Джуры казака Швайки Страница 36

— А тут дело опасное. Мало ли что может случиться. Так что не дуйся на меня, Санько, как мышь на крупу. И не плачь. Придёт и твой черёд, парень…

ПО ТАТАРСКОМУ СЛЕДУ

Больше недели никто ничего не слышал о Швайке и его спутниках. Вырвизуб с Остапом уже начали всерьёз беспокоиться.

— Не случилось ли чего с Пилипом? — раз за разом спрашивали они друг друга. Потом синхронно переводили взгляд на Санька. — А ты что скажешь, парень?

Санько не знал, что ответить. Что-то в душе подсказывало: над Швайкой и его товарищами нависла смертельная опасность. Но какая — понять не мог. Да и никто бы не смог, даже из самых больших ведунов. Даже дед Кудьма, если бы был жив.

— Им очень тяжело, — вот всё, что мог ответить Санько на вопрос Вырвизуба с Остапом.

— Та уж тяжело, — соглашался Остап. — А кому сейчас легко?

Он всё ещё не мог поверить, что Санько способен предчувствовать то, что обычному человеку и не снилось.

На восьмой день на горизонте показались густые столбы дыма. Это свидетельствовало о приближении татарской орды. А под вечер на взмыленной лошади примчался Грицик. С ним были Барвинок и Горихвист.

— Татары пошли за Сулу! — прохрипел Грицик и с трудом сполз с коня. Он едва держался на ногах. Не лучше выглядел и его взрослый спутник.

— Похоже, уже прошли, — добавил Горихвист и надолго припал к ковшу с водой.

— А где ж вас так долго носило? — возмутился Вырвизуб. — Почему раньше не примчались?

— Потому что татары нас выследили, — ответил Горихвист, отрываясь от воды. — Перекрыли дорогу к Днепру.

— А Швайка?

— Тянет татар за собой по степи. Понимаете, позавчера утром едва выбрались мы из балки, где ночевали, как вдруг — татарский разъезд. Человек тридцать, не меньше. Они бы нас, может, и не заметили, если бы Кандыба не зевал.

— Ага, — вмешался Грицик. — Встал столбом и стоит. Мы уже вернулись в балку, а он всё ещё глазел на татар. Те тоже его заметили и бросились в нашу сторону. Тогда Швайка велел нам с Барвинком пробираться оврагами обратно, а сам сказал, что отвлечёт татар на себя…

— Отвлёк, но не всех, — добавил Горихвист. — Пятеро ордынцев увидели, что мы отделились, и пустились вслед. И вряд ли мы бы сюда добрались, если б не Барвинок.

— А что он сделал? — встрял Демко Манюня.

— Затаился в кустах, когда татары стали нас догонять, и набросился на переднего. Потом снова исчез. Пока татары орали что-то про оборотней, мы успели снова оторваться. А ещё Швайка просил передать, что ордынцы обвели его вокруг пальца, как дитя малое. Сначала шатались по степи небольшими отрядами, а потом слились в одну орду и рванули к Суле. Ребята едва успели поднять дым…

На следующий день появился и сам Швайка, весь исхудавший, чёрный от пыли. Кандыбы и Коломийца с ним не было. Что с ними случилось, никто не спрашивал. И так всё было ясно.

— Сколько их пошло за Сулу? — спросил дед Кибчик у Швайки.

— Тысяч десять будет, — не глядя ни на кого, ответил Пилип. — Вёл их Саид-мурза.

О Саиде-мурзе казаки уже слышали. В татарской степи не было воина злее. После его набегов в засульских сёлах оставалась только пустота. Саид-мурза сжигал всё, даже заборов за собой не оставлял.

Вырвизуб заскрипел зубами.

— Жаль, — сказал он. — Жаль, что мы не успели их перехватить.

— Брось, Штефан, — сказал дед Кибчик. — Их десять тысяч, а нас сколько? Хорошо если тысяча наберётся. И то только триста конных.

— Я их бью, — мрачно сказал Вырвизуб. — Я их не считаю.

— И зря. Видишь, орда затопчет нашего брата конями и не заметит.

— Тогда зачем мы вообще собрались? — взорвался Вырвизуб.

Швайка молчал. Он чувствовал вину.

— Брось, Штефан, — строго повторил дед Кибчик. — Сам знаешь зачем. Только делать это нужно с умом. Раз уж не удалось перехватить этих песьих голов в удобном для нас месте, подстережём их на обратном пути и воткнём вилы им в бок.

— Это другое дело, — оживился Вырвизуб. — Только бы знать, какой дорогой они пойдут. Эй, Пилип, ты знаешь? — обратился он к Швайке.

Но тот не ответил. Он спал.

Швайка проспал до вечера. А как проснулся — снова отправился в степь. Взял с собой только Барвинка.

— Не стоит всем гуртом гулять по степи, — сердито ответил он Остапу, когда тот предложил ему в помощь лучших своих людей. — Уже взял одних — больше не хочу…— и так глянул на Горихвиста, что тот невольно сжался.

Потом Швайка отвёл Вырвизуба и деда Кибчика в сторону и сказал:

— Вести буду передавать через Барвинка. Он будет приходить к Саньку, ведь знает его лучше всех. Верно, серенький? — обратился он к волку.

Барвинок весело махнул хвостом, мол, чего тут непонятного?

Грицик чувствовал себя самым несчастным человеком на острове. Ведь впервые за всё время Швайка не взял его с собой!

— Нельзя, — сказал он Грицику. — Понимаешь, возможно, придётся втереться в ордынцев…

— Я тоже могу, — ответил Грицик. — У меня и одежда татарская есть, и по-ихнему немного говорю.

Но Швайка настаивал:

— В том-то и дело, что немного, — сказал он. — К тому же, когда татары идут в набег, они не берут с собой детей.

Грицик вздохнул. Это была правда. Не потому, что татары жалели детей, а потому, что считали: в быстрых набегах дети только мешают. Так что, если он, Грицик, вместе со Швайкой затесался бы в их ряды — татары обязательно обратили бы внимание. А в чужом стане привлекать к себе внимание — опасно.

Впрочем, Грицик после отъезда Пилипа не просидел на острове ни часа. Он, как репейник, прицепился к братчикам Вырвизуба и теперь вместе с ними охранял подступы к днепровским плавням.

А вот Санько остался на острове, как привязанный. С одной стороны — радость, ведь Барвинок должен прийти только к нему. С другой — никакой радости. Сиди да сиди. Так всю жизнь можно просидеть и никуда не попасть.

Барвинок вернулся через четыре дня. Деда Кибчика на острове не было — он с вороновцами днями и ночами лазил по плавням. Изучал, где можно пробраться, а где нет. Вырвизуба тоже не было — носился со своей стражей по степи. Так что Санько вычесал из шерсти за правым ухом у волка пригоршню репейников и вытащил тонкую полотняную ленту. Пока вернулись Кибчик и Вырвизуб, пока они плескались в воде, отмывая себя и забрызганную одежду, Санько успел прочитать:

"Срочно мчитесь к Вербовой балке. Татары возвращаются".

— Вот теперь у тебя будет работа, — сказал дед Кибчик Вырвизубу. — Знаешь, где эта балка?

— Да как-нибудь найдём, — довольно усмехнулся Вырвизуб. Всё у него было готово к походу. Казаки поделены на десятки и сотни. Каждый знал своё место. Оставалось только дождаться сигнала от Швайки.

И он пришёл.

Две ночи добирались казаки до Вербовой балки.

Не шли, а в основном бежали, держась за стремя товарищеского коня. Устав — менялись и снова бежали в глухую ночь. Лишь Грицик с Саньком всё время ехали на одном коньке.

Наконец впереди замаячили деревья Вербовой балки. В ту же минуту из-под них выехал всадник. Это был Швайка.

— Ну наконец-то, — с облегчением вздохнул он. — Боялся, не успеете. Одно крыло уже прошло.

— Вот беда, — забеспокоился Вырвизуб.

— Это к лучшему, — успокоил его дед Кибчик. — Пять тысяч всё же не десять.

— Ох, дед, вам бы только пальцы загибать, — отмахнулся Вырвизуб.

Швайка велел казакам затаиться в балке, а сам с козацкой старшиной отправился по следу первого крыла. Найти след было нетрудно. Трава вытоптана, повсюду пятна крови. Вскоре они наткнулись на тело без головы. Голова валялась рядом. На ней сидел сытый ворон. Завидев людей, ворон недовольно каркнул и тяжело отлетел.

Василь Байлемив пригляделся к голове и вскрикнул:

— Да это же Микита Заричный из Михайловки! — И, повернувшись к Вырвизубу, добавил: — Позапрошлым летом с нами в плавнях казачил. И в этом хотел, да заболел… Вот где судьба свела.

— Ничего, придёт время — и их головы покатятся, — скрипнул зубами Вырвизуб.

Швайка первым выбежал на лесистый холм. Отсюда хорошо была видна широкая ложбина. С одной стороны она переходила в болото, заросшее камышом и ивняком, с трёх других подступали такие же холмы, как тот, на котором стоял Швайка. За ними простиралась бескрайняя, ровная как стол степь.

— Вот тут они должны остановиться на обратном пути, — показал на ложбину Швайка.

— Откуда ты знаешь? — засомневался Остап, привыкший никому не доверять в запорожской степи.

— Потому что Саид-мурза всегда здесь останавливается, — ответил Швайка. — Тут он делит добычу и распускает татар по стойбищам.

— А если в этот раз не остановится?

Швайка развёл руками.

— Тогда отруби мне голову, — ответил.

— Побереги её до лучших времён, — вставил дед Кибчик.

Затем обернулся к Вырвизубу и Остапу и сказал:

— Будем делать, как говорит Швайка. Ему виднее.

НАПАДЕНИЕ

Татары возвращались без особой спешки. Хоть швайковские хлопцы и успели предупредить засульские сёла о нападении — ордынцам всё же удалось захватить немало ясыря. Привязанные друг к другу, трусили сотни три пленных, повозки трещали под награбленным добром. За ними поднимали пыль стада коров и овец.

Татарское войско прошло в каких-то тысяче шагов от Вербовой балки. Вдоль неё широким веером мчались сторожевые разъезды. Несколько из них проскочили краем балки, но никому и в голову не пришло заглянуть, что там рядом. Ещё бы — ведь они были уже в своей степи, где их годами никто не тревожил!

Протопала, проскрипела орда с немазанными колёсами. Просвистела канчуками, всплыла стонами пленных — и исчезла за холмами. Но гомон не стихал. Похоже, Швайка был прав: Саид-мурза со своим отрядом остановился отдохнуть.

— Не сейчас, ребята, не сейчас, — сдерживал Вырвизуб самых нетерпеливых. — Вот отпустят коней, да лягут спать — вот тогда и час пробьёт…

— Верно говоришь, — согласился дед Кибчик. Хотя и жаловался перед походом, что тяжело ему уже в бой идти, но крепко держал в руке свою саблю — такую же древнюю, как и он сам.

Грицика и Санька среди всадников не было.