Джуры казака Швайки Страница 21

Разве что иногда обернётся к Грицику и подбодрит:

— Терпи, казак. Повезёт — доберёмся.

А если не повезёт?

Поздно вечером они добрались до небольшой ложбины, заросшей красноватой вербой.

— Сейчас все наши мучения закончатся, — с облегчением вздохнул Швайка и осторожно опустил Санька на землю. — Это, ребята, Жёлтая балка. Где-то тут должна быть колодезная ямка.

Жёлтая балка была ещё зелёной. В низине, вокруг маленькой впадины, росло несколько кустов камыша. Швайка постоял над впадиной, тяжело вздохнул.

— Плохи дела, ребята, — сказал он. — Нет тут воды.

Тем не менее краем сабли он начал рыхлить дно ямки. Наконец добыл пригоршни сырой земли, выжал и процедил мутноватую воду сквозь рубашку. Мальчикам дал по глотку, а сам только смочил губы. Потом выпрямился.

— Можно было бы ещё покопать, но нет времени, — сказал он. — Надо уходить отсюда как можно дальше. Потому что это место известно не только мне, но и татарам.

На следующий день, также под вечер, Швайка заметил на горизонте силуэт всадника. Тот стоял на холме и смотрел в их сторону.

Высокий Швайка инстинктивно пригнулся. Мальчикам прятаться было не нужно — трава скрывала их с головой.

— Странно, — пробормотал он себе под нос и осторожно выглянул из травы. — Неужто это Рашит? Вот было бы хорошо. А если нет? Ладно, пойду посмотрю.

Сначала он проверил лук и стрелы. Потом дёрнул саблю — легко ли выходит из ножен? После этого приказал мальчикам, точнее, Грицику, потому что Санька снова трясло в горячке:

— Чтобы сидели тихо, как куропатки. И что бы ни случилось — не подавайте признаков, ясно? А если меня до утра не будет — уходите на запад. По этой балке. Она выведет вас к Днепру.

Сделал несколько шагов в сторону всадника — и исчез, будто его и не было.

Когда Санько очнулся, рядом с ним сидел только Грицик.

— А где Швайка? — спросил он. Голова болела страшно. Она казалась огромной, гулкой, как колокол, и не слушалась.

— Ушёл, — сказал Грицик. — Кажется, на татар охотиться. А ты как себя чувствуешь?

Санько кивнул. Потом с усилием поднял руку.

— Уже лучше, — сказал он. — Только бы воды…

Грицик облизнул потрескавшиеся губы.

— Нет воды, — ответил он. — Спи, Санько.

И сам не заметил, как уснул. Разбудил его отдалённый топот. Солнце уже зашло. Грицик осторожно выглянул из укрытия — и радостно вскрикнул: к ним возвращался Швайка. Причём не пешком, а верхом. Рядом шёл ещё один конь.

— Живём, парни! — сказал Швайка, заводя лошадей в ложбину. — Живём! И вода есть.

Он смотрел, как мальчики пьют — Грицик жадно, а Санько медленно, с неохотой. Потом заговорил:

— Вот уж повезло, так повезло! Думал, придётся насмерть драться — а оказалось, это мой старый товарищ.

— Из плавней? — спросил Грицик, вытирая мокрый подбородок.

— Да нет, из степи. Обычно тут лошадей пасёт. Правда, должен был быть под Перекопом, но услышал, что со мной что-то случилось — и остался. Пей, пей ещё! А теперь займёмся лечением Санька…

Швайка развёл маленький костёр. Потом достал из саквояжа медный котелок, бросил туда пучок душистых трав, налил воды и поставил на огонь.

— Выпьешь, Санько, этого зелья — будто снова на свет родишься. А доберёмся до плавней — тебя там окончательно вылечат. У нас такие знахари есть! И лучший из них — дед Кудьма.

— Дед Кудьма? — удивился Грицик, который считал, что знает всё. — А кто это?

— Таких, Грицику, по всей Украине — один-два от силы. У нас в краю все дороги к нему ведут. Перед ним мы все — словно беспомощные птенцы в ладони…

— И ты тоже? — усмехнулся Грицик.

— И я тоже. Потому что кто я такой? Обычный лазутчик. А дед Кудьма — это голова всему.

— А где он живёт?

— Это, друг, не каждому знать положено, — уклонился от ответа Швайка. — Но знахарь он — что мёртвого на ноги поднимет! Так что, Санько, потерпи до Днепра — а там тебя мигом поставят на ноги.

— Столько со мной мороки, — слабо улыбнулся Санько. — У тебя, может, свои дела, а я…

— Нет у меня других дел, — отрезал Швайка и пошевелил прутиком в костре. — Если уж хочешь знать — ты нам сейчас нужнее, чем сам Швайка.

— Это почему?

— Потом узнаешь. Таких, как ты, дед Кудьма давно ищет.

— Таких — это каких? — спросил Грицик.

— А вот таких…

Швайка скорчил испуганную гримасу, замахал руками перед Грициком, будто прогонял видение, и заговорил загробным голосом:

— Кыш отсюда, тьма! Уйди с водой, растворись в тумане… Исчезни, исчезни!

— Так Санько что, колдун? — вырвалось у Грицика. Он, конечно, знал о странных способностях друга. Но и представить не мог, что Санько чем-то особенным отличается. Вот Митько Щелепа, например, ушами умеет шевелить, а волосы у него встают по желанию. А у него, у Грицика, зоркость и зубы такие, что любую кость разгрызут. Но почему-то дед Кудьма разыскивает именно Санька…

— Да, Грицику, если бы Санько был обычным колдуном! Нет, он стоит сотни таких. Забыл, как он от нас того татарина отвёл?

Грицик с благоговейным испугом посмотрел на товарища, который сам смущённо и недоверчиво улыбался, услышав слова Швайки. Вот он какой, оказывается, этот Санько!

О колдунах, волхвах и ведунах Грицик знал не меньше, чем о волколаках. Он был уверен — они ничем не лучше татар: могут наслать болезнь, порчу, даже смерть. И никто с ними не справится. А тут — Санько, добрый Санько, и вдруг страшный волхв! Как теперь быть с таким другом? Ведь волхвы живут в тайных местах, вдали от людей, без родных и знакомых. Если Санько уйдёт в уединение — он, Грицик, потеряет лучшего друга. Жаль…

И он вздохнул так тяжело, будто уже потерял его. Потом взглянул на степь — и перехватило дыхание:

— Татары!

Мгновение — и Швайка оказался рядом. А ещё через мгновение снова сидел у костра.

— Этот татарин не страшен, — сказал он, помешивая в костре. — Свой он.

А тот уже спускался в ложбину. Спрыгнул с коренастой лошади и направился к Швайке.

— Свой, — улыбнулся он Грицику, который всё ещё держал лук наготове. — Привет, мальчик…

— Что-то случилось, Рашит? — спросил Швайка.

Рашит молчал. Он наклонился к костру, подсыпал ещё трав и начал мешать.

— Забыл, — виновато объяснил он Саньку. — Скоро вылечу тебя…

И только после этого повернулся к Швайке.

— Ещё забыл про двух плохих урусов, — начал он. — Один приехал, другой в кустах прятался. Здоровенный, настоящий батыр — ни в какие кусты не влезет… Всадник показал знак Ислам-бека. А Ислам-бек — мой хозяин. Он забрал у меня двух коней — и хоп!

— А куда они поехали? — спросил Швайка.

Рашит махнул в сторону Днепра.

— Потом пришли люди Ислам-бека, — продолжал он. — С первыми лучами. Я им рассказал про двух урусов. Пошли по следу. Посмотрели, говорят: «Это не Швайка…» Между собой говорят. А мне: «Ты ничего не видел и не слышал». «А кони?» — спрашиваю. Смеются: «Их тоже не видел». Как же не видел, если один конь — мой! Не Ислам-бека, мой!

— Не переживай, Рашит, — ответил Швайка и положил руку ему на плечо. — Разберёмся, кто такие эти урусы. Твоего коня вернём. И не одного.

Рашит кивнул.

— Твоё слово — золотое слово, — сказал он. — Я знаю. Мама мне говорила. Она была урусская.

Это он уже говорил Грицику, который внимательно наблюдал за пришельцем. Потом налил в чашку настоя и подал Саньку. Жидкость была горькой, пахла бараниной и травами.

— Пей, — велел Рашит. — Всё пей. Завтра будешь здоров.

— А как выглядел тот, что коней забрал? — спросил Швайка.

Видимо, эти двое не выходили у него из головы.

— Злой взгляд, — ответил Рашит. — Лицо длинное, лошадиное. И высокий…

Он встал.

— Я поехало… э-э, поехал. Остальные ещё не спят, могут заметить, что меня нет. Утром табун пустю по следу. Потом — к Чатыр-Могиле. Ну, прощай!

— Спасибо, брат, — сказал Швайка. — Сам Бог тебя послал.

Рашит белозубо улыбнулся.

— Мой Бог или твой?

Они крепко обнялись, и Рашит исчез во тьме. Швайка долго смотрел ему вслед.

— Запомните, ребята, — наконец сказал он, — и среди татар есть люди. И немало. А не будь их — я бы всех подряд…

И взмахнул рукой, будто в ней была сабля.

— Ты его давно знаешь? — спросил Грицик.

— Давно. С тех пор, как нас с матерью в степь потащили на аркане.

— Так ты и в плену был?

— Был… чтоб не вспоминать… — помолчал Швайка. — Мать мою убили насмерть — за то, что сбежать попыталась. А меня приютила мать Рашита. Она тоже из Вороновки… Так что мы с ним почти как братья.

У костра повисла тишина.

— Значит, ты из Вороновки? — наконец спросил Грицик.

Швайка не сразу ответил.

— Вон там, внизу, развалины помните? — спросил он. — Это наш дом был. Теперь один погреб остался.

— Так ты сын Сидорка, старосты? — догадался Санько.

— Ага, — кивнул Швайка. — Чуть что — сразу в свой погреб. Зализывать раны.

— А мы думали, там оборотни завелись.

— Знаю, — улыбнулся Швайка. — Видел, как вы крестились. Я тогда отлеживался, когда меня татары стрелой подстрелили.

— Ага! — воскликнул Грицик. — Теперь понятно, почему мне дед Кибчик ухо крутил. Ты там лежал, а он не хотел, чтобы мы вокруг бегали. Так?

— Смышленый, — похвалил Швайка. Он поднялся, затоптал костёр и накрыл его сухим кустом перекати-поля.

— Поехали, ребята, — сказал он. — Санько, я тебя к себе возьму. А то вдруг по дороге свалишься.

— Не свалюсь, — уверил его Санько. — Мне уже лучше. — И, уже сидя на коне, тихо добавил: — А в погребе том был ещё один дед. У него борода до пояса. И зовут его Кудьма.

Швайка дёрнулся, будто его ударили. Несколько мгновений внимательно смотрел на мальчика.

— И это ты знаешь, — наконец сказал он. — Ох, Санько, Санько… кем же ты станешь, когда вырастешь? — Подумал и добавил: — Если только вырастешь.

— Вырасту, — пообещал Санько.

В ГОСТЯХ У ВЫРВИЗУБА

Под утро Швайка остановился.