Чего-то
во мне нет, чего — и сам не знаю.
На соляные заводы, рудники —
на Бахмутский завод и на Торецкий
я поспешу. А оттуда — аж туда,
где роются в земле, где нашли
железную руду и каменный
уголь! Там. П о й м у . В Третьей Роте.
В Лисичьем. Огонь жизни. Найду
в Луганске новый я смысл, что изменит
лицо земли... Что-то зябко мне...
А ну-ка сяду к "Основам металлургии". Будто небо
в окне там вспыхнуло — или привиделось...
Как во сне: часы пробили, или
мне лишь показалось. А этот всё спит. Как камень.
(Читает.)
"Когда зальёт водою шахту — прежде всего сделать надо..."
Монах
(просыпаясь)
Всё не спишь? Уж, верно, ночь прошла.
К утрене ещё не звонили? Небо
вон глянь какое...
(Свесил ноги.)
Свечку достань, а то эта сейчас погаснет.
Сковорода
Звонили? Небо? Вот...
минуточку, и уж конец.
Итак: "Смоки
откачивают из копей воду — слышал? —
на тридцать футов и выше подымают".
Мне б и туда. Куда? — на шахты.
Разволновался я, что и доселе успокоиться не могу. Кня-
зья, ну надо ж!
(Ходит по келье.)
Монах
Что ты сказал?
Сковорода
Ничего. Так, к слову.
Завидно даже — как этот Ломоносов
умеет всё познать!
Монах
(зевает)
Снилось мне,
словно я на небе. Ангел
подошёл. Запел он: "Христос
рождается", а я: "Христос геннате
доксасате" — по-гречески...
Сковорода
Выспался —
так уж и тянет болтать?
Монах
...по-гречески же...
а гром! а блеск! — гляжу наверх — бог!!
Я: "Turdus ipse sibi malum cacat" —
и разрыдался от радости.
Сковорода
Что? что?
Хоть не говори такого при людях! Глупец,
это ж про дрозда, что в собственный помёт
влезает, так и сплели... Ххе! Иустин,
вот уж выдал латынь! И где ты
выкапываешь такие тексты?
И у с т и н
Где ж,
как не в твоих трактатах? Ты глумись
над кем другим — не надо надо мной.
Я и без тебя учёный. "Бога не забывай!" — в Святом
писании сказано. Конечно! Ага!
Сковорода
Смешно —
вот я и смеюсь. А впрочем... ты сказал
умно. Да. Мои трактаты плесенью
покрылись, и я... смешон в них.
Освежиться (...а глянь: за окном что-то скользнуло. Де-
ревья? Птицы проснулись?) Освежиться надо.
Сжечь всё, что я без меры написал;
сжечь всё, что в мир пускал без оглядки —
колеблясь, борясь и двоившись,—
тому любя, другому любя, а в сущности —
что ни тому, ни другому.
Не всё
я понял, что ты сказал, лишь вижу,
не знаю я, чего так мучаешься.
Пошёл бы в рясу. Ведь просили
тебя монахи, ей-ей, уж давно был бы
епископом.
Сковорода
Ну вот. Опять то же.
Ты, видно, не в своём уме. Я
думал, что, гостя у тебя,
хоть не охоту, так хоть угол найду,
где мог бы я о многом тут подумать,
а ты, гляжу, всё старое жуёшь...
Нет, лучше уж пойду.
И у с т и н
Постой, что ж я
такого сказал тебе? Что столпом
обители и всей церкви
хотел тебя увидеть?..
Сковорода
Ты опять?
Столп неотёсанный! От тебя одно лишь противоядие:
порвать с тобой навсегда, и то как можно скорее.
Пусти, пойду, подышу воздухом —
что-то голова болит...
Фигура
(в дверях)
Григорий!
Здрав будь! Куда идёшь?
Сковорода
Я и не вспомню,
кто ты есть. Мешок на голове,
как у схимника, и ряса эта...
Фигура
Ну, рясу
не трудно снять, а вот свеча у нас...
(Проходит от двери, спотыкается о книгу.)
Ага! не успел сказать, как уже и погасла.
И у с т и н
А я ведь говорил: достань.
Фигура
Тут кто-то есть?
Сковорода
Да... родич мой. Монах. С ума сходит,
замаливает грехи.
И у с т и н
О господи!
Фигура
Сковороде с монахами родниться
не кстати. Валял бы я дурака и —
да дела, знаешь... Вон глянь в окно...
Сковорода
Пожар?
Скажи уже, с чем пришёл. Речь
твоя мне знакома...
(Ставит шляпу.)
Фигура
К чёрту рясу!
Ну вот, как снял я клобук с головы —
теперь узнал?
Сковорода
Так что же — Цундра? Как же
забрёл сюда? Уж столько лет прошло...
Дай обниму тебя, — неужто сам Цундра? —
от зарева аж светишься! Но не гляди так строго!
Я песню сложил про тебя — воля! — бунт!
Тень к танцу цундры —
гнофті се автон!
Казацкий дух с кадилом вперемешку?
Безделье — и бедный люд? Как хочешь,
то и о песнях с тобой поговорим.
Ведь эти твои песни не только сектанты, но и враги уже наши
подхватили! И колют ими нас! Не знал? Разве не знал?
Но позволь, пришёл я не один:
чёрты мои вот там, да всё друзья
закалённые.
Сковорода
(вскочил)
Чего ж они не идут?
Фигуры
(в дверях; сами как клены, а голоса глубокие)
Здрав будь! здрав будь! Пришли к тебе в гости.
Посидим. Посмотрим. Соврал
он — какие ж из нас черти?! Ты знаешь:
Я — Сатана. А это Люципер вот.
И у с т и н
О господи премилосердный...
И что за поколение теперь — одно чертит, одно
чертит, аж... Пойду хоть умоюсь.
(Выходит.)
Сковорода
Ещё ведь
четвёртого не знаю по имени.
Что рясы ты не снимешь, как Люципер
и Сатана? Безусый... видишь, кого-то
напоминаешь мне, кого — не знаю.
Четвёртая фигура
Человек тот, кого напоминаю,
пришёл как раз к тебе. Вот, живой
стоит он. Как звать — ты знаешь сам.
А рясу... что ж, могу и снять.
Сковорода
Генита?
Огения!
Четвёртая фигура
Молчи! И не болтай
пустого. Софрон — казак Расплата, знаешь
такого? Вот это он сам и есть.
Сковорода
Жупан, пистоль и сабля не изменят
мне твоей сути. Под шапкой
пылают те же самые глаза. Голос,
и улыбка суровая, и огонь
решимости, и неспокойные плечи,
и мыслей печать — всё то же,
как и было у моей ученицы.
Четвёртая фигура
Говорю тебе: казак Расплата!
Сатана
Ххе!
Громче крикни, он не слышит.
Цундра
В воспоминаньях размяк, бедняжка.
Сковорода
(к Цундре, словно сквозь сон)
Ты что-то спрашивал?
Цундра
Ну, это просто смешно —
неужто мы пришли стоять тут и молчать,
как ты...
Сковорода
Прости, я слушаю.
Цундра
Да вижу же!
Сковорода
Не сердись: от неожиданности
всё это. Растерялся. Ведь правда — Цундра,
с кем я учился, ко мне заглянул,
и Сатана, и Люципер...
Понимаю —
так это такой Сковорода? А я...
Сковорода
Какой такой — не понимаю. Впервые
знакомишься, или как? Но не гляди
презрительно и саблей не играй —
вижу и так, что остра!
Цундра
Хм. А я
страшился, что вот... Железный
должен быть Сковорода! Зали...
(Вдруг строго.)
...нырни из воды, из тины, из болота
смиренного. В Академии,
помню, ты был иной.
Сковорода
(улыбнувшись)
А что ж, и бил тебя не раз. Но...
к чему вся эта речь твоя? Дело?
Так ты скажи, послушаю.
Сатана
(глухим басом)
Конечно.
А то: припомнил тут и воду, и школу.
Ну, учились. Младший — мудрствовать,
а ты — за атаманство.
И правда —
важность какая, хоть плюнь.
Люципер
(ещё ниже октавой)
Возгордился, как котёнок в золе.
Цундра
Да это так.
От нежности отвык, видишь. Ну, так слушай.
Иустин входит с полотенцем.
Может, выйдем куда?
Сковорода
Ты не тревожься.
Иустин всё равно не поймёт. Мозг
у этих монахов...
И у с т и н
Какой там мозг! Я
в Лавре жил, стерёг типографию. Бога
не забывай! — в писании сказано.
Авжеж! Ага!
Сатана
Люципер, уйдём —
а то уж... вон.
(Показывает на Иустина.)
И у с т и н
Лампадку? — зубоскал! —
и зажгу, ага! В шапках сидеть
нельзя — грех.
Цундра
Да брось его! Пусть
святого корчит на здоровье.
Люципер
Как говорят: на здоровье вам в ручки, в ножки и в животш
чуток.
(Грохнул смехом.)
И у с т и н
(подливая масло в лампаду)
А ты не смейся, а-ка разгадай лучше: некое создание меж
тремя горами; клеветники его окружили, оно благословило
их семеро и тамо... Ага, не разгадаешь, а это ж старец
торбы и собаки, ага?
Цундра
Дивлюсь. Чтобы Сковорода
да с таким попугайчиком кашу
варил вместе! Ей-ей дивлюсь.
Вот на столе у тебя Кант; Спиноза;
Уильям Гарвей; да ещё:
"Основы металлургии"; "Экономическая таблица"; у Лавуазье
даже что-то переписано:
а сам ты весь
удвоенный. Тут нужна отвага, сила!
А ты как раз...
Сковорода
Удвоенный? Молчу.
Может потому, что правда это. А может...
Погоди... сведу я мысли...
И у с т и н
(слезая от лампады)
Ну вот и всё.
Агаллиасфто уранос. Ги евренесфто!
Небо и земля ныне пророчески да веселятся, — о господи,
господи!
Все расхохотались.
Хоть дай ему подумать, не мешай.
Ну-ну! Вот так родич.
Цундра
ну подумай —
родич.
(Грозно.)
Хватит же!
(У окна.)
Словно
стихает там. Поют петухи. Свет.
...начнём, ведь мы спешим. Садимся.
Звонят к утрене.
Люципер
Тю! Перекрестился, кланяется, как пустой ветряк.
И у с т и н
Ага, буду я тут вас расспрашивать! Приехали гости, сели
на помосте, завязали узел да и не развяжут...
Не бойся — развяжем. И тебя самого выгоним.
А ты думал — как?!
Сковорода
Начнём. Говорите всё — я слушаю.
Казак Расплата
Ну что ж сказать?! Когда жизнь у тебя...
Так что... позволь — из твоей же рукописи:
"Жизнь сама приходит". Вот. Внимай:
"Жизнь сама приходит,
и пьём её великую радость,
как буйвол лужицу".
Цундра
Были дед да баба, и была у них курица ряба.
И ты такое писал?! Ну-ка — скажи:
жизнь сама приходит? Может, и соску
как нянька нам даёт? Почему ж тогда...
Казак Расплата
(высмеивая, подавая дальше, как жука на ладони)
"Ни женщину, ни мысль, ни океан
никогда нам не спрятать в своём кармане.
Ведь выпили мы воду, в которой вместилось небо
и электрическая сила,
Ведь выпили сладость, в которой жизнь свою
продумали
лягушка,
плавающий паучок,
песчинка..."
Цундра
И паучок? И лягушка? Вот так врезал!
И ещё и вода сладкая, хха! Ну так
скажи, что это не так! Скаж и, что... бабке
приснилось это, а не тобой придумано!
Ну! Жизнь сама приходит?
Значит, и оброк, и закрепощение
тоже, скажешь ты, приходят к нам, как милость,
как доброта, как тот закон, что он
в вечности, мол, извечный —
вечно
вечнеющий вечностью (цепом
да плетью!) над нами, голытьбой,
вечнеющий, как струп, — закон, которым
увенчано: неправду, рабство, собственность
с дворянами, будьте трижды прокляты,
увенчано, прикручено,
привито...
Так вот такое воспевать взялся?
Какая ж тогда разница меж тобою
и колоколом тем, что воет, как волк,
созывая к падали?..
И у с т и н
Что? На церковь
такое говорить? Не смей!
Сатана
Гляди: он
ещё и дрожит, ещё и кулаками... Отче!
Не дёргайся, а то как тряхну...
И у с т и н
Убей!
За господа Христа приму я муки!
В огонь пойду! Камни стану грызть,
а осквернить не дам святыню!
Цундра
(вдруг подняв глаза на Иустина, что тот аж сел)
Компания — что и говорить. Один
за господа Христа. А другой — будто
и нет, но всё ж... за мистику, за тьму
в мышлении, за то средневековье,
в котором христы, попы и цари растут,
как вербы...
И у с т и н
А! — цари? я офицеру
скажу пойду.
Люципер, пусти его, пусть идёт.