Разве быки ревут, когда ясла полны? Страница 51

Девка тихая, работящая... Я знаю точно — была бы тебе хорошая жена, а мне — невестка. А коли уж ты Гудзевну выбрал, так дай вам Бог счастья! Конечно — не мне с ней жить, а тебе, дитятко моё, век вековать... Мой-то век уж недолог; скоро помру, всё оставлю... Тебе с ней жить, а не мне... Только и на том свете мне было бы легче лежать, если бы я знала, что ты будешь счастлив, мой сынок! А то если у вас тут начнутся бесконечные ссоры да разлад — как же мне там спокойно лежаться? И мои кости затрясутся под землёй...

— Нет, мамо, Галя будет мне как раз по сердцу. Я её давно знаю...

— Раз по тебе — так пусть Господь, сынку, благословит тебя на всё доброе! Я не запрещаю. Только не пеняй потом на мать, дитятко моё, если, не дай Бог, жизнь окажется тяжёлой... Знаешь, какие богачки бывают? Все способны упрекать... А нету упрёка горше, чем упрёк богачки за твою бедность... Бедность — да честно нажитая! А то привезёт с собой от отца-матери тряпья и всякого добра — и не смей тронуть! Она тебе каждый день будет вычитывать: то пропало, то испортили... Нет хуже, сынок, чем упрёк богачки!.. Вот я и не советовала бы тебе богатую брать. Бери, сынку, ровню себе — и всё у вас будет ровно: ни она тебе в глаза тыкать не станет, ни ты ей ничего не попрекнёшь — знал ведь, на ком женился! А как я уж в жизни повидала людей, то скажу: из бедных и хозяйки лучшие выходят... Нужда и бедность учат и своё беречь, и чужое ценить. А кто вырос в роскоши, с прислугой, — тому всё ни по чём: так всё и переводит!

— Не такая, мамо, Галя. Не тревожьтесь. Хоть она и из зажиточных, но всё сама — за всем смотрит... Во всём порядок. А то, что у неё кое-что есть — так это и лучше. Будет за что взяться, с чего хозяйство начать... А зачем же мне даны голова и руки?.. Не беспокойтесь, мамо: всё будет хорошо! А если бы вы её знали или хоть видели — сразу бы сказали: не бери, сынку, другой жены, — бери Галю Гудзевну!

— Не смотри, сынок, на лицо — смотри, как она к тебе относится! Иногда и красивая, а лиха, как черт... Свою судьбу не угадаешь.

— Так значит, мамо, моя судьба с ней вместе выросла...

— Ну и дай Бог, сынку, если так! Ищи старост и засылать начинай, коли отдадут...

В тот же вечер Чипка побежал к Грицку.

— Грицко, брат! Знаешь, зачем я к тебе пришёл?

— Говори.

— Пришёл просить тебя быть старостой.

— Так ты жениться собрался? — вмешалась Христя.

— Ага. Вот думаю: женюсь один раз — и всё, хватит! — шутит Чипка.

— А кого ж жениться надумал? — спрашивает Грицко.

А Христя аж уши навострила.

— Потом узнаешь... Так скажи: пойдёшь?

— Бог его знает. А вдруг заведёшь ты меня в такую хату, что я там и отголодать успею?..

Все рассмеялись.

— Да в такую-то и веду, — шутит Чипка. — Всё равно тебе никто бока не помнёт... Христе бы, как жене, и то полагается, да что ж — она такая добрая уродилась, что и слова поперёк не скажет!

— Да перестань уже шутить. Скажи по правде: кого надумал брать? — допытывается Христя.

— А знать охота? Ахота?

— Авжеж, охота...

— Ну, так и пускай крутит, коли охота...

— Да ну же, говори! А не скажешь — Грицка в старосты не пущу.

— Да я и сам не пойду, если не скажешь.

— Ничего уж с вами не поделаешь, — говорит Чипка, — признаюсь... Знаете Гудзевну?

— Какую? Одарку? — спрашивает Христя.

— Нет, Галю.

— Это какую? — спрашивает Грицко, задумчиво.

— Дочку москаля... того, что на хуторе живёт.

— Не зна-ю, — протянула Христя. — Вот ведь и выискался! Потелепался аж на хутор искать — будто в селе девушек мало!.. Что его туда потянуло?!

— Потянуло... — улыбается Чипка. — Ну что, Грицко, пойдёшь?

— А на когда?

— На эту субботу — день гулящий.

— Ну, на субботу можно.

— Гляди ж, Грицко! А пока — прощавайте. Ещё в одно место надо бежать...

Чипка ушёл, а Грицко с Христей начали обсуждать его.

— Вот смотри, Христе: а ведь будет толк из Чипки! Вот женится — а у женатого уж не то, что у парня.

— Да видно ж было сразу, что он человек путёвый. К труду ли, к ремеслу — за всё берётся.

— А пил же и гулял — как!.. — вспомнил Грицко.

— Молод был, глуп, а поумнел — за разум взялся, — отвечает Христя.

— Вот теперь и старой Мотре, глядишь, отдых будет, а то ведь бедная мать и днём, и ночью не знала покоя...

— Кто знает, какая та невестка будет...

— А что невестка? Пусть бы она там какая ни была, а он, как сын, не должен мать в обиду дать.

— Так есть же такие, что ты ей хоть кол на голове теши — а она и этой, и той...

— Ну, в моём доме она бы не расплясалась.

— То у тебя...

— А как же? Это ж надо так: позволить, чтобы черт знает что над моей матерью верховодило? Нет уж! Пускай себе язык прикусит!

— А если бы у тебя и вправду мать была — и я бы так с ней была?

— А ты ж, Христе, не такая... Я знаю — ты бы и моей матери угодила, как и мне...

— Зависит, какая бы мать была.

— Да ты любой матери угодишь. А Чипкина мать — чем не уважаемый человек?

— Я против бабы Мотри ничего и не скажу. Дай ей Бог здоровья, она к нам добра, как родная. Я за других говорю. Вот у Василенко: зачем загубила невестку? Как шла — румяная была, гладкая, как печка, а теперь — как с креста снятая! Вот тебе и свекруха... Такой сам чёрт не угодит, не то что невестка.

Так они долго разговаривали. Слово за слово — цеплялось одно за другим, и мысли их то шли к людям, то возвращались к Чипке.

— Ты мне потом расскажешь, какая там молодая, — уже ложась спать, говорит Христя мужу. — Где это он её выискал!

— Увидим, что за штучка такая — расскажу, — ответил Грицко, укладываясь.

Рано вечером погасили свет сын с матерью. Рано легли спать, утомлённые дневными событиями. Но сон обоим не шёл на ум.

Ему всё чудилась Галя — весёлая, как солнышко, — как она бегает по хате, хлопочет... Только жалко: хата тесная; надо бы новую строить, — мелькнуло в мыслях и вызвало целую череду образов... Он уже видит, как развалил старую хату, заложил новую — с горницей, с светёлкой, с большими окнами... «В светёлке будем жить, — советуется он с Галей, — мама, может, и с печи не слезет; а горница — гостей принимать... Хорошо, Галя?» Галя кивает глазами в знак согласия... Его мысли переплетаются с её, вызывают улыбку, радость... Добрая надежда греет его сердце. Чипка забывает прежнюю жизнь, всё забывает — то, что было — ушло: на лёгких крыльях быстрой думы уносится он вперёд, дальше... в рай тихого счастья...

Мотря тоже думала о Гале. Только не весёлые, а тревожные мысли теснились в материнской голове. «Господь его знает, — думала она. — Хоть бы я её когда-то видела, хоть бы слышала её голос... А то, может, она такая, что и подойти страшно; а может, одна из тех, что только парню голову закружит, да и бросит... Между богатыми и такие бывают... Из жиру, понятно! Выросла в роскоши и довольстве; сама никогда не гнулась, белых ручек об колючую стерню не колола — всё нанятые... А тут увидит, что всё своими руками надо... да и бросит... Что сейчас на свете делается?!»

От таких дум бедная мать всё ворочалась с боку на бок и тяжело вздыхала.

— Вы не спите, мамо?

— Нет, сынок.

— А чего ж вы не спите?

— Да так... мысли всякие в голову лезут...

— Не горюйте, мамо!

XXVI

НА СВОЁМ ДОБРЕ

В субботу Чипка послал старост к Максиму. В воскресенье были смотрины у Чипки. Максим не забывал старинных обычаев: поехал сам и уговорил Явдоху поехать на смотрины.

Максим знал, за кого отдаёт дочь. Не слишком колола ему глаза бедная хата Чипки и старенькая, плохо одетая мать. Явдоха же глянула не так: иначе задело её гордую спесь. Про самого Чипку — грех сказать слово! Но его низенькая, тесная хата, его согбенная, иссохшая от нужды и горя мать — всё это вызывало отвращение у жадной до роскоши и выгоды Явдохи.

Как вернулись со смотрин, она как мокрым покрывалом накинулась на мужа. Максим, зная её горячий, сварливый характер, вышел из дома и нарочно долго возился по хозяйству. Тогда Явдоха взялась за Галю:

— Ну, дочка! Приобретёшь себе свекровь на весь свет... Господи! И лица на ней нет... От злости аж перекосилась; высохла, как вобла на солнце...

— Та, может, она вам, мамо, так только с первого взгляда показалась, — отвечает Галя.

Где там!.. Явдоха бросилась в жалобы и слёзы:

— Ой, если бы я знала, дитя моё, какую беду ты выбрала, если бы я знала, что такое там увижу: лучше бы тебя до смерти с непокрытой косой водила, чем такое видеть!..

Не пришлась по сердцу и Мотре Явдоха. Она показалась ей гордой, надменной, неприветливой... «Пани... пани! — шептала Мотря. — И зачем Чипка туда влез?.. Какая мать — такая и дочка: яблочко от яблоньки недалеко падает... Погубит он свою голову, и мою заодно. Сердце моё чует, предчувствует...»

Обe матери были такие, что хоть бы и назад — да поздно: дело сделано при людях.

На следующую неделю молодых обвенчали.

На радостях Максим устроил такое веселье, что такого ещё никто и не видал. Целую неделю играли музыки, ноги не знали покоя; варёное и жареное лилось рекой, а простой выпивки — хоть купайся... Людей собралось — видимо-невидимо: и простые, и солдаты, и Сидор среди них; и старшина с писарем, заседатель с дальними родичами-полупанками... Словом: в доме и во дворе негде было яблоку упасть. Максим, видно, и станового ждал, да тот, почему-то, не приехал.

Грицко, староста, дивился на то богатство, что так нежданно-негаданно выпало Чипке. Его даже зависть подбирала. Дивились и завидовали Чипке не меньше и другие. «И как это такая богачка, как Галя, за такого парня пошла?» Старики и старушки всё это держали в уме, а молодки между собой перешёптывались, что тут что-то нечисто: видно, и тут черт свою кляксу втиснул! А глядя на Галю, сидящую возле Чипки — как маков цветок, — переглядывались, морщили брови...

А мужики тем временем у Максима по полной наливали и приговаривали: «Дай Бог нашим молодым жить да здравствовать, — чтоб в счастье купались, в радости плескались, и чтоб до конца жизни горя не знали!» — «Чтоб всё богатели, да и горбились вперёд!» — добавил староста Яков Кабанец, мастер по таким прибауткам.