Джуры казака Швайки Страница 24

Только потому он и отказал:

— Что тут рассказывать? И так догадываешься.

— Догадываюсь, — кивнул седобородый. — Ты хочешь знать, что с твоим внуком.

— Именно так, — ответил дед Кибчик. — Душа болит, Кудьма. Хотя, казалось бы, уже и не должна.

Седобородый не отрываясь смотрел на Кибчика. Молчал.

— Жив твой внук, друг, — наконец сказал он. — И ещё долго проживёт.

— В татарском плену, — с горечью усмехнулся дед Кибчик. — Знаю, какая там жизнь. Лучше бы уж смерть.

Тут Демко не выдержал. У деда было такое измученное лицо, такая согбенная фигура, так дрожали его губы…

— Я не в плену, дед! — выкрикнул он и сбежал с холма. — Я сбежал! Вернулся!

КТО ЖЕ РАЗВЕДЧИК?

На поляне лежали тюки с мехом. Лучше бы их вовсе не видеть.

Сначала дед обрадовался безмерно. Впервые он прижал лицо к груди Демка и залил его рубаху слезами. Демко ни разу в жизни не видел, чтобы дед плакал.

— Ну что вы, дед, — пробормотал Демко и сам смахнул счастливую слезу.

Наконец дед Кибчик отстранился от внука. Окинул его взглядом с головы до ног, сердито покашлял:

— Нашёлся, — сказал он. — Что ж, пойдём домой.

Демко замялся.

— Я, дед… сейчас не могу.

— Это ещё почему?

— Должен дождаться одного человека. Я дал ему слово. И везу его мех.

— Какой ещё мех? — удивился дед Кибчик.

— Вон там, у поваленного вяза. И лошади там…

Они втроём направились туда — счастливые Демко и дед, и мрачный дед Кудьма. Демко почему-то чувствовал холод на спине от его внимательного взгляда.

Дед Кибчик хмыкнул неопределённо, увидев лошадей. Потом потрогал тюки и спросил:

— А это что?

— Да мех же, — объяснил Демко. — Тут и выдра, и бобр, и куница… Знаете, дед, тут и моя доля есть. Ею выкуплюсь у пана Кобыльского и вернусь в Вороновку. Или пойду в казаки к Байлему.

Дед Кибчик смотрел на пузатые тюки и думал о чём-то своём. Наконец спросил:

— Не понимаю. Почему ты должен выкупаться у Кобыльского? Разве ты не сбежал из татарского плена?

— Сбежал, дед. Но Тишкевич говорит, что пан Кобыльский не знал об этом и выслал за меня выкуп. А значит, выкуп надо отрабатывать.

— Кто такой этот Тишкевич? — спросил дед Кибчик. — Не родственник ли тому, кто гнал тебя в Каневцы?

— Нет, дед, он не родственник. Он и есть тот самый Тишкевич.

— Тёмная личность, — неожиданно вмешался в разговор дед Кудьма. — Много грехов на его совести.

— Вы о Тишкевиче? — повернулся к деду Кудьме Демко. — Нет, он не всегда злой. Наоборот, он отвозил выкуп к татарам. За меня и за других. И лошадь мне купил, чтобы легче было выбраться из степи. И сказал, что мехом поделится…

С каждым словом внука тревога всё ярче вспыхивала в глазах деда Кибчика.

— Нет, что-то здесь не так, — сказал он. — Это не в духе наших панов. Не может быть, чтобы они согласились на выкуп! Ну-ка, Демко, рассказывай всё сначала.

Когда Демко закончил, на деда Кибчика было больно смотреть. Лицо его стало ещё серее. Он еле держался на ногах.

— Похоже, мой внук связался с разбойником, — обратился он к Кудьме.

— Так и есть, — подтвердил Кудьма.

— Дед! — вскрикнул Дурна Сила. — Ну как же так? Он ведь из шляхты!

Но дед Кибчик будто не слышал внука.

— А кто связался с разбойником — сам разбойник, — продолжал он. — Разбойник. И я, значит, дед этого разбойника.

— Дед, да как же… Я ведь не знал…

Только теперь Дурна Сила начал догадываться, в чём дело. Тишкевич оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Говорил, что ездил с выкупом к Ислам-беку, а сам занимался грабежом. А может, и убивал.

— Дед, что же теперь делать? — спросил он.

— С тобой всё ясно, — ответил дед Кибчик. — С тобой поступят, как с разбойником. А как быть мне? Как людям в глаза смотреть?

— Тихо! — вдруг сказал седобородый Кудьма. Он к чему-то прислушивался.

Солнце уже садилось за холм. Верхушки деревьев ещё сияли золотом и зеленью, а внизу сгущались сумерки. Из этих сумерек доносился стук копыт.

«Тишкевич возвращается!» — догадался Демко.

Гнев захлестнул его. Сейчас он сбросит этого негодяя с седла, схватит за горло и будет трясти, пока тот не сознается во всём.

В темноте начали вырисовываться фигуры двух всадников. Первый был высокий, второй — наполовину ниже и почему-то двуглавый…

— Святый, святый, — вырвалось у деда Кибчика.

И только когда всадники подъехали ближе, стало видно, что это два мальчика на одном коне. Рядом с высоким бежало какое-то зверьё, похожее на волка.

Дед Кудьма шагнул вперёд.

— Швайка прибыл, — облегчённо вздохнул он. — И Барвинок с ним.

Волк тоненько, по-щенячьи, взвизгнул и прыгнул к Кудьме на грудь. Швайка, улыбаясь, спрыгнул с коня.

— Здоровы будьте, де…

В ту же секунду Дурна Сила словно взлетел. Он схватил Швайку за горло и повалил на землю.

— Ага, попался! Дед, вот он!

Барвинок хотел броситься на помощь хозяину, но властный окрик Кудьмы остановил его.

Швайка отчаянно сопротивлялся. Но не было сейчас в мире силы, которая помогла бы ему вырваться из-под Демка.

— Я его знаю, дед! — торжествующе выкрикнул Дурна Сила. — Это татарский разведчик! Это всё из-за него!

Мальчики ошеломлённо уставились на Демка. Дед Кибчик тоже застыл с разинутым ртом. От удивления он даже костыль выронил. Только седобородый Кудьма, кажется, ничему не удивлялся. Он будто всё уже знал.

Первым пришёл в себя Грицик. Он соскочил с коня и вцепился Демку в волосы.

— Отпусти! — закричал он. — Пилип не разведчик! Это ты разведчик, со своим Тишкевичем!

— А? — переспросил Демко и повернулся к мальчику. Лицо его стало глуповато-растерянным. — Не разведчик? А мне говорили…

Швайка воспользовался моментом и так ударил Демка коленом в живот, что тот отлетел со стоном. А Швайкова сабля словно сама вспорхнула в воздух.

— Подожди, — остановил его Кудьма. — Успеешь.

— Успею? — яростно переспросил Швайка. — Из-за этого вся Приднепровщина гудит, будто я татарам продался. Откуда ты это взял? — обратился он к Демку.

— Тишкевич сказал, — еле слышно пробормотал Дурна Сила. Ему снова пришло в голову, что он натворил не то.

Швайка несколько секунд пристально смотрел на него. Потом скрипнул зубами и вложил саблю в ножны. И тут раздался мальчишеский смех. Это Грицик смеялся.

— Демко, да он же обманул тебя, как малого! — сказал он. — Это Тишкевич разведчик, а не Швайка! Мы сидели в укрытии и слышали, что он говорил тому, как его…

— Ислам-беку, — подсказал Швайка и отошёл в сторону. Он не мог даже смотреть на подавленного Демка.

Повисло долгое молчание.

— Лучше бы ты зарубил его, Пилип, — наконец произнёс дед Кибчик. — И меня заодно.

— Пачкать об такого дурака святую саблю? — презрительно отозвался Швайка. — А к вам, дед, у меня претензий нет. Не вы же виноваты, что он с рождения глуп.

Дурна Сила всё ещё сидел на земле и умоляюще смотрел на деда. Казалось, его страшит не связка с Тишкевичем, не сабля Швайки, а согбенный, несчастный дедов образ.

— Дед, ну чего вы так на меня смотрите? — жалобно стонал он. — Ну, так вышло… Виноват. Делайте, что хотите, только не будьте такими…

— А и правда, — вмешался Швайка. Злость ушла, и теперь ему даже стало смешно, как прежде Грицику. — Что тут такого? Ну, обманул его проходимец, хоть и в паны метит. Так что теперь — жизни лишать? Спросят меня, что делать — скажу: лозой пару раз отходить, может, поумнеет.

— Уже бил, — признался дед Кибчик. — И не только лозой. Не помогает.

— Тогда давайте я возьмусь, — вызвался Швайка.

Он подошёл к кустам вербы, саблей срезал несколько прутьев и вернулся.

— А ну, снимай штаны, — велел он Дурне Силе.

В воздухе свистела тонкая, но крепкая лоза. При каждом ударе Демко вздрагивал, но молчал. Видно, уже привык. А Швайка методично работал и приговаривал:

— Это тебе, дурень, за то, что деда стыдишь! А это — что меня опозорил! А это — чтоб Тишкевича меньше слушал!

И никто не заметил, как у Барвинка встали уши. Никто не услышал, как он тихо зарычал. Только едва заметный жест Кудьмы успокоил волка.

Наконец Швайка бросил последнюю лозину и сказал:

— А теперь, дед, забирай своё сокровище, и хватит. Давайте договоримся: никто ничего не видел и не слышал. Верно, ребята?

— Я ничего не видел, — сказал Санько.

— А меня здесь и вовсе не было, — заверил Грицик.

— Вот и ладно, — сказал Швайка. — А вы, дед, берите внука и расходимся.

Дурна Сила, кривясь на каждом шагу, поплёлся за дедом.

— А мех? — вдруг спросил дед Кудьма. — Что с ним?

Все уставились на тюки. Швайка потряс один, погладил блестящую шкуру.

— Хороший мех, — похвалил он. — А чей он?

— Самый маленький свёрток — Сороки, — мрачно ответил Дурна Сила. — Самый большой — Грека. А это — Янек Верховодка. А то — Очеретянка.

— Нет уже ни Верховодки, ни Сороки с Очеретянкой, — угрюмо сказал Швайка. — Их порубал Тишкевич. Как подлый трус — по спине саблей. Один лишь Грек чудом спасся.

— Попадётся мне этот Тишкевич, — скрипнул зубами Демко.

— Молчи уж, — поморщился дед Кибчик. — Вот беда! Это ж не просто мех, а чья-то надежда на свободу. Кто-то мать или сестру хотел выкупить. А оно вот как вышло… Что делать, Кудьма?

— Мех твой внук привёз, — не сразу ответил Кудьма. — Так и поступай, как совесть велит.

— Совесть, говоришь, — вздохнул дед Кибчик. — Она велит вернуть мех туда, откуда взяли. А там пусть решают. Сбирайся, — приказал он внуку.

Дурна Сила, еле переставляя ноги, начал привязывать тюки к седлам. Все молча наблюдали.

— Не стоит ему возвращаться в плавни, — неожиданно сказал Швайка. — За воровство там смерть. Закон.

— Знаю, — ответил дед Кибчик. — Но будет, как будет. Он не один поедет. Я с ним. Что ему выпадет, то и мне.

— Правильно поступаешь, — одобрил дед Кудьма.

— Тогда, дед, выслушайте меня внимательно, — сказал Швайка.