Джуры казака Швайки Страница 15

Наверное, он ждал какого-то приказа. Но сонный Санько пока ещё не мог его отдать. По-настоящему он очнулся только тогда, когда Грицик вылил на него ковш днепровской воды.

Прежде всего ребята принялись исследовать остров. Он оказался куда больше, чем казался накануне, и куда зеленее. От плавней его отделяла широкая протока с кувшинками. Только там, откуда приплыл Барвинок, вода была чистой и прозрачной. В глубине острова, меж двух дубов, пряталась хижина. Похоже, она стояла тут не первое лето — заросли ежевики и боярышника окутали её так, что заметить было трудно. Чуть поодаль, у гранитной глыбы, находилась коптильня. Тут же, на кольях, висело несколько окороков и связки вяленой рыбы. В самой хижине ребята нашли три бочонка. Два из них были пустыми, а третий наполовину полон мёдом. В углу валялись несколько старых арканов и щербатый топор с короткой рукоятью. За куренем, на ветках, сушилась рыболовная сеть и несколько ятерей.

Сначала ребята вели себя настороженно. Даже Грицику было не по себе. Раньше он считал, что остерегаться нужно только татар. А теперь оказалось — и среди своих встречаются не лучше. Потому за каждым кустом ему мерещилась опасность. Шлёпнет рыба хвостом — и Грицик уже оглядывается. Защуршит зверёк в кустах — и ему кажется, будто подкрадывается сам Тишкевич. Лишь после хорошего завтрака (из запасов, оставленных взрослыми воронцовцами) Грицик немного приободрился.

— Слушай, Санько, — сказал он. — А чего это мы с тобой вздрагиваем на каждый шорох?

— А я и не вздрагиваю, — ответил Санько и косо посмотрел на куст, за которым что-то зашуршало.

— Вижу, — с иронией заметил Грицик. — А я знаешь, почему перестал бояться? Я за Барвинком слежу. Если бы была опасность — он бы сразу напрягся. А так, видишь, носится, как твой Бровко у хаты. А это значит? А значит, бояться нам тут нечего.

После этих слов Грицика страх немного отступил. А когда ребята как следует искупались, то стали настолько смелыми, что нашли две палки и устроили «бой на мечах». И хотя обычно Грицик выходил победителем из таких поединков, на этот раз вышла ничья. Стоило Грицику прижать Санька к берегу, как у Барвинка начинала угрожающе подниматься верхняя губа.

После обеда Грицик исчез. А Санько вспомнил про маму. Как она там? Наверное, скучает по нему, выглядывает из дому…

— Сижу вот, думаю, как оно там в Вороновке, — тихо сказал Санько Барвинку, что улёгся рядом. Барвинок положил тяжёлую голову на лапы и смотрел на днепровские разливы. Взглянет на Санька — и снова уставится в бескрайнее живое пространство. Только по тому, как шевелились его уши, можно было понять, что он внимательно слушает своего нового товарища. — А знаешь, как хорошо было бы сейчас нам с тобой очутиться в маминой хате? Хоть и живём мы немного, а ты у нас был бы сытый…

Барвинок благодарно постучал хвостом по земле. Он был не против.

Из камышей вынырнул Грицик… Он нёс плетёную корзину, в которой шевелились раки.

— Сейчас сварим их, — сказал он. — Там, в курене, я видел котелок.

— А если кто заметит дым? — засомневался Санько.

— Да кто его тут заметит? — стоял на своём Грицик.

— Татары. Или такие, как Тишкевич. А мы сами не справимся. Даже с Барвинком.

Грицик задумался. Кажется, Саньковы слова его убедили — через минуту он высыпал раков обратно в воду.

— Надо будет — снова наловлю, — сказал он. — Их тут, Санько, видимо-невидимо. Больше, чем у нас в Портяной.

Грицик сел рядом с другом и продолжил:

— Хорошо на острове, правда? Жалко только, что ненадолго мы тут останемся.

— Почему ненадолго? Швайка ведь сказал Байлему, чтобы взял нас в ватагу.

— А что мы тут делать будем? Разве что рыбу ловить или на бобра ходить. Нет, Санько, я не хочу. Я хочу быть как Швайка. Чтобы татары меня боялись.

Саньку тоже хотелось быть как Швайка. Да мало ли чего человеку хочется!

— Мы ещё малы, — вздохнул он. — Нам бы, Грицик, в Вороновке ещё пожить. Пока не повзрослеем.

— А я туда не вернусь, — отрезал Грицик. — Даже если пан Кобыльский успокоится — всё равно. Что мне там делать? Никого не осталось, а все, кому не лень, по шее дают…

— Только не моя мама, — возразил Санько. — И соседи тебя пальцем не тронули.

— А дед Кибчик? Как за ухо крутонул — до сих пор щиплет. А тут ни его, ни пана Кобыльского. Даже татар не видно. Татарин сюда не доберётся. Его комары сожрут. Или в болоте утонет. Знаешь, как татары болот боятся?

— А Тишкевич? — напомнил Санько.

— Ну и что Тишкевич? — чуть поостыл Грицик. — Если что — спрячемся. Он нас тут век не найдёт. А лучше — поговорить с Швайкой или Байлем, поймать его. Тут ему не Вороновка, тут ему никто кланяться не станет. Правда, Барвинок?

Барвинок не ответил. Он поднялся, собираясь по своим делам. Но вдруг застыл. Шерсть поднялась дыбом, угрожающе блеснули клыки.

Ребята посмотрели туда, куда уставился Барвинок — и сразу прижались к земле.

Против течения поднимались две лодки. Они плыли к острову. В лодках сидело трое.

На всякий случай ребята затаились за кустами. И не зря. Потому что в переднем гребце они узнали Тишкевича.

ТИШКЕВИЧ

Приблизившись к острову, Тишкевич остановился и долго оглядывал его. Наконец окликнул:

— Эй, здесь кто-нибудь есть?

Никто ему не ответил. Лишь у Барвинка, что прилёг возле ребят, ещё сильнее настовбурчилась шерсть. Санько положил руку ему на шею.

— Спокойно, Барвинок, — прошептал он. — Может, крикнут — да и уплывут.

Но, похоже, уплывать незваные гости не собирались. Они ещё немного подождали. Потом один из них, невысокий толстяк, пробормотал:

— Похоже, здесь никого нет.

— Посмотрим, — ответил Тишкевич. — Ну-ка, за мной!

Пара взмахов веслом — и он причалил. Мгновение все стояли неподвижно. Потом, держа сабли наготове, направились вглубь острова. Вскоре скрылись за кустами. До ребят долетали лишь глухие обрывки фраз.

— О, кострище! — воскликнул один. — И, кажется, курень. Интересно, что там?

— Не лезь, — раздался голос Тишкевича. — Успеешь с козами на торг.

— И кони тут были, — отозвался третий. — Следов на десяток наберётся.

Через некоторое время они вернулись к лодкам.

— Интересно, куда они подевались? — спросил толстяк. — Если бы недалеко ловили рыбу или зверя — кони были бы на месте.

— А я догадываюсь, — сказал младший. У него был шрам через всё лицо и быстрые глаза. — Наверное, пошли выслеживать татар. Надеются кого-то спасти. Как в прошлом году. Верно, пан Юзеф?

Тишкевич кивнул.

— Похоже на то, — сказал он. — И не вернутся до завтра.

— Верно, — согласился младший.

— Значит, слушайте: вы плывите дальше. Там, за версту, ещё один островок.

— Тот, где мы михайловских зевак накрыли? — уточнил толстяк.

— Он самый. Если что найдёте — забирайте и сразу назад. А я пока тут побуду.

Толстяк и младший переглянулись с сомнением.

— А если там кто-то будет? — спросил младший.

— Неужели учить надо, что делать? — хищно усмехнулся Тишкевич. — Если их много — прикиньтесь, будто хотите стать казаками. А если один — — он провёл ладонью по горлу. — Поняли? А потом — за шмотки и обратно. Я вас тут подожду.

— Всё же втроём надёжнее, — пробормотал толстяк. Но Тишкевич так на него зыркнул, что тот поспешно добавил: — Ладно-ладно, считайте, что мы уже уплыли…

Через минуту одна из лодок скрылась за ивняком. Тишкевич проводил её мрачным взглядом, ещё раз огляделся и неторопливо направился к куреню.

И тут из-под кустов ежевики показались две мальчишеские головы и одна волчья.

— Что будем делать? — возбуждённо спросил Грицик. — Может, натравим Барвинка?

Санько покачал головой.

— Нет. Тишкевич настороже. Не дай бог, саблей Барвинка заденет. Давай подождём, пока успокоится.

В это время из куреня раздался хруст. Похоже, Тишкевич сломал какой-то шест. Затем — довольное бормотание:

— Полсотни, не меньше!

Через минуту он вышел с охапкой блестящих бобровых шкур и встал против солнца, любуясь добычей.

— У княгинь таких нет, — с довольным видом отметил он. Положил связку у входа и снова зашёл в курень.

Ребята переглянулись.

— Он что, с этими шкурами сбежать хочет? — спросил Грицик.

— Похоже, — ответил Санько. — Заберёт, как у Мацыка, и в кусты.

Из ивняка выполз Барвинок. Подполз на брюхе к ребятам и вопросительно глянул на Санька. «Командуй, маленький хозяин. Ну чего ты молчишь?» — выражал весь его вид.

А Санько и правда молчал. Конечно, проще всего было бы натравить Барвинка. Но смотреть, как волк терзает человека… пусть даже Тишкевича… Нет, это было выше его сил.

Похоже, об этом думал и Грицик. Вдруг глаза его загорелись.

— Слушай, Санько, а давай его в плен возьмём! — прошептал он.

— А как ты его возьмёшь? — усомнился Санько. — Если бы хоть кто из взрослых…

— А Барвинок зачем? И лука у него нет. А наши — в кустах. А сделаем так…

Он наклонился к уху Санька и начал шептать. Барвинок переводил взгляд с ребят на курень и при каждом шорохе оттуда злобно дёргал верхней губой.

Через минуту мальчишки крадучись подобрались к лодке Тишкевича и спрятали её в камышах. Потом взяли луки, и Грицик, уже не прячась, направился к куреню. Санько с Барвинком затаились за кустами рядом с входом.

— Выходите, когда позову, — велел он.

Он подошёл к куреню, заглянул в проём и спросил:

— Дядь, а что вы тут делаете?

Тишкевич вздрогнул и молниеносно выхватил нож. Несколько секунд он молча сверлил взглядом грязного худого мальчишку, державшего наготове лук, не в силах вымолвить ни слова.

— А… ты откуда взялся? — наконец спросил он.

— А я к дядьке в гости приплыл, — ответил Грицик. — Он давно звал меня к себе.