Джуры казака Швайки Страница 30

— Дед Кудьма всё знает. И откуда ты появился, и когда родился, и что у тебя на уме.

Остап смутился.

— Да я, собственно, уже об этом слышал, — сказал он. — Мне Швайка, ох, сколько о вас рассказывал! Только всё как-то непривычно…

— Так ты и себе волчонка хочешь? — спросил дед Кудьма.

— Ещё б! Как только увидел Барвинка Швайки в деле — есть не могу, ни пить. Такой помощник нам ой как нужен. Вы себе даже не представляете, насколько!

— Почему же не представляю, — возразил дед Кудьма. — Представляю.

Он обернулся к Саньку и велел:

— Приведи-ка Куцего.

Куцый остановился на пороге и с опаской оглядел всех присутствующих. Он впервые видел столько двуногих сразу.

— Если нравится, можешь его взять, — сказал дед Кудьма Остапу.

Остап аж вскочил из-за стола. В два стремительных шага пересёк комнату, присел перед Куцим и поднял руку, чтобы погладить волчонка. Шерсть у Куцего встала дыбом, он отпрянул и оскалился. Но стоило деду Кудьме кашлянуть, как Куцый тут же успокоился.

— Это Остап, твой хозяин, — сказал дед Кудьма. — Слушайся Остапа!

Куцый перевёл взгляд с деда на Остапа и некоторое время пристально вглядывался в потомка древнего дружинника. А потом ткнулся носом в широкую ладонь.

— Признал! — радостно закричал Остап. — Куцый меня признал! Ну, деду, берите за него что хотите. И коня не пожалею!

Дед Кудьма усмехнулся.

— Конь тебе самому пригодится, — сказал он.

Вдруг зашевелилась занавесь, и в помещение вошёл Грицык. В одной руке он держал узел, а вторую прятал за спиной.

— Это тебе, Санько, — сказал он, протягивая узел другу. — От деда Кибчика и всех наших.

Санько развернул узел, и у него перехватило дыхание. Внутри были полушубок, сапоги и шапка из смушка.

— Это всё мне? — прошептал он, заикаясь.

— Нет, не всё, — ответил Грицык. — Возьми ещё и вот это…

И он передал Саньку настоящую саблю в ножнах.

БИТВА НА КАМЕНИЦЕ

Санько и не заметил, как оказался в новых сапогах и полушубке.

Швайка оглядел его с ног до головы и довольно усмехнулся:

— А что? Красавец. Кибчик шить умеет, спору нет.

Красавец, да только в темноте и не разглядишь, что на тебе надето. Вот Санько с Грицыком и выскользнули на улицу.

Прежде всего принялись разглядывать сапожки. Просто чудо, а не сапоги! Таких никто в их деревне не носил. А уж полушубок… Санько и у взрослых такого не видел. Лучше, чем у Грицыка. У того рукава засалены, да и подол подрезан.

— Где ж ты так его порвал? — поинтересовался Санько.

— С татарином на саблях дрался, — ответил Грицык.

У Санька дух перехватило.

— Как — с настоящим?

— Ага. Правда, с мальцом. С сыном того Рашита, помнишь?

— Но ведь Рашит вроде бы друг Швайки…

— Так мы ж не по-настоящему дрались. Просто тренировались взрослыми саблями. Я, Санько, почти месяц у Рашита жил. Язык учил, пока Пилип в Крым ходил.

Санько завистливо вздохнул. Вот умеют же люди устроиться! Грицык — свой в татарской семье, Швайка в Крым ходит… А он, Санько, кукует в Вовкулацком углу, как болотная сова.

— Ну-ка, покажи, какая у тебя сабля, — потребовал Грицык и вытащил свою из ножен. Сабли оказались почти одинаковыми. Правда, тяжеловаты, но главное — настоящие, почти как у казаков, а не вырезанные из дерева!

— А ты умеешь драться настоящей саблей? — спросил Грицык.

— Конечно! Дед Кудьма научил. Он ведь когда-то каким казаком был!

— Был да сплыл, — пренебрежительно фыркнул Грицык. — Куда ему до Швайки или Вырвизуба!

И тут же оглянулся на маскированную дверь. Хоть и не было видно деда Кудьмы, говорят, он всё знает и всё слышит. Лишь бы не услышал этих слов!

— Ну, защищайся! — крикнул Санько.

Зазвенели сабли. Барвинок скучающе отошёл в сторону. Ему, видно, не по душе были такие игры между своими. Зато Бровко и Лыск оказались настоящими ценителями сабельного поединка — впервые видели такое!

Грицык дрался ловко. Прыгал, пригибался, замахивался то сверху, то сбоку, и в последний момент менял направление удара. И ещё успевал наставлять:

— Не ставь саблю поперёк удара! Держи мягче!

— А я и держу наискось, — ответил Санько. — А вот так умеешь?

Он скользнул саблей по оружию Грицыка и в тот момент, когда оно должно было стукнуть по эфесу, неожиданно сильно надавил на рукоять. Сабля Грицыка вылетела из рук и отлетела на несколько шагов.

— Вот так штука! — возмутился Грицык. — А я ведь собирался тебе этот приём показать!

— Тьфу, я его давно знаю, — хмыкнул Санько.

— Кто тебя научил? — ревниво спросил Грицык. Он был уверен, что из всех казаков так ударить мог только Швайка. Ну, может, ещё Вырвизуб.

— Да говорю ж тебе — дед научил.

— Ну, давай ещё раз!

Но продолжения не было. Дверь землянки открылась, и выглянул Остап.

— Эй, казачата! — позвал он. — Обед остыл!

После обеда дед Кудьма разгладил бороду и сказал:

— А теперь расскажите всё, как было на Каменице. Только без перескакивания с пятого на десятое.

Остап и Швайка переглянулись.

— Рассказывай ты, — сказал Остап. — Я-то пришёл в самую последнюю минуту.

И Швайка начал рассказывать.

С его слов выходило, что всё началось с деда Кибчика. В конце сентября он выпросил у Вырвизуба две плоскодонки, позвал своих вороновцев и стал с ними плавать вверх-вниз по Днепру. Братчики уже возмущаться начали: мол, зиму скоро встречать, надо бы место под зимовку искать, а он всё крутится, как курица с яйцом. Но Кибчик не обращал внимания на насмешки. Всё закончилось тем, что однажды он прихватил с собой ещё и Вырвизуба и потащил его за Переволочинский брод — туда, где берега сходятся ближе всего, а на изгибе реки бешено мчится течение. Не доплыв до самого места, дед велел остановиться и спросил Вырвизуба:

— Ну что, нравится?

Вырвизуб поднялся, осмотрелся. Противоположный берег был холмистый, весь в оврагах и вековых деревьях.

— Хорошее место для зимовья, — сказал он. — Конному не пройти, а пеший нам не страшен.

— Не страшен, если его немного, — ответил дед. — А если толпа? Лучше посмотри вон туда!

Ниже по течению, на самом горизонте, виднелась странная гора Каменица. Напоминала вверх дном перевёрнутый котёл, будто великан оставил его когда-то на берегу Днепра.

— Ну и как — нравится? — переспросил Кибчик.

— Кто его знает, — осторожно ответил Вырвизуб. — Зависит от цели…

— А цель — вот тут жить будем мы, — тыкнул Кибчик в изрезанный оврагами берег, — а вон там, — кивнул на Каменицу, — для ордынца.

— Подожди… Ты хочешь сказать, мы здесь курени поставим, коней держать будем, а если татары нападут — на Каменицу уйдём обороняться?

— Именно так, — кивнул дед. — Лучшего места не найти. Там и пещеры есть, и колодец. Мы с Кудьмой не раз там останавливались. Если умело защищаться, то один человек сотню сдержит. Главное — сторожа чтоб не прозевала ордынца.

— А если нас со всех сторон обложат? — засомневался Вырвизуб. — Им ведь некуда спешить. Костры разведут, шатры поставят, коней пустят пастись…

— Не будет им где пастись, — уверил Кибчик. — Всё вокруг выжжем. Ни травинки не оставим. Видишь — хоть сейчас поджигай!

И правда, трава вокруг стояла жёсткая, бурого цвета. Казалось, только искры и ждёт, чтобы вспыхнуть до самого неба.

Вырвизуб поёрзал, подёргал рыжий ус, хмыкнул и велел грести к берегу. А на следующий день все братчики со всем добром перебрались в овраги.

Братчиков было немного — около двух сотен. Работы хватало всем. Одни копали землянки в самых неприступных местах, другие пасли коней, третьи днём и ночью наблюдали за степью и отбивали набеги татар. А самые сильные с руганью тащили на вершину Каменицы тяжёлые камни.

— Ничего, ребята, пот кости не ломит, — подбадривал дед Кибчик. — Зато будет что бросить татарву по головам!

К декабрю почти всё каменное вокруг затащили на вершину. Только перевели дух — дед новое задание дал: поливать водой и без того крутые склоны. Торопился он, гнал уставших братчиков, всё чаще тревожно глядел в сторону степи — не покажутся ли орды ногайцев?

Но ни в декабре, ни в начале января никого не было. Лишь в середине месяца через пороги пробился к Каменице Остап Коцюба с тремя десятками бойцов. Тогда и стало ясно: Каменица, хоть и мозолила ордынцам глаз, больше всего их тревожил сам Остап с казаками, что располагались в плавнях напротив Перекопа. Тысячи татар обрушились на две сотни Остапа, и в конце концов вытеснили их оттуда. Полтораста человек потерял Остап, но татар погибло в пять раз больше.

— Теперь наш черёд, — сказал дед Кибчик. И Вырвизуб велел утроить бдительность. Швайке ничего не сказал — тот и так неделями исчезал, выслеживал орду своими способами.

И всё же он чуть не прозевал их.

— Если бы не этот Грицык, — сказал он, приобняв мальчика, — татары взяли бы нас, как птенцов в гнезде.

— Почему так? — нахмурился дед Кудьма. — А где был Барвинок?

— Лапу повредил, я ему дал отдохнуть. А сам перешёл на маяки.

— Но это опасно, — вздохнул рыжий Свирид. — Маяк в ничейной степи и маяк в татарской — две большие разницы.

— Да ничего, как-то крутимся, — усмехнулся Швайка. — Я предупредил Грицыка, что возвращаюсь к Днепру, и поехал. Был уверен, что татары ещё далеко, не меньше полутора переходов от Каменицы. Так маяки показывали. А они, оказывается, мчались без остановки. Я этого не учёл. Уже у самых плавней слышу: кто-то меня догоняет. Оглядываюсь — Грицык. А дальше… Ну, рассказывай, парнишка?

— Ну я… — замялся Грицык, чувствуя на себе множество взглядов…