Тем временем батюшка огласил в церкви вторую заповедь.
Однажды они оба вместе с несколькими другими хозяевами и хозяйками пошли в город, чтобы кое-что закупить к свадьбе. Оттуда они вернулись уже на какое-то время обручёнными. Там Домника встретила своего давнего жениха, служившего в войске, и когда тот узнал, что она дала слово другому и что свадьба уже скоро, он набросился на неё с угрозами и мольбами, чтобы она отменила данное слово, иначе "или один, или другой пойдёт землю грызть".
Домника побледнела, как стена, и на все его обвинения находила лишь одни слова защиты:
— Так бог дал, он мне его предназначил!
А Илия причитал и жаловался:
— Я уже тридцать ринских потратил на свадьбу, да что ж в селе скажут?
При этом он судорожно держался за Домнику и смотрел, словно дитя, беспомощно ей в лицо. С той минуты, как она дала ему слово, что выйдет за него, он слепо подчинялся её воле, и, казалось, без неё вовсе не мог обойтись.
— Я отдам вам ваши тридцать ринских, — уверял геройски военный, — только не мучьте меня, добрый человек! Моё несчастье падёт на вашу голову. Мне осталось служить в войске всего полгода, а вы учтите, что она прежде дала слово мне. Ждал я, пусть и она подождёт! — Это последнее он повторял снова и снова, вытирая всё вновь маленьким платочком потное чело и опрокидывая одну чарку водки за другой. Он щедро угощал жениха и невесту и с амбициозным видом следил, чтобы они пили.
Илия пил действительно, а Домника отговаривалась. Говорила мало, и было видно, что она ведёт внутреннюю борьбу.
Её первый жених — это не был "Илия"... Когда она заметила, что Илия изменился под влиянием выпитого, она потянула его за рукав и резко спросила:
— Берёшь тридцать ринских? Дмитро тебе их вернёт!
Илия вытаращил на неё свои круглые глаза и открыл рот, будто для лучшего понимания её слов.
— Другой не выплатит тебе их так скоро наличными в руки, — сказала она. — Купишь себе сразу несколько пражин поля или телёнка! Купи лучше земли, девушку найдёшь хоть и сразу! Я тебе добра желаю; тебе это очень кстати!
Она вперила в него свои чёрные холодные глаза, и произошло чудо. То ли под влиянием её магической натуры, то ли вследствие какой-то картины, что, возможно, пробудилась в его бедной душе, маня свежими надеждами на будущее, он ещё раз взглянул на неё, без выражения, словно в забытьи, помолчал минутку, а потом крепко ударил по протянутой ему солдатом руке. Он исполнил её волю. Подчинённый моменту, забыл о себе, а военный обещал в течение указанного ими обоими срока вернуть ему все уже сделанные свадебные расходы.
Тем временем, когда оба сидели в уже полном согласии в корчме, обнявшись за шею и весело выкрикивая вперёд какую-то грустную песню, Домника выскользнула из их компании и побежала к одной известной гадалке, что жила здесь в городе и которую знала ещё с прежних лет.
Она жила в бедной части города и была широко известна, особенно в сёлах, где пользовалась необыкновенной славой как гадалка. Это была крещёная еврейка, бездетная и на один глаз совершенно слепая. Отсюда и пошло её прозвище у городских и сельских жителей: "слепая гадалка".
Будучи молодой девушкой, она научилась у кочующих цыган гадать на картах и узнала силу некоторых трав и с того начала свой промысел. Её дела пошли феноменально в гору, и она переселилась через некоторое время в этот город. Здесь за неё сватался один бедный, уже пожилой мещанин, и она вышла за него замуж.
Приняв крещение, она стала благочестивой христианкой, каждое воскресенье ходила в церковь, а в её спальне без перерыва горела лампадка перед святой богородицей.
Приобрела ли она громкую славу своей хитростью или мастерством гадания на картах — было трудно сказать, но одно было несомненно: и из интеллигенции, и из других слоёв люди толпами шли к ней. С самого раннего утра до поздней ночи в её комнатах теснились посетители, а она, одних выпуская, других впуская, гадала без устали.
Между двумя маленькими, плотно занавешенными комнатами находилась небольшая кухонька, и посетители правой комнаты никогда не знали, кого принимала в левой. В кухне сидели крестьяне, взволнованные праздничным ожиданием. Они потели от нетерпения или рассказывали друг другу свои заботы, ради которых явились к знаменитой гадалке.
Сюда приходили и люди из дальних окрестностей, ожидая порой по полдня, пока их допустят внутрь. Она давала советы при болезнях, в самых сложных судебных делах. Ей доверяли самые глубокие семейные тайны. Но главным образом она была советчицей в любовных делах.
Снаружи неказистое, потемневшее жильё, что находилось в еврейском квартале, внутри было необычайно уютным. Обычно полутёмные комнаты зимой приятно отапливались, пол был устлан толстыми коврами, а вдоль стен стояли удобные софы. Посередине каждой комнаты стоял стол, вокруг него кресла, а на столе — карты.
Когда-то бедная еврейская сирота, теперь она в воскресенье и праздники ходила в шелестящем жёстком шёлке, а в её так называемом салоне красовался дорогой фортепиано.
Не удивительно.
Во дворе, особенно летом и в дни ярмарок, стояли возы возле возов, а на них сидели озабоченные люди, с нетерпением дожидаясь вызова к знаменитой слепой гадалке.
Постоянный полумрак комнат, горящая лампадка у иконы пресвятой богородицы, кругом таинственная тишина — создавали почти магическое воздействие на грустные души присутствующих. Опечаленные хозяйки-матери, серьёзные хозяева низко кланялись ей, с почтением целовали руки и подробно рассказывали о своих заботах. Тогда она утешала их ласковыми, обнадёживающими словами, усаживала за стол и раскладывала карты... У неё была неописуемая ловкость в раскладывании карт. Они сами вылетали из её белых полных рук и укладывались на столе в круг. Затем она начинала говорить, прищуривая глаз и гнусавым голосом.
Говорила быстро и приказывала людям внимательно слушать её слова, ведь её время дорого. Время от времени она обращала свой глаз (другой был наполовину прищурен и совсем не видел) — острый, серый глаз — на слушателя, возвещала ему его будущее и давала советы. Почти ошеломлённые, покидали слушатели комнату.
Когда присутствующих было много, она делила их на две комнаты и поочерёдно переходила от одних к другим. Здесь бывали густо завуалированные дамы, робкие, изящно одетые девушки и молодые люди с насмешливой улыбкой на устах и взволнованным взглядом.
— Зачем вы пришли ко мне, если не верите моим словам? — спросила она одного молодого человека, улыбка которого её задела.— Бог сам дал мне этот хлеб в руки, и я не виновата, что гадаю. Я ни одну душу не принуждаю и не зову. Все приходят по своей воле. Вы тоже пришли по своей воле! Можете себе идти, мне всё равно, буду я вам гадать или нет. Впрочем,— добавила, в упор глядя на выражение его лица,— впрочем, вы очень опечалены и неспокойны!
И в самом деле, он был очень опечален и неспокоен.
Каждый год она щедро жертвовала на службы и пользовалась у священников большим уважением и поддержкой.
Перед ней теперь остановилась Домника. Собрав свои последние гроши, что остались у неё после покупок, она поспешила сюда, как уже делала не раз прежде, когда не могла сама с чем-то справиться.
Смеркалось, и у гадалки уже горел свет. Пришлось ждать, пока гадалка не закончит с двумя барышнями, которых она застала у неё, и пока те совсем не выйдут из дома. Затем она подошла к ней. Гадалка смерила её проницательным взглядом с головы до ног.
— А чего ты хочешь? — спросила она.— Мне кажется, ты уже была у меня!..
— Да, уже несколько раз! — ответила девушка тихо и робко из-за взгляда гадалки.— Сегодня снова пришла!
— С чем-то другим?
— Да!
— Всё уже позади? Домника опустила взгляд вниз.
— Да! — ответила; но в её глазах сверкнуло что-то недоброе. Теперь гадалка коснулась того, о чём девушка никогда в жизни не хотела вспоминать, и что она стремилась загладить молитвами, постами и искренним покаянием перед богом, а что никого другого не должно было касаться.
— Что же хочешь знать сегодня? — резко спросила гадалка, поворачивая к ней свой чисто наполеоновский профиль.
Девушка рассказала о своей встрече с бывшим женихом и о том, как тот настаивал, чтобы она рассталась с Илией. Это нетрудно сделать, но будет ли это хорошо? Пусть карты подскажут, что ей делать, потому что она теперь разрывается надвое.
— А любишь бывшего жениха? — молнией спросила гадалка, тасуя карты.
— Да вроде люблю! Но хорошо ли будет, если я ещё год буду его ждать?.. В селе уже называют меня "старой девкой", и ни один из молодых парней больше не "сватает" меня. Я для них уже стара, и мне стыдно!
На это гадалка ответила так, будто ничего не знала о прошлом девушки и о только что пережитой истории с женихом:
— Посмотрим, что скажут карты! — А затем, когда разложила карты кругом, прищурила по привычке глаз и заговорила:
— Иди домой и ни о чём не тревожься. Одна женщина тебе очень благосклонна и один старший мужчина, который теперь далеко отсюда. Он кавалер и думает тебя сватать. Но он тебя не возьмёт. Тебе предназначен другой, с которым ты связана. Тебе предназначен дом, много тяжёлой работы. Детей у тебя никогда не будет. У тебя будет счастье с добром и в других делах. Тебе предстоит, как мужчине, торговля, но с хозяйством у тебя никогда не будет удачи. Один черноволосый парень очень опечален из-за тебя, но ему предназначена светловолосая, и далеко отсюда. Тебе предстоит дорога. У тебя будет небольшой убыток. Ты осторожна в речи и рассудительна; это дар божий, и он поможет тебе к богатству. Это твоё счастье. Иди!
Домника некоторое время смотрела на гадалку молча, с мрачно-блестящими глазами, затем развязала один узелок своего платка с мелкими деньгами, положила их на постель и, почтительно поцеловав гадалке руку, поспешила обратно к своей дорожной компании.
Словно тяжесть спала с её груди.
Теперь она как будто ни за что не отвечала. Пусть будет так, как будет. Не хотела ни о чём беспокоиться; хотела лишь выйти замуж. Ей уже было тридцать лет. Ей вдруг стало совсем безразлично, звался ли этот мужчина Илия или Дмитро. Дмитро знал о её давнем грехе, а Илия был глуп.
С обоими будет нелегко. "Пусть будет, как бог захочет! — так сказали карты.— Не тревожься ни о чём!"
Гадалка угадала всё, всё; она и тогда всегда угадывала и, как подобало честной и благочестивой женщине, наставляла на ум и порицала...
Женщина, о которой говорили карты, что она ей благосклонна, была, наверное, писарша, а насчёт мужчины, что думал её сватать, ей было безразлично, кто это был, ведь он всё равно не собирался её брать.
Через два дня после того Илия ходил к батюшке просить, чтобы тот не оглашал третьей заповеди, а на следующий день пошёл просить, чтобы всё-таки огласил.