Шпага Славка Беркути Страница 11

Голубей Юлько не любил — казались они ленивыми дюнами, безразличными, словно их ни с чем в мире не связывало ничего, кроме крошек, подкидываемых детьми.

Длинная стена чёрных деревьев. Яркое пятно какой-то афиши. Зелёно-красный киоск на углу — цветы в горшках, белые хризантемы, их подрезают «вровень с корнем», когда кто не хочет покупать цветок в горшке, — и тогда белое облачко плывёт в густой толпе.

Завтра все узнают. Завтра все скажут: «Вот Юлько Ващук, это его отец…»

«Не ходи, Юлечка, во двор, не играй с теми мальчишками, ты другой, сынок, они не из твоего круга…»

Юлько видел себя в кругу — будто отделённым от всех, умнее, лучше, способнее. «Вот Юлько Ващук — это его папа!»

Хорошо бы завтра проснуться вдруг кем-то другим — не Юлько Ващуком, нет, кем угодно, лишь бы не Ващуком. Обычным, простым. Встать, умыться, что-то пробурчать матери, когда она попросит купить хлеба, хлопнуть дверью и выйти на улицу — тоже обычную, простую, — и быть безразличным к камням, к форме окон, к цвету крыш, к звону трамвайных рельс, к голосам в толпе. Проснуться, скажем, Стёфком Вусом. Беззаботным, шалунишкой, без мыслей и фантазий; кем угодно, лишь бы не Ващуком…

Он произносил своё отчество про себя, шёпотом, почти вслух, и оно казалось неприятным, чужим — словно жило отдельно от него самого. Почему же он должен отвечать завтра и ещё не раз, наверное: «Это твой папа, так?»

Почему он должен отвечать за отца?

«Пойдём, я покажу тебе чудо, сынок!»

Они попали в переулок, где не бывает солнца ни утром, ни днём. Наступил как раз предзакатный час, где-то на широкой улице солнце катилось по крышам домов, а сюда дошёл лишь отблеск — на провода. Красным золотом лились над серой улицей троллейбусные провода и дрожали, словно вот-вот выльются, упадут на землю тяжёлыми, беззвучными каплями золота.

«Ващук. Юлько Ващук — это твой папа?»

Нет. Не мой. Это кто-то другой. Не мой папа. Он никогда никакой книги не писал. Да я же вам говорю — не он. Оставьте меня в покое, я же вас просил. И вообще, какое вам дело? Мой папа — не мой; Ващук я — не Ващук? Оставьте меня в покое.

Если бы ты был мальчиком, я б знал, пап, что сказать, а как разговаривать с тобой? Притвориться, что ничего не случилось? Можно и притвориться.

«Из меня Рихтера не получится…»

«Конечно не получится. Болтовня. Но какое это имеет значение?»

«Пойдём, я покажу тебе чудо…»

«А кто придёт поклониться моим домам, как мы ходим на старый город?»

«Молчи, сынок, это я сам к себе…»

«Когда человек не уверен, что его труд надолго сохранится, стоит ли вообще браться за такую работу?»

«Молчи, сынок, это я сам к себе…»

Ты же обманывал самого себя, пап? С собой…

Зачем ты так сделал, послушай, ты можешь сказать, зачем ты так сделал?

Это твой папа, Юлечка, признайся, это же твой папа!

Неверно. Ерунда. Разве вы не видите — у меня нет времени разговаривать с вами. Оставьте меня в покое, я же вас просил. Если мой папа пользуется чужими мыслями, спросите у него, зачем он так делает, а я не имею ни малейшего отношения ко всей этой истории.

Какая мне от этого польза? И что значит, что я Ващук? Что с того, скажите, пожалуйста?

А дома? А дома как?

Мама:

— Что-то случилось, сынок? Какая-то неприятность, Юлечка?

— Нет, мамочка, ничего. (Как будто ты, мама, и сама не знаешь, что произошло!)

— Ну хорошо, Юлечка, может, хочешь поужинать?

Папа:

«Пойдём, я покажу тебе чудо…»

— Нет, папа, спасибо, мне нужно уроки делать. (Разве ты не понимаешь, что чуда не будет? Что троллейбусные провода теперь не будут золотыми? Осень на дворе, папа. Да-да, осень…)

В конце концов, может, это и не так сложно — притворяться. Все трое будут притворяться.

Все трое будут притворяться (как будто ничего не случилось).

Почему же ты так сделал, папа? Ты тогда не думал, что я вообще существую?

«Молчи, сынок, это я сам к себе…»

ДИСКУССИЯ ЗА ПАРТОЙ

— Привет, чемпион!

— Кубок твой?

Седьмой «Б» верил в спортивную звезду Славко Беркуты. Седьмой «Б» полагал, что имеет право встретиться с победителем, но класс постигло разочарование — кубка не было. Команда выступила хорошо: львовские шпажисты заняли второе место, и в командных соревнованиях Беркута не проиграл ни одного боя. Зато в личных соревнованиях завоевал лишь четвёртое место.

Андрей Степанович не упрекал. Только ребята махнули рукой: «Ну вот, а мы на тебя надеялись! Эх ты!»

— Давайте проанализируем, — сказал Андрей Степанович. — Что получилось? Пока была воля к победе, ты был собран, изучал соперника — и побеждал. Но как только тебе показалось, что успех обеспечен без борьбы, ты расслабился — и твоя слабость сразу дала о себе знать. Вот и получился вместо первого или второго места — лишь четвёртое.

Славко понял свою ошибку. Да, правильно всё заметил тренер. Бои с сильнейшими спортсменами выиграл блестяще, а тем, кто даже не рассчитывал на победу — и они, к тому же, против Беркуты! — тем Славко позорно проиграл. Он подумал:

«Зачем с ними биться? Не бой, а разминка».

Но когда он очнулся, было уже поздно. Исправить счёт он не мог. А потом настроение совсем испортилось, он «скис»; по «скис» — и проиграл ещё два боя!

Самое обидное было то, что первый день соревнований прошёл чудесно. Фотокорреспондент поймал интересный момент боя на плёнку, и мальчик, сам себя не узнав, рассматривал шершавую фотографию в газете.

То был хороший день. Гуляли по городу, ели мороженое, хоть дело было в мороз, всё равно ели мороженое и купили торт — настоящий дворец из сладкого крема и чего-то очень вкусного: то ли орехов, то ли шоколада.

«Дворец» купили в честь Славкового дня рождения. Сообщая о результатах первого дня, так и сказали: «Одному из участников соревнований, Ярославу Беркуте, сегодня исполняется четырнадцать лет, и в этот день он хорошо отпраздновал день рождения — выиграв все бои».

Главным, конечно, был подарок Андрея Степановича. Он подарил Славко замечательную шпагу, новую, с клинком, звонким, как струна, и блестящей гардой. Рукоять удобно лежала в ладони, словно приросшая, и казалась продолжением руки, крайне необходимым продолжением руки.

Славко от удовольствия покраснел и даже забыл поблагодарить.

— Ну, Беркута, с такой шпагой не выиграть первенство — просто позор! — не скрывая зависти, говорили ребята. Они и не сомневались, что он победит.

Вот видите, победил! Гадалки угадали!

Конечно, те, кто занял двенадцатое или даже десятое место, могли только мечтать о четвёртом, но Славко должен был иметь первое! Первое, а не четвёртое — только первое!

Показывать в классе газету с фотографией? Нет, в этом не было смысла. Впечатления не произвело бы — ведь фото сделано было не в последний, а в первый день соревнований. Фотография теперь скорее упрек, а не радость.

Тяжело было переступить порог класса и признать, что не привёз кубок. Даже значка не привёз — за четвёртое место значки не давали. И совсем неприятно было слышать насмешливый голос Юльки:

— Ай-ай-ай, а мы тут приготовили торжественные речи для приветствия олимпийца.

Юлька готовил речи?! Может, он и переживает из-за Славковой неудачи? Ну-ну!

— Повторяй эту речь каждый вечер, может, пригодится! —

— Тихо! Юпитер гневается!

Шпагу, подаренную тренером, Славко спрятал и решил не брать в руки, пока сам не почувствует, что имеет на это право. Он дал себе слово: через год войти в сборную республики, поклялся самому себе и решил не нарушать клятву, чего бы это ни стоило.

— Только не забывай про учёбу, — сказала мама. — Ты всегда от крайнего к крайнему кидаешься, не можешь быть в меру.

— Я ж не паровоз, чтобы ровно, как по рельсам. Я человек, — задумчиво заметил Славко.

Мама пошутила:

— Ты у меня становишься философом.

Сын не ответил — он что-то думал, сосредоточенно хмуря брови.

— О чём ты думаешь, сынок?

— Да так, мамочка, ни о чём, — сказал он, и мама вдруг с грустью подумала, что теперь она знает о Славко гораздо меньше, чем тогда, когда он ещё не умел говорить. Тогда было гораздо проще. А вот теперь: «Ни о чём, мамочка».

— Мам, знаешь, я теперь ещё и лёгкой атлетикой займусь. Нужно — для общего развития!

— А не лучше ли тебе для общего развития за уроки взяться? — вдруг возмутилась мама. — Я скажу Андрею Степановичу, что спорт на тебя плохо влияет.

— Ой мамочка, не говори Андрею Степановичу! — засмеялся Славко, обнял маму за плечи и закружил её по комнате.

— Постой, постой, ты причёску мне испортишь! — сказала мама. И подумала, что Славко мгновенно находит способ спастись от её справедливого гнева.

Да, от маминого гнева можно было укрыться. А вот от собственной задетой гордости и от насмешек — пусть и не злых — спасения не найти. Как объяснить, в чём дело? Спорт есть спорт. Проиграл — значит, проиграл. И нет тебе никакого оправдания. Люди порой с переломом руки участвуют в соревнованиях. Однажды фигуристка на льду танцевала с рукой в гипсе — и заняла второе место. Вот это, наверное, и есть измерение максимальной нагрузки.

И Славко рисовал на уроке неисследованные материки, обдумывая, как увеличить нагрузку. Но способы для этого сами собой не придумывались. Их, наверное, нужно открывать, как материки. Как Северный полюс. Как истину о том, что Земля вращается вокруг Солнца. За открытие порой платили жизнью. А чем нужно платить, чтобы познать масштаб собственных сил и возможностей? Ведь от этого зависят открытия.

«Ты у меня становишься философом», — повторила бы мама.

Славко рисовал материки, а рядом сидел Юлько Ващук. Сидел за одной партой, списывал с доски одну и ту же задачу. Писал чернилами из общей, на двоих, чернильницы. Теперь бы Славко не списал у него ответ. Если бы в задаче было два решения, Славко выбрал бы не то, которым воспользовался Юлько. Но он никак не мог признаться Юльке открыто, что не может принять его таким, какой он есть.

Почему же ты не говоришь это вслух, Славко Беркута?

Может, потому что когда-то он очень хотел сесть за одну парту с Юлькой Ващуком, лучшим учеником класса, который так решал задачи, словно ты лазал по деревьям? Который прочитал столько книг, сколько ты забил мячей в старый забор, что заменял футбольные ворота. Ты так хотел сидеть рядом с Юлькой, что, — стыдно вспомнить, — заплакал, потому что учительница сказала, что вам никак не сесть вместе: Юлько высокий, а ты тогда был «Котигорошком», Славко Беркута.

Боишься, Юлька тебя не поймёт? Не сумеешь объяснить, чего хочешь!

Вчера он был тебе другом, Славко Беркута.