Джуры казака Швайки Страница 31

— Я ещё немного постоял у могилы и уже собирался возвращаться к шатру…

— Ты у Рашита жил? — спросил Калеберда.

— Ага, у него. Уже стал спускаться, как вдруг вижу — со стороны Шафира что-то мелькнуло. Я бросился назад и стал сигналить Пилипу. А потом подумал: а вдруг он не заметит? Он же говорил, что собирается к Днепру…

— И правда не видел, — признал Швайка.

— Вот я и вскочил на коня и поскакал за ним, — закончил Грицык.

— Спаси тебя Бог, братец, — сказал Швайка. — Всё-таки мы успели поднять ребят и перебраться на Каменицу. Едва по верёвке взобрались наверх, как перед ней всё уже почернело от ордынцев.

Швайка замолчал и потянулся за кружкой воды.

— А дальше что было? — донеслось с лавки, где лежал больной Лымарь. Никто и не заметил, что он давно перестал стонать.

Швайка отпил воды, поставил кружку на стол.

— А дальше уже неинтересно. Татары сражались не столько с нами, сколько с тем, что придумал дед Кибчик. Если бы не он, то и нас бы, наверное, вытеснили из плавней, как Остапа с товарищами.

— Ты не перескакивай, — напомнил дед Кудьма.

— Да что тут перескакивать? — пожал плечами Швайка. — Ордынцы спешились и бросились на Каменицу. Бегут — а подняться не могут. На четвереньки стали, побежали — то же самое. А мы их били, как куропаток. Тогда начали они вырубать ступени. Чуть помогло, но не особенно. Стоит одному поскользнуться — и сразу целая куча их падает, мы чуть животы не надорвали от смеха.

— И долго они так бегали? — поинтересовался Калеберда.

— Почти до полудня. А потом мы взялись за камни — и они снова оказались там, откуда начали. Так что не битва была, а сплошная комедия. Не успели и заметить, как солнце зашло.

— А ночью они не пытались взобраться? — спросил Свирид.

— Конечно, пытались. Только ничего у них не вышло, потому что мы снова полили склоны водой. А мороз такой стоял, что вода замерзала, едва касаясь земли. Они ещё немного поползали, да и пошли спать.

— Какое там спать! — перебил Швайку Остап и обратился к деду: — Ваши волчата подкрались к табунам и такой переполох устроили, что ордынцы до самого утра коней ловили.

— Не только волчата, — уточнил Пилип. — Твои ребята, да и наши, что в оврагах остались, тоже постарались. Налетали с тыла, как гончие на медведя.

— И сколько вы так воевали? — спросил дед Кудьма.

— Недолго, всего два дня. Кони у них совсем изнемогли, потому что дед Кибчик всю траву вокруг выжег. Так что одно название было, а не битва.

— Не скромничай, — прервал его Остап. — Мы ведь видели, что на второй день татары почти до вершины добрались. У меня сердце в тот момент замерло. Подумал: всё, братчики погибли…

— Было и такое, — согласился Швайка. — Потому что что ж это за битва, если даже саблю из ножен не вытащил? Прорвались они в одном месте, так Манюня их так угостил, что, наверное, до сих пор вспоминают. Сверху на них чуть ли не полгоры свалил.

— Манюня — это кто? — спросил дед Кудьма.

— Демко Дурная Сила, — пояснил Пилип. — Внук деда. Так его братчики прозвали.

— Молодец, — сказал дед Кудьма. — И вы молодцы. Как бы там ни было, а хорошее дело сделали. И ты, и Вырвизуб, и Остап…

— Эх, какие там молодцы, — возразил Остап. — Ну, положили несколько сотен татар — и всё. Их же от этого меньше не стало.

— Не говори так, — остановил его дед Кудьма. — Раньше татарам отпор давали только у себя дома. И то не всегда. А теперь отбили их прямо в их же, татарской, степи.

— Вот именно, — поддержал Швайка деда. — И дед Кибчик то же самое говорит. А ещё он говорит, знаете что? Мол, это только начало. После этого все смельчаки со всей Украины пойдут в днепровские плавни.

— Почему именно в днепровские? — не согласился калебердец Калеберда. — Можно бы собраться у Сулы или Удая. И к дому ближе, и лес рядом, если что.

— Не то говоришь, — остановил его Швайка. — Ты будешь его поджидать возле Удая, а он Трубеж ограбит. Всё правильно Остап говорит: лучше всего обосноваться где-то неподалёку от Перекопа. И как только ордынец из Крыма нос высунет — ты ему шилом под бока!

— Швайкой, — уточнил Свирид. — Здоровенной такой, чтоб аж подпрыгнул.

— Пусть будет швайкой, — согласился Пилип. — Главное, чтобы ему потом не до Украины стало. Будет не до неё.

— Есть там такие места, — мечтательно сказал Остап. — За порогами. И скалистые, и какие хочешь. И плавни там ещё глуше, чем у вас. И лес есть. Сделать засеку, встать лагерем на острове — и была бы отличная Сечь! Только нужно, чтобы народ туда пошёл. А это непросто.

— Конечно, непросто, — согласился Швайка. — Но для того и разошлись теперь наши братчики по всей Украине. Расскажут, как били татарина в его же степи, — может, кто и решит прийти на помощь.

— Придут, — твёрдо сказал дед Кудьма. — Теперь придут. Главное — начало положено. Эх, сбросить бы мне лет тридцать!

ПОТЕРЯННОЕ ОРУЖИЕ

Остап Коцюба стоял, прислонившись к дереву, и сосредоточенно разглядывал полотняную ленту.

— Ну как? — спросил запыхавшийся Санько. — Хорошо служит Куцый?

Час назад дед Кудьма спрятал эту ленту в репейник, прикрепил Куцему и велел ему искать хозяина. А Санька отправил следом, проверить, какой из Куцего ищейка.

— Молодец, — похвалил Остап Куцего, складывая ленту. — Еле с ума не свёл от страха.

— Это как?

— А так. Вышел я во двор, гляжу — что же за ночь тут сделалось. И вдруг кто-то сзади под колени как толкнёт! Я от неожиданности в воздух взлетел, повис там немного, гляжу — да это ж Куцый!

Откуда-то вынырнул Грицык. Посмотрел на Остапа, отвёл Санька в сторону. Тихо сказал:

— Мы, наверное, скоро с Швайкой отсюда уедем.

— Куда?

— А ты что, не слышал, о чём взрослые говорили? Дед Кибчик разослал всех казаков, чтобы рассказали о битве на Каменице. Даже Вырвизуба отправил.

— Так он у вас самый главный?

— Нет. Но его все слушают. А когда дело доходит до боя — тогда больше Вырвизуба слушают.

Санько с завистью посмотрел на друга. Хорошо ему живётся: есть конь, Швайка рядом, езжай куда хочешь…

А Грицык с завистью смотрел на Санька. Вот же везёт человеку! Быть рядом с дедом Кудьмой — это не каждому дано. Из всех знакомых только Швайка жил у деда. Даже Вырвизуба такой чести не удостоили.

— Слушай, Санько, а как тебе с дедом? — спросил он. — Не страшно бывает?

— Да нет, — ответил Санько. — Он добрый. Даже не ругается. И всему учит.

— Так он тебя уже и колдовать научил? И по звёздам гадать?

— Немного научил, — скромно признался Санько. — Но ещё не всему. Мне ещё много учиться надо.

— Слушай, Санько, — вдруг зашептал Грицык. — А ты можешь всех заколдовать?

В его глазах заплясали чёртики.

— Не знаю, — честно признался Санько. — Ещё не пробовал.

— А Остапа можешь заколдовать? — Он оглянулся и увидел Остапа, который нёс ведро с овсом для своего коня. За ним трусил Куцый. — Ну, можешь?

Санько с сомнением посмотрел на могучего потомка княжеских дружинников. Это тебе не щуплый старый татарин. Всё же сказал:

— Попробую.

Он пристально уставился на широкоплечего казака. Его губы что-то шептали.

А Остап и не подозревал, что его колдуют. Он шёл и слегка отталкивал игривого Куцего, который всё время лез под ноги.

— Подожди, друг. Сначала дело надо сделать…

Вдруг он поставил ведро, упал на колени и гавкнул прямо в морду Куцему:

— Гав! Гав-гав!

От неожиданности Куцый кувыркнулся на спину. А Остап на четвереньках подбежал к нему и зарычал:

— Р-р-р-рр…

Остап напоминал огромного пса, решившего поиграть с маленьким щенком. Только вот забыл, как это делается. Вместо того чтобы схватить волчонка за загривок, он стал изображать быка Петрика — катал бедного Куцего по снегу, как полено.

Грицык разинул рот от удивления. Такого он ещё никогда не видел.

— Ну и даёт! Это ты его уже заколдовал, да?

Санько кивнул. Он и сам не ожидал, что всё так легко получится.

А одичавший Остап всё энергичнее кувыркал перепуганного Куцего. То на бок перевернёт, то на живот. И всё рычит:

— Р-р-р…

И вдруг всё прекратилось. Остап в последний раз ткнул волчонка, встал на ноги. Куцый тут же воспользовался моментом и шмыгнул за ближайшее дерево.

Остап поднял ведро, огляделся и удивлённо спросил:

— О! Кто это тут так снег измесил? Не вы ли, голубчики, тут возню устроили?

Грицык опешил.

— Дядя Остап, вы что — ничего не помните?

— А что я должен помнить? — удивился Остап и стал отряхивать с себя снег свободной рукой.

— Да это же вы сами всё тут вытоптали! Когда Куцего тискали!

— Я? Тискал Куцего? Ну, знаешь… — обиделся Остап. — Говори, да не заговаривайся! И чего это вы тут стоите столбами и глаза таращите? Что, в первый раз меня видите? Или работы у вас нет? Вон, посмотрите на свои сабли — аж ржавчиной покрылись!

Потом презрительно сплюнул в снег и пошёл с ведром к своему коню.

— Ну ты даёшь, Санько… — только и выговорил Грицык. — Неужели ты и вправду его заколдовал? Или это ему просто захотелось?

— Как тебе сказать… — Санько и вправду не знал, как объяснить, что произошло. — Я мысленно попросил его поиграть с Куцим.

— Ну и поиграл!… Куцый чуть от страха не околел!

Санько взглянул на облака, за которыми едва виднелось солнце, и поспешил:

— Мне пора. Надо деду помочь.

— Я тебя провожу, — вызвался Грицык.

По дороге он рассказал, как ему жилось у пастуха Рашита. А жилось ему там неплохо. Целыми днями они с сыном Рашита Махмутом пасли коней. Заодно упражнялись в сабельном бое и учили языки друг друга.

— Рашит говорил соседям, что купил меня на невольничьем рынке в Кафе.

— А теперь что скажет?

— Что отдал меня своему брату, который живёт в Крыму…

Грицык шёл, сосредоточенно глядя под ноги. Местами из-под снега выступала вода.

— Этим летом я, пожалуй, снова к Рашиту пойду. Швайка говорит, мне надо хорошенько выучить их язык и обычаи. Я ведь, Санько, хочу быть разведчиком, как Швайка. А ещё Рашит говорит, что я очень похож на татарчонка…

Санько окинул товарища взглядом с головы до пят. Что-то, может, и есть в нём татарское. А может, только кажется.

— Что, похож? — спросил Грицык.

— Да вроде нет, — ответил Санько.

— Это потому, что я по-нашему одет, — объяснил Грицык. — А когда одеваюсь по-ихнему, Рашит говорит, будто вылитый татарчонок.

Саньку почему-то стало тяжело на душе.