Долго возился с ним и так и сяк. — Не открою. Надо сбивать ломом.
Сашко, посматривая на кузню, ходил по двору, будто чего-то искал, заглянул в колодец, потряс заснеженную грушу, нашёл в кармане морковку и стал её грызть.
Чепижный размахнулся ломом — и замок отлетел к его сапогу.
Чепижный отбросил лом, откашлялся и — открыл дверь.
«Что такое? Где волк? Почему он не выбегает?» — Сашка бросило в жар. Те двое в белых халатах подняли носилки и зашли в кузню вслед за Чепижным.
«Что случилось? Что происходит? Может, он сдох? Или испугался? — кипело в голове у Сашка. — А может, ночью он прогрыз стену кузни или подкопался под фундамент и сбежал?»
Вдруг из кузни выскочили те двое в белых халатах — без носилок, выскочили и бросились наутёк:
— Спасайтесь! Волк!!!
Тётки, дети, мужики не успели толком ничего понять, как из кузни на четвереньках вылез сам Чепижный. За ним медленно шёл волк. Чепижный пополз влево, потом вправо, а волк дышал ему в шапку. Чепижный зарылся головой в снег и замер.
Все в панике разбежались: дети плакали, старики кричали, хватали малышей на руки, бежали, теряя в снегу шапки и рукавицы...
Волк нехотя перепрыгнул через Чепижного и неторопливыми прыжками завернул за кузню к тихому лесу.
Фоторепортёр щёлкал своим фотоаппаратом всю эту сцену от начала до конца, и когда волк затерялся в снегах, расхохотался...
— Что там, сыночек?
— Папа, Сироманец сбежал! Дядя Чепижный плачет — нет, он просто воет!
— Заводите вертолёт! — кричал Чепижный, выплёвывая снег. — Игорь! Иван! За ружья! Далеко не уйдёт — снега! Заводите вертолёт!
Чепижный влетел во двор, опрокинул растерянного Геракла, ворвался в дом, схватил ружьё.
Жужжал вертолёт; тяжело, пыхтя, к нему бежали Шевчук и Побигайло.
— Догонят они его, папа, или нет? А волк может зарыться в снег до темноты, пока те будут летать?
— Говоришь, как будто вы с Сироманцем за одной партой сидите, — сказал отец.
— Не сижу, конечно, но Надежда Петровна говорит, что надо беречь не только воду, воздух и лес, но и зверей... А волка я, может, и люблю, папа! — Сашко встал на лыжи и пошёл в школу. Над ним и волчьим следом от кузни гудел вертолёт.
Лес тепло дремал в снежной избушке. Мелкие крестики от лапок синиц, замёрзшая бледно-голубая головка лесного колокольчика, мышиный помёт под лещиной, щеглы на конском щавеле — все они пережидали эту зиму.
Сашко скользнул через поляну, мимо дубов, вышел на белое поле и по нему шёл к школе, когда над лесом появился вертолёт, пролетел над селом, потом зачем-то развернулся и полетел прямо на Сашка. Вертолёт стал снижаться. Сашко сел в снег. Ветер от винтов сорвал с него и шапку, и шарф, чуть тулуп не унёс, завертел метелью и улетел.
— Сын нашего председателя! А я думал — волк... — У Чепижного дёргалось веко.
Учительница Надежда Петровна вошла в класс:
— Добрый день!
— Добрый день!
— Садитесь... Сашко, правда ли, что из вашей кузни сегодня сбежал Сироманец?
— Сбежал, — ответил Сашко и сел.
— Ты сам видел? — спросила Надежда Петровна.
— Видел.
— Дети, где живут волки?
— В лесу, — хором ответил класс.
— В лесу. Верно. А ты, Сашко, ведь ходишь в школу лесом. Неужели у тебя нет асфальтовой дороги?
— Надежда Петровна, — тяжело встал Сашко, — пусть по ней ходит кто хочет. А я люблю лесом.
— Ну скажи, Галя Грушецкая, о чём я рассказывала на прошлом уроке?
— Про Индию. Про тигров-людоедов, — тонким, как лесной орешник, голоском ответила над головой Сашка Галя Грушецкая.
— А у нас тигров нет! — вскинулся Сашко. — И вы ещё говорили, Надежда Петровна, что зверей надо охранять... А я волков не боюсь, потому что как раз на той тропке, что ведёт меня в школу, я никого не боюсь.
— Почему? — спросила Надежда Петровна.
— А вот так.
— Ты должен быть, Сашко, повежливей.
— Прошу прощения. Простите.
— Тогда отвечай точнее.
Сашко посмотрел в белое окно, в белое небо, где, казалось, никогда не гремел гром и не летали ласточки, и спросил:
— А если дети, например, как мы, остались после войны без родителей — государство их спасло?
— Да, — сказала Надежда Петровна. — Государство дало им детские дома, школы, питание, одежду.
— А теперь — старикам? — допытывался Сашко.
— Будто ты не знаешь, Сашко! — с укором ответила Надежда Петровна.
— А если кто ослеп?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — настороженно подошла к Сашко учительница. — Отвечаю: государство отправляет таких людей, ну, например, в Одессу, в знаменитую на весь мир клинику имени Филатова. Но я не понимаю, Сашко, — улыбнулась Надежда Петровна, — в чём ты нуждаешься: в пенсии или, может, ты плохо видишь?
Класс рассмеялся. Рассмеялся и Сашко:
— Так ведь это вы сами говорите, Надежда Петровна, что у нас людей берегут.
— И воду, и землю, и зверей нужно беречь.
— Я про то же.
— И что, после уроков ты один пойдёшь через лес?
— Так я на лыжах.
— На лыжах. А если наступит ночь?
— А я ничего не боюсь.
— А вдруг волк? — строго спросила Надежда Петровна.
— Не пугайте. А то и вправду испугаюсь, — сказал Сашко. — Лучше, если хотите, спросите меня про любую столицу мира — и я скажу, где она и в какой стране.
— Спрошу...
— Что ты несёшь, — прошептала Сашку Галя Грушецкая. — Хочешь яблоко? И я с тобой пойду лесом домой, хорошо?
— Твоё дело.
Сашко и Галя Грушецкая шли по светлому лесу домой: на одной лыже шагал Сашко, на другой — Галя.
Внизу, по асфальтовой дороге, мелкими чёрными точками тащилась группа школьников.
Луна попыталась осветить лес, но не успела: снег пошёл на снег. К лыжам начало липнуть, и Сашко сказал Гале Грушецкой:
— Снимай лыжу, налипает, понесу на плече. Придётся пробираться в снегу.
Шли, шли и остановились.
— Яблок больше нет, — сказала Галя Грушецкая.
— Ноги не замёрзли?
— Вроде нет. Тепло.
— А руки?
— И руки тоже.
— Чёрт нас понёс по такому снегу.
— Давай постоим, — предложила Галя Грушецкая. — Тяжеловато.
— Постоим. Почему бы и нет. — Сашко снял лыжи с плеча. — У твоего отца ружьё есть?
— Нет, — Галя согревала варежки. — А чей это след? Не волчий случайно?
— Где? — Сашко уткнул нос в следы на снегу. — Не разберу… Но нет. Волк идёт след в след, а тут какая-то разболтанность. Да и старые уже… А Сіроманець удрал утром.
— Ты точно его видел?
— Конечно. Я же не спал…
Сонный лес спал в таких же сонных сугробах.
— Смотри — кто-то идёт! — чужим, незнакомым голосом сказала Галя Грушецкая.
От деревни по полю к оврагу двигались шестеро человек, за спинами темнели тюки, в руках угадывались ружья.
— Засада на Сіроманця. Дядя Чепижный, видимо, решил как следует замёрзнуть… А Сіроманець будто ждёт их в лесу: "Вот он я, бейте, если так уж хочется — мне жаль ваших носов, отморозите ведь!"…
Тем временем Сіроманець бежал. Издалека тянуло запахами ферм и кошар, пахли деревни, но он избегал этого соблазна и нюхом тянулся к степи.
Несколько раз он останавливался, поднимал морду к небу и вслушивался — не летит ли вертолёт.
Добежал аж до лимана. Этой зимой лиман не замёрз. Волк подошёл к воде, лизнул солоноватую влагу и понял, куда ему нужно — бежать в солёные степи, в солончаки, где хоть и нет лесов, но и охотников не должно быть.
Вдруг Сіроманець залёг: с холма ветер донёс запах дикого зверя. Именно дикого, ведь за свою жизнь Сіроманець нанюхался всяких запахов, в том числе и домашних — ленивых, тёплых, откормленных — коз и овец… Он ещё раз обнюхал пространство вокруг — не пахнет ли деревней или человеком — и пополз к тому холму, где стояла соломенная копна.
От этой копны Сіроманець чуть не задохнулся от запаха диких кабанов. Против ветра он подполз к скирте на два-три прыжка, как вдруг стадо свиней услышало фырканье своего вожака и рвануло за ним в степь. Последним тащился по снегу подсвинок: волочил заднюю, видно, больную ногу, буксовал, но было поздно — Сіроманець сбил его с ног и вцепился зубами.
Из кузни вышел ошарашенный Чепижный: в руках у него были волчьи верёвки и ремень. Чепижный пожал плечами, обошёл кузню, пристально посмотрел на берест, снова пожал плечами и снова зашёл в кузню. Осмотрел стены, взглянул на потолок.
— Убейте меня — ничего не пойму! — сказал Чепижный.
Чепижный вышел на порог. Сашко проезжал мимо на тракторе с прицепом — вёз силос на ферму.
— Куда это ты?
— Не видите разве?
— На ферму?
— Ага.
— А ты не в школе? Что, сегодня воскресенье?
— Ага.
— Где отец?
— А зачем он вам?
— Надо.
— Если не дома, то в конторе, если не в конторе — на фермах, если не там — в поле. А что?
Чепижный блеснул своим огнедышащим глазом на волчьи верёвки, ничего не сказал и пошёл в контору.
Сашко зло посмотрел ему вслед и включил «третью» передачу.
Отец Сашка и агроном Павел Миронюк как раз разглядывали фотографию в свежей районной газете, где Чепижный лежал на снегу, а через него перепрыгивал волк.
— Кино! — смеялся отец Сашка. — Гроза волков сам под волком. Да ещё и так эффектно!
Зашёл Чепижный.
— Что тут смешного?
— Гляньте, если хотите...
Чепижный взял газету. Его лицо вмиг стало таким, будто все зимние снега упали не на землю, а прямо ему на лицо:
— Корреспонденты! Я им покажу! Вот так опозорить человека... Я, может, Берлин брал. Нет, этого я им не прощу! Вы, Александр Степанович, как председатель колхоза, и вы, Павел Иванович, как секретарь парторганизации и агроном... Ну как так можно? На что это похоже? Наш колхоз — один из лучших в Украине... Вот и сейчас я встретил вашего мальца на тракторе. Мальчишке лет тринадцать, а уже можно сказать — специалист. А они приехали на мотоцикле из газетёнки, клац-клац — и один из колхозников опозорен!.. Я вас обоих прошу, как член областного общества охотников, прошу... Это теперь хоть из села убегай — засмеют! Но главное: волк сбежал не сам!
— Как это — не сам? А с кем же? — спросил отец Сашка.
— Сбежал с чьей-то помощью. Диверсия! Гляньте: вот эта верёвка, которой я лично его связывал — перегрызена или перерезана?
Отец Сашка и Миронюк внимательно осмотрели верёвки:
— Без сомнения — перерезана.
— А ремень? Гляньте, это тот самый парусиновый ремень от моего старого бушлата, которым я привязал Сіроманця за шею к лестнице, — он перегрызен или перерезан, я вас спрашиваю?
— Вот те раз!.. А вы кузню с волком тогда ведь на замок закрыли?
— Закрыл. С вечера выли собаки, выли всю ночь, выли и утром, когда прилетели эти... Замок я открыть не смог — ломом выбил, — да и бог с ним, у меня замков ещё полно, — зашёл в кузню — а волк на ногах!
— Кино и только, — обратился отец Сашка к Миронюку.
— И кино, и позор — всё сразу!..