Вот, промышляем. И людям, да и себе, – угодливо улыбался "дедок", – а как же, бля? Не пропадать же добру, вон сколько снарядов нарубили-то, чего ж людям мёрзнуть-то?
Перетрясли багажник, в салоне подняли даже коврики.
– Да вы, небось, сыночки, и сами не на курорте? – старательно проскрипела "бабка", – чем же греетесь, а? Вот, берите-ка, ядреные, берёзовенькие – и истопите, и на шашлычки годятся.
Боевики утвердительно переглянулись.
– Подкати-ка, дед.
"Дедушка", усиленно газуя, подкатил к бетонному заграждению и начал кидать поленья по ту сторону.
– Защитники вы наши, – приговаривал за каждым. – Да забирайте всё, ребятушки.
– Хватит, хватит, дедушка, – запыхтел благодарно старший и, вынув из подсумка консерву, выразительно взвесил её в ладони. – Держи, бабка, подкрепитесь-ка.
– Ой, спасибо, ой, спасибо, сыночки, – подхватила банку "бабка" и поспешно спрятала в сумку, – мясца-то уж давно не видели, дай вам Бог здоровьишка.
Вчера сепарам разгрузили немало из нового гум-конвоя, правда, не всё были консервы, а наоборот. Но тут очень удобно – пакгаузы далеко от людских глаз, да и дверями прямо на трассу.
Тяжелее было потом – паковать в фуры "двухсотых", грузить "трёхсотых", не гонять же обратно порожняк?
Машина, рявкнув некачественным топливом, вырулила на дорогу и, кашлянув на прощанье, покатилась прочь.
– Фу, блин, аж вспотела, – размотала платок "бабка".
– А я? – откликнулся "старый", злобно оглянувшись на куйбышевскую промзону.
Быстро темнело, когда авто с прицепом выкотилось на возвышенность и встало.
– Да, кофейку бы не помешало, – муркнул "дедушка".
– Ге, у нас трофей есть, – Галя торжественно достала из сумки немалую консервную банку. – Дай нож.
– Подожди холодным давиться.
Он вылез из машины, открыл капот, прислонил консервы к горячему мотору и нырнул в салон.
Галя включила свет и приложила зеркальце под ветровым, взглянула в него – оттуда выглянуло молодое личико и приветливо улыбнулось.
Она уже начала было ватой стирать наслоение, как Мичурин нежно коснулся руки.
– Постой, чтобы не пришлось потом снова мазюкаться. Пожалей себя, это же сложный грим.
– Ты что? Разве не те поленья вкинул?
– А кто знает, некогда было выбирать, чёрт его знает, может, придётся повторять заезд.
Галя полюбовалась собой напоследок, скривила "старческие" губы и недовольно спрятала зеркальце.
Вообще-то она чувствовала, что Мичурин врёт, потому что, возможно, таким странным способом проявил скрытое желание интимности? Но кто его знает.
– Ты пошутил.
– Не говори гоп, – ответил он. – Придётся ждать.
– Что? Ночевать тут?
Мичурин не смог сдержать улыбку:
– А чего? Сидушка откидывается, влезем в один мешок.
– Зачем в один?
– Не мёрзнуть же. Нет, ты не подумай...
И вдруг сорвался на смех.
– Идиот, – был ответ.
– Нет, ну ты представь: двое геронтофилов в тесном мешке кувыркаются между собой, – расслабленно хохотал, – ой, в гриме, ой не могу.
Получив локтем в бок, сдержался.
Какое-то время сидели молча с выключенной лампочкой, с воспоминаниями о нормальной прежней жизни, гоня мысль, вернётся ли она когда-нибудь?
– Может, нагрелось? – с надеждой прошептала она про консервы.
В этот миг далёкий взрыв резко подбросил темноту. Потом рвануло ещё, и несколько раз мощнее.
Оба выскочили из машины, начали хвататься друг за друга, прыгать и визжать.
Зарево, подсвечивая собственный дым, вкручивалось в небо, тоже местами подпрыгивая и танцуя с облаками.
– О, красота! – кричал сквозь грохот он.
И двое "пожилых" людей обнялись, кружились, хлопая друг друга по спинам, пока не поцеловались, так, что даже и не заметили этого, потому что снова танцевали, взаимно хватаясь за одежду.
– Фух, – отдышался первым он, – а ты не верила.
– Я? – толкнула его локтем. – Ах ты гад.
Ещё бы – ведь это была её выдумка:
когда-то в селе кто-то повадился красть поленья. Вот стоит зима, а каждое утро свежие следы к дровянику, кто-то да и стащит, то тут, то у соседей. И больше всего тревожило то, что крал кто-то из своих.
Галя уже и тогда была умной девочкой, решила поймать вора – заглянув в учебник, нахимичила горсть дымного пороха, потом, выбрав симпатичное полено, расколола, выдолбила, вклеила туда порох и положила обратно на кучу.
Какова же была её недетская радость, когда в соседнем переулке рвануло и разнесло печку.
Мичурин слушал это и радовался, что Чупакабра раскололась на родную закарпатскую речь. Хотя, подумал он, может, это она снова тренируется, накладывает новый "грим"?
– Ну и что? Поймали засранца? – допытывался Мичурин.
– Ты что, – кокетливо отводила "старческие" глаза, – папа убил бы, если б узнал, что это мои фокусы. Но дрова перестали пропадать.
– А кто это был?
– Пидарастка одна, химоза.
– Кто-кто?
– Учительница химии, кто. Поселилась неподалёку, ну и началось.
Мичурин снова спрятал улыбку:
– Слышь, а это ты у неё позаимствовала селитры?
– А у кого же ещё?
Начали хохотать, Мичурин допытывался:
– Чего ты дымный сделала, чего не бездымный?
– Тут тонкости надо знать – дымный не так рвёт, зато эффект дыма, понимаешь, ну, фейерверка больше.
Мичурин утер слёзы:
– Да, действительно, какой это дурак фейерверки из бездымного делает.
Оба в салоне, поскидав седые парики, тщательно вытирали ненужный уже грим.
Машина уже хорошо разогналась по трассе, освещая тьму в противоположную от дышащего зарева сторону, когда Галя вдруг схватила его за локоть:
– Стой! Стой, козёл!
– Какого ты?! – резко затормозил.
– Идиот – консервы же на моторе! Ещё, смотри, рванут!
23
Если бы не его криминальное прошлое, Зверобой не сдержал бы ярости – по такой ливнище вызвали в спецчасть.
Ага, тут у них тепло и сухо, сиди себе перед телевизором и выглядывай – может, какая "дичь" набежит.
– Мы к вам обратились, – важно бубнил сопливый офицер, – учитывая ваше специфическое криминальное прошлое.
– Криминальное? Я не из Крыма.
"Ох уж эти фронтовики, не могут без своих фокусов", – почти пробурчал офицер, потому что был совсем сухой, не то что Зверобой – совсем мокрый.
Развернули карту.
– Где-то у них упал вертолёт, целая паника в эфире, потому что там был чей-то сынок, а найти не могут.
– Да это понты, как это – не найти? Тут же такая густота населённых пунктов – и никто не видел?
– Получается.
– А радары?
– А у них там нет радаров, – обвёл пальцем немалую зону.
Зверобой быстро пробежал глазами по карте, а потом, выбрав самую низкую местность, ткнул пальцем и замер.
– А скажите, – голос крутился вокруг пальца, – а с каким селом нет никакой телефонной связи?
Офицер достал записник, полистал и:
– Село Балабановка.
Зверобой довольно кивнул к своему указательному, потому что тот как раз и упирался в населённый пункт Балабановка.
Сказано: браконьер.
Он влетел в бункер и словами сыпал гуще, чем дождь:
– Чуваки! Есть шанс на медаль!
Те нехотя оторвались от дремоты. А потом перевернулись на другой бок.
– Чуваки! Быстро! Искать путинского сынка! Приказ командования!
Он нарочно не сказал "спецотдела", потому что те принципиально бы не отреагировали, считалось, что спецотделы для того и существуют, чтобы подставлять наивных служак.
– И где эта медаль? – буркнул уже не так безразлично Джура.
– В Балабановке.
– Сам ты балабон – это ж на лугандонии, ты подумал, как туда добраться?
Хотел добавить "в такой дождь", но Зверобой сам радостно выкрикнул:
– В такой дождь, в такой дождь!
Идея была тройная: во-первых, вражьи тепловизоры в непогоду нечувствительны, а во-вторых, медаль и ротация, в-третьих:
– Река Луганка превратилась в быстрый потоп, чуваки! Надуем лодку – и мы там!
– Речка-лоханка, – буркнул Влад-Столица, однако начал шнуроваться и собираться, как и все остальные.
Матюгая дождь и прикрываясь от него надувной лодкой, потянулись скользким берегом к быстрой воде.
...Вертолёт нашли быстро, потому что он высоко торчал покрученными лопастями, особенно удивил цепь на них.
– Что за притча? – шептал на такое чудо Столица.
Начали искать чужого "двухсотого" сынка, ага, где там – всё досконально выгорело, какой там сынок – поплавился даже дюраль.
Не успели обшмонать и заминировать, как услышали сквозь дождь гул бронемашины. Чей? Коню ясно, что федерастский, чей же тут ещё.
Залегли рядом, вжались, уже и услышали счастливые возгласы кацапской разведгруппы, но недолгими были вражьи радости, они оборвались несколькими мощными взрывами – Джура славно успел заминировать добычу.
Их водитель, мудак, выскочил из кабины посмотреть на взрывы, а что тут было смотреть, надо было мотать отсюда, а не глазёнками хлопать.
Влад выбил у него оружие и радостно скрутил, прижал коленом горло, и тот еле просипел сквозь него все пароли.
– Дяденьки, и меня возьмите, – услышали неожиданно, потому что всё внимание было вокруг подорванного вертолёта.
Из дождя выскочил мальчик Кирилко.
– Тебя, малой? Манной каши объелся, – буркнул Джура. – Куда тебя брать, дуй отсюда.
Потому что тащили водилу-мудилу в кабину, хоть тот и не сопротивлялся.
– Потому что мне тут нельзя, меня теперь убьют, – бормотал вслед мальчишка и тянул ручкой к ним фрагмент цепи, лезя внутрь. – Вот, посмотрите, – брякнул им.
– А там – тебе можно? Катись нафиг, малой.
– Потому что это я вертолёт сбил.
– Что?!
– "Чёрную акулу", что, – снова брякнул железом и решительно выбросил наружу свой мокрый полиэтилен.
Некогда было спорить с безумными детьми, плюнули, подперли "калашами" водилу и тот понёс как бешеный, преодолевая дождь и ночь.
24
Под утро докатились до родного блокпоста, Мичурин выскочил на землю очень смешной, потому что в гражданском, и они с Галей встретились взглядами, чтобы попрощаться, однако братия не дала, уставилась пристально, и потому оба отвели глаза.
Он обошёл легковушку:
– Скажи, Галка, а почему ты выбрала на акцию меня? – наконец ляпнул не теми словами, то есть не хотел так быстро расставаться, то есть что – ждать какого-то следующего рейда?
Она могла объяснить: "потому что ты самый ловкий", и ещё много чего могла бы сказать, однако снова медленно подняла к нему глаза и произнесла:
– Потому.
Тут надсадно рявкнул пускач дизеля и, раздвигая маскировочные ветки, из капонира выполз неожиданный трофейный БТР, где спереди шрифтом в окружении цветочков ярко красовалась свеженаписанная надпись: "Чупакабра".
– Сюрприз! – разом выкрикнули вояки.
Довольные эффектом, они ждали на реакцию.
– Что это? – искренне удивился Мичурин.
– Свадебный подарок, – хихикнула компания.
– Что?!
– Что-что, по вам не видно, что, – осмелился Джура.