Джуры казака Швайки Страница 22

Вдохнул полной грудью и сказал:

— Ну вот, приехали. Здравствуй, Днепр!

Хотя самого Днепра ещё и видно не было. Лишь камыши, красноватые заросли вербы да зелёные перелески по овражкам. Разве что влажный, прохладный ветер напоминал о близости великой реки.

Из-за вербы вдруг вынырнула группа всадников, одетых кто во что. Зато у каждого при себе было оружие, а на голове — сдвинутый набекрень смушковый колпак.

Во главе мчался длинноусый великан. Он завопил издали:

— Да это ж Пилип! Ах, чтоб тебя холера ясная взяла!

Но по лицу его было видно: случись с Швайкой и вправду беда — он бы расстроился не на шутку.

— Это, ребята, сам Штефан Вырвизуб, — пояснил друзьям Швайка. — Ох и умеет он рвать зубы у ногайцев! Да ещё с головой.

И поскакал ему навстречу.

— А мы уж и не знали, что и думать, — гудел как в бочку Вырвизуб, хлопая Швайку по плечам. — Ни слуху, ни духу. Будто в воду канул. А почему ты не на Витрыке?

— Отпустил к деду, — уклончиво ответил Швайка. — Пусть хоть немного на воле побудет.

Улыбка постепенно сползла с лица Вырвизуба.

— Понятно, — сказал он. — Хорошо, что хоть сам уцелел. А того негодяя Тишкевича, или как его там, догнал?

Швайка сердито сплюнул на землю.

— Не удалось. Он меня к Ислам-беку вывел.

— Ого! — присвистнул Вырвизуб. — Так он, значит, и с ними заодно?

— Видимо, давно уже.

Швайка спрыгнул с коня, отвёл Вырвизуба в сторону.

— Хочу тебя попросить вот о чём, — начал он. — Этих жеребцов, — он указал на лошадей, на которых приехали, — надо вернуть Рашиту. Только так, чтобы никто не видел.

— Понял, — ответил Вырвизуб. — А где он будет?

— У Чатыр-Могилы.

— Сделаем, — заверил Вырвизуб. — Будто нападём на татарский табун и незаметно их подбросим. Хотя, — он почесал темя, — нам самим кони не помешают. Людей в плавнях прибывает. А какой же казак без коня?

— У Рашита не брать, — твёрдо сказал Швайка. — Не надо на него подозрение наводить.

— Да я что, совсем дурак? Ни волосинка с того табуна не пропадёт. Только скажи ему — пусть подальше убирается. Мало ли что. Тут, кроме меня, ещё братчики бойкие есть.

— Он так и сделает.

Вырвизуб перевёл взгляд на мальчиков.

— А это кто такие? Не рановато ли им за саблю браться?

— Самое время, — ответил Швайка. — Они с тобой и со мной, Штефане, скоро как нечего делать справятся.

Вырвизуб прищурился с насмешкой.

— А что? Похоже. Особенно вот этот рыцарь, — и он показал на Санька, который еле держался на ногах.

Швайка весело рассмеялся.

— Вот уж ты, Штефане, пальцем в небо попал! За него дед Кудьма сейчас десятерых таких, как мы с тобой, даст.

— Неужели? — Вырвизуб с нескрываемым интересом уставился на Санька. — Да ты, похоже, шутишь…

— Я давно не говорил столь серьёзно.

— Так он и вправду… того?

— Ага. Неделю назад отвёл глаза у людей Ислам-бека от нашей схроны. Я уж подумал — конец. А они по нам чуть ли не топчутся — и не видят.

— Смотри-ка… Такое малое — да туда же… — Вырвизуб не мог отойти от удивления.

— Послушай, Штефане, — остановил его Швайка. — По-казацки, гостей надо бы и угостить. И воды дать, а то мы давно гнилую одну только и пьём.

— Да уж! Никак не подумал…

Вырвизуб наконец оторвал взгляд от Санька и засуетился. Что-то сказал одному, подмигнул другому, кивнул третьему. Те метнулись к вербе и исчезли.

— Какое у него странное имя — Штефан, — прошептал Грицик Швайке. — Он что, как пан Кобильский, да?

— Да наоборот, — ответил Швайка. — Разве что родились рядом.

Вдруг навстречу им вынырнул огромный зверь с острой мордой и как бы надкушенным левым ухом. Он уставился на пришельцев не менее внимательно, чем сам Вырвизуб.

— Барвинок! — воскликнул Грицик.

— Нет, парень, это Сиритка, — сказал Вырвизуб, шедший впереди. Он почесал зверя за ухом и спросил Швайку: — А твой как, помогает?

— Ещё бы! В этом году уже дважды жизнь мне спас.

— Всего-то? — удивился Вырвизуб. — Тогда рядом с моим Сириткой — щенок ещё. Или ты теперь из-за Сулы не высовываешься?

— Потихоньку выхожу, — возразил Швайка. — Слушай, а как Байлемовы ребята — живы?

— А что с ними станется? Уцелели. И заодно крепко потрепали незваных гостей. Жаль, мы с подмогой опоздали. Прибежали — а от тех песьеголовцев и следа нет. Барвинок твой, кстати, там до сих пор. Мы его и так, и сяк — а он с острова не уходит. Хочешь — ори, хочешь — падай молча!

— Плох был бы Барвинок, если бы на кого попало реагировал.

Вырвизуб гордо расправил грудь.

— Ну, я, допустим, не «кто попало»…

— Тем более. И вообще, Штефане, мне кажется, ты что-то недоговариваешь. Ты же столько слов за раз сроду не говорил. Не тяни, говори уже — что случилось?

Теперь уже Вырвизуб уклонился от прямого ответа.

— Сначала пообедаем, потом и поговорим, — сказал он.

Хотя Швайка уверял, что умирает от голода, но ел мало, больше разглядывал товарищей Вырвизуба. Что-то не нравилось ему в их поведении. То ли виноватые, то ли задумчивые. Никто, кроме самого Вырвизуба, и слова не говорил…

— А чего вы на меня смотрите, как мышь на крупу? — не сдержался наконец Швайка и отложил ложку. — Давно не виделись, а? Или я тулуп наизнанку надел?

— Да какой тулуп среди лета? — вдруг возмутился Вырвизуб и сразу смутился. — Тут, друг мой, как бы тебе сказать… По плавням слухи пошли, будто ты ордынцам продался…

Швайка отшатнулся, будто его ударили.

— Шутишь? — вскочил он. — Как ты мог?

На солнце блеснула сабля Швайки. Мгновенно вскочили на ноги люди Вырвизуба, но Штефан резким жестом остановил их.

— Ну уж, Пилипе, либо голову мне срубай, либо дослушай до конца, — сказал он. — Сам знаешь, за тебя я и жизнь отдам. А вот другие… У нас тут новеньких много. Те всему верят.

Поколебавшись, Швайка вложил саблю в ножны.

— Ладно. Слушаю.

— Тут, понимаешь, двое по плавням шастают. Спрашивают, где ты.

— Зачем я им?

— Счеты свести. Говорят, будто ты ихних побратимов татарам продал.

Швайка сжал рукоять сабли до побеления пальцев. Хрипло спросил:

— Где они?

— Эх, теперь ищи-свищи! Покрутились тут, да и ушли. Точнее, один покрутился, другой держался в стороне. Узнали, что тебя нет, — и дальше ушли.

Швайка глянул на Вырвизуба так, что тот съёжился.

— Почему не задержал?

— Так меня тут тоже не было! А ребята… не догадались. А теперь, видишь, сами как мыши в полынь смотрят.

Минуту Швайка разглядывал притихших казаков. Потом махнул рукой и отвернулся.

— Вот тебе и встреча… — сказал он. — И как они выглядели?

— Того, что в стороне стоял, никто не запомнил. Только здоровенный, каких свет не видывал. А у того, что про тебя языком чесал — лицо рыхлое, вытянутое…

— Как у коня? — вставил Грицик.

— Вот именно! — подхватил один из людей Вырвизуба. — И смотрит исподлобья, зубами цокает.

— Теперь понятно, — улыбнулся Швайка. — Да, встречался нам такой. Смелый, оказывается, огня не боится.

— Значит, ты его знаешь?

— Да немного знаю. Это Тишкевич.

— Тот, что вороневцев чуть не сдал?

— Он самый. А теперь сам орёт: «Держи вора!» Так он и у вас побывал?

— Было дело.

— Тогда лучше перебирайтесь в другое место. А то проснётесь — и аркан на шее.

— Да вот только вчера и перебрались, — успокоил его Вырвизуб. — А ты сейчас куда собрался?

— Думаю, заберу Барвинка, а потом поищу Тишкевича. После всего мне бы хотелось поговорить с ним один на один.

— Так ты что, пешком пойдёшь?

— А ты мне коней дашь?

— Почему нет? Для тебя, Пилипка, мне ничего не жалко. А я, между прочим, почему сам того негодяя не поймал? Был на острове Келембета. Там, напротив Ворсклы. Моего земляка, Казика Грека, ограбили. Ранили, меха забрали. И молодого Верховодку обобрали, и голову снесли. Вот и ездил разбираться, кто такие шутки шутит.

— Разобрался?

— Конечно. Похоже на тех, кто теперь твоё имя в грязь пытается втоптать.

— Тем более хочу с ними встретиться, — сказал Швайка, пересёдлывая коня. — Может, они ещё рядом крутятся.

— Ха, рядом! Их и след простыл. Как узнал я — кинулся с ребятами следом и почти догнал. Но один ушёл в степь, к Ислам-беку. Наверное, Тишкевич. А второй — будто в воду канул…

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДУРНОЙ СИЛЫ

Но Демко Дурная Сила и не думал исчезать. Он отдыхал неподалёку от Вороневского Сторожевого дуба, на поваленной среди камышей ольхе. Отсюда было видно не так далеко, как с дуба, но всё же просматривался изгиб лесной дороги к Вороновке, луговина у Сулы и кусочек Вовкулацкого угла. Собственно, он и лежал на краю этого угла.

Демко ждал возвращения пана Тишкевича.

Правда, его тянуло махнуть рукой и рвануть в село к деду. Но он пообещал Тишкевичу, что будет ждать именно здесь, в условленном месте.

А Тишкевич сказал следующее:

— Нельзя тебе, Демко, в Каневцы без меня. Поймают — в яму как должника кинут. А тут, — он похлопал по саквам, — кое-что есть. И для пана Кобильского, и для нас с тобой.

Вот и лежал Демко на ольхе, вспоминая всё, что с ними приключилось за последние дни.

После того как Тишкевич купил коней у татарских пастухов, они почти без приключений добрались до днепровских плавней.

Правда, неподалёку от плавней они столкнулись с татарским отрядом. Но Тишкевич показал старшему охранный знак, переговорил — и татары их отпустили.

Это было за два дня до того, как они достигли Днепра. А первым, кого они разыскали в плавнях, оказался русоволосый, разговорчивый парень, чуть старше Демка. Хотя сначала разговорчивостью не отличался. Держался настороженно и не хотел разговаривать. Только когда обиженный таким приёмом Тишкевич сел на коня и напоследок сказал ему: «Остерегайся татарского лазутчика Швайки», — тогда тот, наконец, поверил, что к нему пришли люди, которым не безразлична его судьба.

— Вот это да! — воскликнул он.