А главное, что действуют они не сразу, а через продолжительный период, потому что болезнь всегда проявляется разная, так сказать, та, к которой генетически предрасположен – тут он начал подыскивать слово, чтобы не сказать "пациент", – наш с вами подопытный.
Тося невольно оглянулась.
– Нет, нет, хвоста за вами не было.
Тося хорошо знала "подопытного" – своего хозяина, он не был ангелом, однако она это списывала на то, что он круглосуточно вкалывает то с бумагами, то в поездках.
– О чём я хотел сказать – я же не предлагаю вам таскать мешки с цементом, – слышала она словно сквозь не свои уши.
В подтверждение он бережно развернул пакетик – там лежали таблетки, самые обыкновенные, совсем как аспирин.
Тося не поверила собственным глазам и пододвинула пакетик ближе, таблетки зашевелились, потому что пальцы у девушки заметно дрожали.
Потом она застыла.
Всё это время он ходил вокруг девушки со столиком и говорил о гражданском долге, о необходимости, чтобы простые люди помогали общему государственному делу, чем могли.
Когда понял, что Тося не выходит из ступора, выбрал другие слова:
– Ну, посмотрите, разве справедливо, что вы, человек с хорошим высшим научным образованием, а вынуждены работать какой-то кухаркой, из-за чего вынуждены ещё и нанимать другую няню для своего ребёнка? Я же не говорю о разнице в оплате, я говорю о принципе – по-человечески ли это? И отвечаю: нет, не по-человечески, потому что каждая мать должна иметь нормальную возможность самой заботиться о собственном ребёнке.
На этих словах он положил перед Тосей несколько фотографий с её сыном Игорчиком, и женщина изумилась, потому что этих никогда не видела:
вот он в детском саду,
вот в парке развлечений, вот на карусели –
все сделаны в упор, так что Тося начала размышлять:
когда?
Вот эту шапочку она подарила малышу на день рождения, а перчатки купила на зарплату, значит, это фото сделано...
– Вы не подумайте, что кто-то кого-то запугивает, – элегантно собрал он фотки. – Просто я хотел перевести наш разговор в более конкретное русло.
Снова воцарилась пауза, во время которой он сложил белый пакетик с таблетками и сунул его в пенальчик, а потом поднял его торжественно, как это делает с конфетой Дед Мороз на детском празднике.
Она не заметила даже, что дрожит вся, потому что руки её всё время бегали по столику, кончиками пальцев касаясь удивительных азиатских предметов, ну, ложечки, ну, ковшички, это понятно, а вот зачем тут щёточка? Да, сделанная из густо расщеплённого кусочка бамбука, для чего же она, чёрта ради?
Вглядываясь в неё, Тося неожиданно увидела на столике какие-то изменения в узоре – глаз рыбы или то ли дракона почему-то побелел.
Ну да, раньше он был другого цвета. Девушка теребила бамбуковую щёточку, пока не поняла, что этот белый глаз – таки одна из таблеток, которая чудом выпала из бумажного пакетика.
Что невольно легко прижала щёточкой злополучный белый глаз, и он вскочил между бамбуковой щетиной.
Мужчина жестом фокусника взял у неё ту принадлежность, а взамен вручил пенальчик, и она как можно скорее спрятала, мелко кивая головой в знак согласия.
Босс наконец расслабился, сел за столик и бамбуковой щёточкой начал сбивать пену в своём кружке, женщина смотрела на это заворожённо, она и понятия не имела, что бывают такие сорта чая, что пенятся.
– Ещё, – наконец впервые услышала свой голос. – А я могу... ну, сначала испытать действие препарата?
– Что? – радостно удивился он.
– Ну, на собаке?
– На собаке можете.
18
Тося пребывала в ужасе, или ужас пребывал в ней: продала квартиру, сына перевезла к матери, а уже потом пришла к своему хозяину и сообщила об увольнении.
Тот неподдельно обомлел:
– Как? Да мы же душа в душу, – наконец признался он. – Какая причина? Я согласен поднять зарплату, если вы об этом. Признаюсь, вы прекрасно готовите, где нам найти такого кулинара?
Знал бы он, какую приправу она должна была ему подсыпать, то эта её жалкая зарплата его бы рассмешила; собственно, речь шла о цене жизни, а она у него оказалась заоблачной.
– Нет, не в том дело... – тянула она, не могла же признаться, что её нанимали именно по его душу.
Тут неизвестно, какими будут последствия той таблетки у того "китайца", так или иначе её бы взяли за жабры секретные службы, и беда в том, что не только государственные, но и куда худшие.
А страшнее всего – судьба её сыночка, он бы тоже оказался между молотом и наковальней, собственно, это и было причиной ужаса.
– Ну, а почему?
Ей было стыдно, что не умеет врать, и потому она неожиданно выпалила:
– Я еду на АТО.
Такого удивления на мужском лице она не видела никогда.
Невероятно, но идея про АТО открыла ей небесный свод, то есть это действительно было верное решение – ну где бы ещё она могла лучше спрятаться? От служб, спецслужб, контрслужб?
А времени у неё оставалось немного, бог знает, когда та белая таблетка начнёт действовать и какой переполох поднимется в городе?
Жена хозяина подарила ей сумку вещей на прощание.
Сверлила одна мысль: а где на то АТО записаться?
Странно, эта проблема решилась быстрее, чем она ожидала, то есть всё здесь складывалось молниеносно – она подошла к волонтёрскому пункту сбора помощи бойцам.
Там выгрузила всю подаренную сумку, как вдруг тут всё и забегало – прибыл грузовик с фронта, оттуда выскочили вооружённые мужчины и начали быстро носить коробки и мешки.
Тося автоматически оценила их количество, и перед глазами предстало огромное число уже приготовленных пищевых порций для бойцов.
Она схватила за рукав самого старшего:
– А вам там, – показала в сторону, где, по её мнению, шли боевые действия, – вам кулинар не нужен?
Мужчина на войне забыл такие сложные слова, и потому Тося быстро поправилась:
– Ну, кухарка. Я хорошая кухарка.
То, что хорошая, воин отметил ещё раньше, а вот что кухарка, то женщина по этому слову показалась ещё привлекательнее.
19
Разрушенная школа ещё дотлевала чердаком, а лейтенант Мичурин продвинулся под перевёрнутой кровлей ко входу, и как он ни пытался обнаружить камеры наблюдения, так ни одной и не увидел.
"Мастера маскировки", – скривился.
За пропускником в подвале густо наставлено экранов, и каждый оператор и ухом не повёл на пришельца; разве что один, тоже явно нетутешний, устроился сбоку на ящиках; между ними прохаживалась девушка Галя, она же Чупакабра, и чтобы придать себе весомости, имела прикреплённый сбоку длинный плоский "герлах"; когда у неё спрашивали, откуда такое чудо, она, пряча глазки, отвечала:
– Один коллекционер подарил.
Знал бы кто, когда и как, то шарахнулся бы от тех глазок.
Вместо того чтобы поздороваться, она кивнула Мичурину на стул, тот подсел на краешек.
– Значит так: будешь контратаковать всем фронтом, – услышал он неожиданное и аж подпрыгнул: как это так, чтобы эсбэушница разбрасывалась боевыми приказами?
Неужели она, блин, с ума сошла – атаковать превосходящие силы противника, блин, да там же сплошные кадыровцы, мать их, а мы уже вот сколько отдыха не имели, недоспанные, немытые – и на тебе, контратаковать!
Вся симпатия к ней мгновенно исчезла; чего греха таить, он когда-то сердился, что такую красивую девушку называли Чупакаброй.
"Пиранья!" – чуть не прошипел он, а вслух произнёс:
– Госпожа, вы могли бы знать, что для атаки надо иметь втрое больше солдат, чем у атакуемых, потому что они прикрыты укреплениями, а бежать на них по открытому полю...
Поймал на себе утешительный взгляд и умолк, потому что ей приятно было наблюдать, как скрытое удивление у него сменяется неприкрытой яростью.
– Мы вам дадим подмогу, – улыбнулась.
"Вы? Подмогу? Несколько стукачей под прикрытием?" – чуть не ляпнул.
– И большую? – выдавил.
Она многозначительным жестом обвела аппаратуру на стеллажах.
– Как бы это объяснить... Видите, враги переговариваются, меняя частоты, меняя коды. А мы прослушиваем все сразу, понимаете?
"Мне до лампочки такое понимать", – снова не произнёс он.
– Ну и...? – сказал.
– Ну и вот: голос одного из федеральных командиров чрезвычайно почему-то напоминает ваш, господин добродетель.
Он снова подпрыгнул, но увидел на экранах себя, в которых он тоже подпрыгнул, и успокоился.
Чупакабра подошла к тому парню, что молча сидел на ящиках, что-то шепнула, тот поднялся и направился к выходу, через мгновение появившись на экранах, где он на разбитом чердаке подбрасывал к скрытому мангалу рваный рубероид, чтобы лучше дымилось – маскировка, блин.
Мичурин с трудом оторвался от картинок и пытался вспомнить, чем же допекла его эта курва. Надо сказать, что после контузии с ним часто случались такие выпадения в моменты перевозбуждения.
– Мичурин, – продолжала мягко она, – а почему вы переименовались в Мичурина, ведь вы были Мустангом?
– Из зоологических соображений, – коротко пошутил он.
– Та ну?
– Не "та ну", а какого чёрта вы мне приписываете какого-то федерального вожака? – ответил он так, как это всегда делают иудеи: вопросом на вопрос.
– Этого вожака зовут Карабасом, и никто вам его не приписывает, – смягчила и без того мягкий голосок.
Сказано: курва.
– Ну и...?
– Видите, осциллограммы показали, что ваши с ним голоса очень похожи и по акустическим, и по фазовым модуляциям, и по гармониям...
– ...и по стаккато, и пиццикато, – не удержался Мичурин.
– И по доминанте, и по составляющим шумовым обертонам, – не унималась она. – А вот у этого парня, – кивнула она на того, кто только что спустился с чердака и снова прижался к ящикам, – голосок на диво похож на главаря казачков Буяна. Понимаете?
Мичурин понимал быстро, правда, не успевал осознавать, то есть чувствовал, какую игру затевает Чупакабра.
– Нет, не понимаю, – отрезал. – Объясните.
– Мы из эфира перехватили некоторые новации федерастов, – скривила она свои красивые губы, – они решили применить на своих позициях заградотряды имени Дзержинского, и слух об этом уже распространился среди лугандонов.
"Через твоих подставных", – догадался Мичурин.
– Ну, для кацапов заградотряды – дело привычное, а вот для кадыровцев эти фокусы отвратительны. Допираете?
"Хоть бы тебя черти допёрли".
– Так вот: нередко частоты радиоволн их пересекаются, лугандонов с федерастами, федерастов с кадыровцами, и тут нет ничего удивительного, все уже к этому привыкли. Так почему бы не воспользоваться?
Он бы с удовольствием поспорил с красавицей о воинской чести и недопустимости подлых мер, но вспомнил, как часто федерасты переодеваются в наши мундиры и провоцируют мирное население; однако тут она кивком подозвала парня и сунула лист с текстом, где сверху написано "Буян", а Мичурину вручила бумажку с пометкой "Карабас".
Честно говоря, его и раньше мучила идея проползти в вражеский тыл, переодеться в кадыровца, устроить показной наскок на лугандонов, подбросить какой-нибудь вещественный доказательство, например, чалму, а потом смотаться и смотреть, как те мстят мусульманам за свою местную оскорблённую честь.
А что? Была бы неплохая боевая провокация.