Christus dum erat in solitudine, μοναχός ή̃ν, id est plane immaterialis vel ut graeci dicunt, ’άυλος "невеществен"; et hinc est, quod monachi dicti sunt angeli non quod extra corpus sint, sed quod corpori in totum valedixerunt, qui renes quoque exusserunt, ut jubet Moses, et quorum portio (‛ο κλη̃ρος) solus dominus, "его же лице вину зрят". Quod tamen non fit, nisi post mortem, id est ubi quis plane omnia terrestria ita relinquens defungitur, ut de illo dici queat: "Енох же не обрЂтеся в живых" etc.
Sed vale dulcissime "и ревнуй духовом вишшим"!
Tuus συμμαθητής Γρηγ[ώριος] Σ[άββιν] 1.
Здравствуй, моя радость, драгоценнейший Михаил!
Когда я читал книгу Евагрия о монашестве, мне больше всего понравились такие места, о которых сообщаю и тебе, счастливейшему кандидату христианской философии. Ведь ты знаешь, драгоценнейший, что я часто превозносил отдых и покой, проведение времени в Христовой мудрости и называл самого Христа главой схоластов. Но послушай совет нашего Евагрия: "Итак, выбирай и люби жизнь уединённую, которая даёт возможность пользоваться плодами покоя; оставь там мирские заботы, то есть стань бесплотным, бесстрастным, чтобы, став чуждым всем несчастьям, происходящим от мирских забот, ты мог хорошо воспользоваться покоем". И немного далее: "Не живи с людьми плотскими, или живи один, или с братьями бесплотными и единомысленными твоими". Но ты мне скажешь: я не думаю стать монахом, и для чего же это мне? Пусть так, но почему не послушать ангельских слов? Тем более, что простой христианский народ неправильно понимает монахов. К тому же существует древний афоризм: "Бери вершину — и получишь середину". Что до меня, то я считаю монаха высочайшим учеником Христа, во всём полностью подобным своему наставнику. Ты скажешь: но апостол выше монаха. Согласен, но сам апостол становится им лишь из монаха; пока он управляет самим собой — он монах, когда же начинает управлять и другими — становится апостолом. Христос, пока он был в пустыне, был монахом, то есть почти бесплотным, или, как говорят греки, ’άθλος ["невеществен"]. Этим объясняется, почему монахов называют ангелами; не потому, что они не имеют тела, а потому, что они во всём прощаются с телом, даже почки сжигают, как велит Моисей, потому что их уделом (‛ο κλη̃ρος) есть лишь Господь ["его же лице вину зрят"]. Однако это происходит только после смерти, то есть тогда, когда кто-либо, полностью оставив всё земное, умирает, так что о нём можно сказать: ["Енох же не обрЂтеся в живых"] и др.
А теперь будь здоров, милейший, ["и ревнуй духовом высшим"]!
Твой товарищ по учению Григ[орий] С[авич].
53
[Харьков, местный; сентябрь — октябрь 1763 г.] / 1131 /
Salve, thesaure margaritorum sophisticorum!
Cum animi arma sunt carnalibus longe potiora cumque tu philosophia illa πανοπλία а summo vertice ad talos usque pulchre munitus ceteros haud mediocriter territas profligasque, ego autem tuus amicus nunquam mari, quod ajunt, guttam adspersi, id est nunquam quidquam contuli ad tuam armaturam, aliisque tantopere conferentibus ipse sum ’ασύμβολος, visum est tentare, possimne ego quoque, hoc in genere plane asinus ad lyram, vel paulum inservire ac gratificari. Accipe igitur quandam ratiocinandi formulam dictam sophistis αυξομένην, id est augescentem. Ea est haec: Quam quis mutuo pecuniam sumpsit, eam alius solvere non debet pro eo; ego autem a te imberbis sumpsi, et nunc quinquennium factus sum alius, utpote barbatus. Ergo... Quodsi barba, ut fortassis dices, essentiam rei non mutat, quae est invisibilis, accipe hoc modo: iudaeus cum 315 essem sumpsi aurum mutuo, ergo factus christianus non debeo solvere.
Syllogizo sic: mutata essentia, plane fit ex uno τω̃ esse aliud; sed cum essentia sit invisibilis et proinde spiritus, spiritu autem christianus in totutn immutatur atque alius fit: ergo qui iudaeus sumpserat, non reddet factus christicola. Sed videris mihi me cum centum centuriis bisulcarum tuarum distinctionum adoriri; proinde Thrasonem Terentianum imitatus non post principia, ut ille, cavebo, sed in angulum me abdens haec timidi Poloni more in te eminus jaculor...
Vale "α" τω̃ν σοφιστω̃ν!
Sophistarum asinus Gregor[ius]
Здравствуй, сокровище софистических жемчужин!
Духовное оружие сильнее телесного, и ты, прекрасно с головы до ног вооружённый философией, этим всеоружием чрезмерно пугаешь и заставляешь бежать других. Я же, твой друг, никогда даже и капли, как говорят, не пролил в море, то есть никогда ничем не способствовал твоему вооружению; тогда как другие помогают тебе, сам я не полезен тебе. Поэтому я решил попробовать, не смогу ли я, хотя и разбираюсь в этом, как осёл в лире, хоть немного послужить тебе. Потому прими от меня одну схему рассуждения, которую софисты называют αυξομένην, то есть возрастающей. Вот она: если кто-нибудь взял деньги в долг, то другой не должен за него их возвращать. Я взял у тебя деньги ещё безбородым, а теперь, через пять лет, я стал другим, а именно — с бородой. Итак... Если ты, возможно, скажешь, что борода не меняет сути дела, то возьми рассуждение в таком виде: будучи иудеем, я взял золото в долг, значит, став христианином, я не должен его возвращать.
Строю такой силлогизм: с изменением сущности одно становится другим в своём бытии; но поскольку сущность невидима и потому духовна, а духом христианин совершенно меняется и становится другим, — следовательно, тот, кто взял деньги в долг, будучи иудеем, не должен платить, став христианином. Но мне кажется, ты выступаешь против меня со сотней сотен твоих парнокопытных; поэтому, следуя Теренциевому Тразону, я буду осторожным и не под конец, как он, а с самого начала, подобно трусливому Полонию, заберусь в угол и издалека пущу в тебя свою стрелу.
Будь здоров, альфа софистов!
Осёл среди софистов Григор[ий] 316
54
[Харьков, местный; сентябрь — октябрь 1763 г.] / 982 /
Мі Michaël, macte virtute!
Tres adeo Christi miles sibi conspicit hostes,
Cum quibus assiduo bella gerenda videt.
Primus es huic hostis, tu simia, munde, fucata;
Tu, quem dux noster pulchra sepulchra vocat.
Alter blanda caro mulier, quae tempore nullo
Ad mala desistit solicitare virum.
At reliquis gravior cacodaemon tertius hostis,
Stultitiae genitor, qua venit omne malum.
Eja tyro Christi, gladium tibi cude! memento,
Militiam vitam hanc esse memento jugem.
Tuus veteranus commilito Greg[orius] Sabbin.
Трёх врагов видит воин Христа,
С ними ему всегда приходится воевать.
Первый враг его — ты, нарумяненная обезьяна, ты, мир,
Который наш вождь называет украшенным гробом.
Второй враг — соблазнительное тело женщины,
Которое всегда влечёт мужчину ко злу.
Третий и последний враг, ещё опаснейший, — злой демон,
Отец глупости, от которой рождается всякое зло.
Ну что ж, молодой воин Христа! Куй себе меч!
Помни, что наша жизнь — это непрерывная борьба.
Твой старый военный товарищ Григ[орий] Савич.
55
[Харьков, местный; май — июнь 1763 г.] / 921 /
Salve, benevolentissimum animal mi Michaël!
Inveni portum, spes et fortuna valete!
Sat me lusistis, ludite nunc alios.
Elegans in primis distichon hoc vel hoc nomine videri potest, quod usurpatum est a doctissimo, quisquis ille fuit, viro, qui errores Жилблазовы eloquentissime planeque homerice descripsit; nec dubito quin tibi quoque sit placiturum. Id nos jambicis exercitationis gratia sic reddidimus:
Iam tango portum, spes vale fortunaque:
Lusisse sat me, ceteros nunc ludite. 317
Conabimur vertere etiam dimetris, si aspirarint musae:
Portus recepit me in sinum
O spes vale fortunaque:
Me desinatis ludere,
Nunc ceteros jam ludite.
Sed tentemus alternis quoque ludere; tu, ті philomuse, musas invoca, qui illis litare soles, si forte faverint:
Jam me quietus portus in sinu fovet,
O spes vale fortunaque!
Nolo esse lusus amplius vobis, sat est:
Nunc ceteros jam ludite.
Minimum abfuit, quin hallucinaremur. Verum optimus est error, ubi in discendo erratur. Saepeque malum bonum est. / 922 / Quid? Satne tibi videor luisse poenam? Quas, ais, poenas? Quia heri non praestiti, quod promiseram, quamquam quidem sub conditione tanquam praescius promiseram. Invisi enim sacrificum ДоментЂевскаго Gregorium, hominem mihi amicissimum, et cujus ingenium vehementer ато, ut nihil interim dicam de dotibus ejus, nihil de eruditione. Ergo quae eramus tecum heri praesentes cum praesente disserturi, licet alia fortassis erant futuram, quam hic sunt, tamen, ut quomodocunque pensaremus illam ’απροσηγορίαν, haec tibi impraesentiarum alacres valde ac laeti illivimus. Ceterum cum Nicolao nostro ut colloquar secretum de vestra simultate, cape tempus. Confido fore, ut vos rursum reconciliem. Quid dulcius amore et concordia? Novi simplicissimum tuum innoxiumque ingenium, sed tamen amicorum errata dexteritate corrigere aut ferre, si leviuscula sunt, debemus.
Tuus Greg[orius] Sabbin.
Здравствуй, добрейшее создание, мой Михаил!
Я нашёл гавань, прощайте, надежда и счастье!
Довольно вы забавлялись мной, теперь забавляйтесь другими.
Этот исключительно изящный двустишие заимствовано у того неизвестного автора, который, кто бы он ни был, достаточно красноречиво и подробно описал гомеровским стихом [Жильблазовы] скитания. Не сомневаюсь, что оно понравится и тебе. Для упражнения мы передали его ямбическими стихами так:
Я уж достиг пристани, прощай, надежда и счастье;
Вы вдоволь забавились мною, забавьтесь теперь другими.
Попробуем теперь передать это также стихами двойного размера, если это будет угодно музам:
Пристань приняла меня в своё лоно,
Надежда и счастье, прощайте!
Хватит играть со мною;
Теперь играйте другими!
Но попробуем также дать это стихами чередующимися: ты, мой любитель муз,
позови их; может быть, они помогут тебе:
Меня уж греет в своём лоне спокойная пристань;
О, надежда и счастье, прощайте!
Не хочу быть больше вашей игрушкой, довольно.
Теперь уж играйте другими.
Боюсь, что наделал ошибок.