она ж у вас есть? Как там теперь она?
Та, одолев мутность в глазах, наконец уставилась на него:
– Какая ещё дочка? Не было у меня никогда дочки...
Оба переглянулись и с облегчением выдохнули.
Расспросив про дороги и направления, вояки начали прощаться:
– Ну, с Богом, женщина, оставайся.
– С Богом, сыночки... – вяло ответила она, однако вдруг вспыхнула: – Бейте их, гадов бандеровских, мстите за нас Правому сектору. Идите, громите сук хохляцких!
Может, старик и стерпел бы, может, и выдержал, однако, услышав "хохляцких", сорвался:
– А ты когда видела этих бандеровцев? Видела когда Правый сектор?
Та вполне трезво посмотрела на Сивого:
– Откуда? Да отродясь. Откуда-то они возьмутся здесь?
– Так вот посмотри, старая сука, это мы и есть – бандеровцы и Правый сектор!
Вынул и торжественно показал ей шеврон "Укроп".
Старую перекосило.
Влад чертыхался на деда, ведь пришлось теперь вязать старую к стулу, чтобы не подняла шум, а она с ужасом следила за их движениями, ожидая фатального.
– За Януковича голосовала?
Старая утвердительно молчала.
– А за де-не-ер?
Вмешался Влад:
– Нет, она за эл-эн-ер.
Наконец та набралась духу:
– Да за что... да я же...
– А за то, сука старая, – шипел Сивый, – что ты врала нам про свою дочку, сука, а у тебя её не было.
– "Да отродясь"! – передразнил бабку Влад. Та смущённо заморгала, потом поджала губы:
– Не было. Но могла ж быть!
27
Влад-Столица и Сивый увидели над далёким сельсоветом жёлто-синий флаг и с облегчением свернули туда, крайне обессиленные, начали оживать, потому Влад-Столица не удержался напомнить:
– И на фига было перед той бабкой светиться? Так бы не бегали, как зайцы, а нормально себе шли.
– Она меня спровоцировала, хохлами обозвала.
– Спровоцировала, – поправил Влад.
– Я ж и говорю, ух, сука кацапская, ух, я бы их всех...
Влад обрадовался случаю обсудить другую тему, потому что "новейшая вертолётная стратегия в условиях современной войны" ему и самому надоела:
– Ну почему сразу всех? Есть среди них и хорошие, например, в России за оккупацию Украины проголосовало восемьдесят семь процентов. Тринадцать же таки против?
– Та ага ж, я и говорю все, потому что те тринадцать лишних процентов у них, что остались, – это евреи. – Подумав, что евреев вышло всё-таки многовато, нехотя добавил: – ну, и ещё другие нерусские.
– Инородцы, – не упустил уточнить Влад.
– Вот не знаю, как у вас, а у нас есть притча, как стоят двое вуйков над Черемошем, а он разлился, а там половодье несёт кусты и так дальше, один и говорит:
– А посмотрите, кум, какая красота.
– Ещё лучше бы красота была, если б там плыли гробы с кацапами.
Тот:
– Да нельзя так, есть же среди них и хорошие люди.
– Та есть! Хорошие – в хороших гробах, а плохие – в плохих!
Топали к сельсовету и в который раз вели извечный спор о физиологических особенностях северного племени, потому что Влад выводил их истоки ещё из ханты-манси и делил на россиян, москалей и собственно кацапов; а Сивый доказывал, что все они испокон веков хапцапы, то есть ненасытные; сходились лишь в одном, что иногда среди нашего брата украинца кацапы встречаются ещё лютейшие, чем среди генетических, потому что изо всех сил пнутся в высшую расу.
Влад считал себя интеллектуалом, по крайней мере эрудитом, и любил пообщаться в основном с Сивым, хоть тот и не был начитанным, однако из-за своего возраста имел огромный жизненный опыт, который легко мог заменить недостаток образования.
Уже почти доплелись, когда услышали неожиданные звуки:
из детского садика доносился тоненький хор про весёлых лесных зверят, которые хотели дружить с домашними животными, хор был шаткий, потому что малочисленный, однако ситуацию спасала воспитательница, она подпевала подсказки и хлопала в бубен.
И вот, несмотря на некоторые ошибки, вояки заслушались, почувствовали, что именно по детским голоскам соскучились сильнее всего:
А козочка непослушная
Не слушала папу и маму...
Обвешанные усталостью, вояки не верили собственным ушам:
А убегала в тёмный лес,
Где укусит волк и лис.
Так что бойцы забыли и про дискуссию, облокотились на детскую горку и млели, то есть унеслись в давние чувства.
В этот миг услышали и другие звуки – где-то за горизонтом загрохотало, зашуршало небо, и это означало только одно – тяжёлые миномёты сто двадцатого калибра, первые удары попали в ферму, другие пошли веером – по остановке, площади и быстро двигались сюда;
бойцы мигом кинулись в детсад, быстро похватали малышню, охапками перенесли их в глухую кладовку, а потом, упав на них, прикрыли, и вовремя –
рвануло так, что показалось, будто весь детский сад поднялся в небо и свободно поплыл, потому что от удара все попали в невесомость.
Потом была сплошная тишина, которой опытные солдаты не очень верили, потому что это могло просто заложить уши, но туда донёсся детский плач, так что они понемногу подняли воспитательницу, а та быстро подняла маленьких артистов, и они, одетые зверятами, побежали сквозь ещё недавнюю гостиную, где вылетели окна и всё было закидано битым стеклом, – осколки повпивались даже в противоположную стену.
Двор тоже трудно было узнать – детская площадка исчезла, вместо неё злорадно дымилась большая воронка, полкрыши пропало, закидав вокруг битой черепицей, только тогда Влад заметил, что держит на руках мальчика с длинными ушками, потому что тот играл в спектакле Зайчика; он смотрел на бойца спокойно, потому что был так ошеломлён, что не успел даже испугаться.
На двор с сельским криком бежали мамы, к Владу подскочила заплаканная бабушка и начала брать на руки малыша, но тот никак не отпускал солдата, всматриваясь ему в глаза.
Наконец отцепил одну ручку, полез ею в кармашек, пошуршал, вынул что-то и медленно положил Владу в ладонь, прикосновение это длилось ещё и тогда, когда старушка уже вприпрыжку несла ребёнка по улице.
Боец ещё какое-то мгновение видел за забором длинные заячьи ушки, и они с Сивым быстро остались одни на разбомбленном дворе, поэтому решили обтрусить с себя стеклянную пыль.
И только тогда Влад раскрыл свою заскорузлую ладонь и замер – в ней лежала настоящая, сказать бы, довоенная, конфета.
28
Семейная жизнь – это вообще ужас, а особенно в АТО, лейтенант-Мичурин и Галя-Чупакабра могли на память перечислить все укрытия для любви –
штабные авто,
подсобные помещения,
лесополосы,
а особенно передвижную баню, которую пригнали волонтёры аж из Ровно, супружеская пара оккупировала её категорически и какое-то время имела иллюзию домашнего гнёздышка, пока туда не повалили толпы неопрятных вояк, чтобы тоже на миг почувствовать себя свободными от окопной грязи.
Сейчас молодожёны обосновались на складе – маскировочные сети превратились в гамак, однако как ни обходи, а разговаривать приходилось о служебных проблемах, а их было ой как много.
– Тут нарисовался один генерал Хомченко, – нежно шептала Галя, чтобы безболезненно вернуть мужа на грешную землю, – он внедряет новую концепцию.
– Та ну его к бесу, – ещё мягче отозвался ей на ушко муж.
– Оно бы да, если бы это тебя не касалось, любимый.
Мичурин распахнул глаза – вокруг встали полки с разной боевой амуницией, так же медленно в голове возник какой-то генерал.
– Кто такой?
– Карьеру начал очень активно в Афганистане, потом, конечно, стал видным штабистом, а теперь вырисовался возле нас.
– Ну и что там у него?
– Его фишка: надо собрать из разных частей лучших бойцов и сделать такое мобильное мощное соединение для выполнения очень сложных задач.
– Ага, чтобы заработать себе ещё пару медалек.
– Так, человек вверх рвётся.
Лейтенант заметно загрустил, ещё бы, опять переформирование, люди только притёрлись друг к другу, и вот снова дёрготня.
– А я-то тут при чём?
Галя отпустила зубками его ушко и пошептала туда как можно нежнее:
– А при том, любимый, что и ты попал в тот список.
Лейтенант подскочил и выматерился бы, но в нём ещё и доселе светилось то, что в нормальных условиях называлось семейным уютом.
– Я? Я?!! – не верил он.
– Ну, ты же у нас очень способный. Тебя заметили, – изображала она иронию, хотя ей было не до шуток, она как никто понимала, чем все эти перестановки могут обернуться. – Правда, тут есть одна неувязочка, я внимательно изучила списки всех претендентов, и меня немного обеспокоило, что тут действует принцип отбора не по профессиональным качествам, а по, так сказать, патриотическим.
Мичурин пытался понять, в чём разница, потому что эти две вещи всегда были для него одинаковыми.
За такими шёпотами стены армейского склада постепенно становились прозрачными, и любовники увидели себя посреди изуродованных окраин.
– Вот кого бы ты отобрал в такой спецотряд, – начала одеваться Галя, медленно превращаясь в Чупакабру, – кого: Влада или Хантера?
– Что за вопрос, конечно, Хантера, ему вообще никто в подмётки не годится.
"В том числе и я", – чуть не проболтался.
– Ну вот, а по спискам – наоборот, проходит Влад. А почему? Мало того, что убеждённый украинец, так ещё и слишком грамотный. Вот, например, закончится война, вернётся такой солдат домой, и что? Это же будет тебе не какой-то мальчишка, а целая политическая сила.
Лейтенант догадывался, к чему клонит Галя, но по привычке делал вид, что не понимает.
– Так и что в этом плохого?
– Для нас ничего, а вот для хомченков – это прямая угроза. Вы себе воюете и мечтаете, чтобы война скорее закончилась. А такие, как Хомченко, прежде всего о своём будущем думают, вот и хотят конкурентов в самое пекло запихнуть.
Лейтенант не всегда умел понять, когда Галя шутит, а когда нет, однако сейчас поклялся бы, что она серьёзна как никогда.
Вышли за дверь, замкнули, повесили пломбы и разошлись в разные стороны.
Лейтенант Мичурин никогда не чувствовал себя какой-то исключительной фигурой, однако с помощью экспериментов обнаружил любопытную закономерность:
даже короткий телефонный разговор вызывал неожиданный результат: сказал что-то в "трубу", и быстро беги – потому что через несколько минут в это место начнут лупить "грады".
Что уж и бойцы иногда просили, например, если надо нарубить дров, то они ехали в лесополосу, Мичурин включал свой телефон, что-то болтал, убегал, и тогда вражеская артиллерия крушила там достаточное количество древесины.
Или надо было прокопать проезд через холм, и вражеские "грады" очень помогли, разрыхлив грунт.
Такую вражескую внимательность он объяснял себе тем, что является командиром и может навести огонь на свою боевую часть. Но он же не Дудаев, которого запеленговали с мобильника и уничтожили ракетным ударом.
Ещё издали Мичурин увидел необычную картинку: его бойцы разделись до плавок и разлеглись на солнышке, а кто-то неторопливо тёр мочалкой пену – вещь необычная в боевых условиях, однако означало это только одно: через полчаса приедет штабная проверка, а значит, вражеского обстрела не будет.
– Что такое? Проверка из генштаба? – переспросил он.
– Из гей-штаба! – дружно ответили те.
И вправду, вскоре послышалось приятное урчание и прикатил бронированный джип с колонной охранников.
Солдаты быстро оделись и выстроились, когда к ним выступил генеральский чин; все на физиономиях изобразили уважение.
Поздоровавшись, тот начал с благодарностей от Родины и командования, потом перешёл к тяжёлым временам, а когда заговорил о переформатировании военных подразделений, лейтенант услышал, как к нему сквозь усы тихо шепчет Сивый:
– Ох, не нравится мне этот фацет.