык только одного мальчишки. Только тот может и успокоить его, и, как пса, натравить на кого угодно.

— Вот это охранник! — засмеявшись, сказал пан Кобыльский. — Не то что вы… — И он презрительно махнул рукой на слуг. — Как тебя зовут? — обратился пан к мальчику.

— Грицик, — ответил тот.

— Хорошо, — сказал пан Кобыльский. — Когда заберу Петрика в свой двор, придёшь с ним. А где остальные? Что, шкодили и боятся на глаза показаться?

— Да нет, — возразил Грицик. — Там, вон, с той стороны. Смотрят, чтобы какая тёлка в болото не залезла.

— Ну, пасите, — разрешил пан Кобыльский. — Только смотрите у меня!

И для верности погрозил Грицику кнутом. Затем повернул коня к дубраве, за которой была Вороновка.

Едва всадники скрылись в лощине, как старики-пастухи словно из-под земли вынырнули.

— Ну надо же, — удивлённо проворчал дед Николай, — Петрик-таки защитил малого! А что пан говорил?

— Да ничего особенного, — ответил Грицик. — Спрашивал, куда вы подевались.

— А ты что?

— А я сказал, что вы с той стороны стадо стережёте, чтобы телка в болото не полезла. А там ведь и болота-то нет.

— Молодец, — похвалил его дед Николай.

— Дед, а можно я в село сбегаю? — попросил Грицик. — Посмотрю, чего они туда приехали.

— Беги, беги, — согласился дед. — Заслужил. Потом расскажешь, с чем пан пожаловал.

— Может, чего хорошего привезли, — предположил второй дед, Никита.

— Держи карманы шире, — усомнился дед Николай. — Когда это ты видел, чтоб он с добром приезжал? Нет, это был бы кто угодно, только не пан Кобыльский.

ГРИЦИКОВЫ ШУТКИ

Грицик мчался напрямик. Но как бы он ни спешил, всё равно опоздал. Над Вороновкой уже стояли женские вопли и крики. Слуги пана хватали всё подряд и несли на окраину, куда Тишкевич уже согнал с десяток вороневских телег. Возле них переминались с ноги на ногу те мужики, что не ушли в казаки и теперь должны были защищать пана Кобыльского от татар. А чтобы не сбежали, их привязали к телегам. Сам Кобыльский, красный как рак, сидел на коне и размахивал кнутом перед лицом деда Кибчика.

— А где остальные? Куда остальные подевались, спрашиваю?

— В казаки подались, — буркнул в ответ дед Кибчик. Хотя старик и опустил голову, но время от времени так поглядывал на пана, что тому становилось не по себе.

— Как стоишь?! — возмутился старший слуга Тишкевич. Щёлкнул больным зубом и замахнулся на старика кнутом. — Что, забыл, кто перед тобой? Сейчас напомню!

— Не трогайте деда! — донеслось из толпы, и вперёд вышел Демко по прозвищу Дурная Сила.

Тишкевич заморгал от изумления.

— Что-о?! — пронзительно взвизгнул он, придя в себя. — Это ты мне говоришь?

— Вам, а кому ж ещё, — подтвердил Демко.

— Тогда получай!

Свистнула нагайка, обвилась змейкой вокруг плеча Демко. Но тот и бровью не повёл. Только глаза сузил.

А Тишкевич снова повернулся к деду Кибчику и замахнулся. Но опустить кнут не успел. Демко так сильно толкнул его в плечо, что тот влетел в пыль лицом вперёд.

Пан Кобыльский вздрогнул, будто толкнули и его.

— Ты поднимаешь руку на моего слугу?! — взревел он и повернулся к остальным.