— Возьмите и это пока.
— Что это вы, издеваетесь над нами? — нахмурился Элькуна.
— Нет, не издеваюсь, но больше у меня нет.
— Э, сказки рассказываете! Ну-ка, дайте, я сам поищу!
И Элькуна потянулся шарить по карманам Тоня. Но это возмутило парня. Он отступил на шаг и закричал, покраснев:
— Что ты, изверг, грабить меня хочешь? Отойди от меня! Знаешь, кто я такой, — приходи домой, если есть претензии! А он тут меня обыскивать будет!
Лицо Элькуны налилось кровью: он стиснул зубы, и казалось, вот-вот бросится и задушит Тоня.
— Ох, Элькуна, — подал голос раненый, — оставь в покое пана! Будет иметь — даст. А нет — и так хорошо. Дайте, пане!
И в свою окровавленную ладонь он принял горсть серебряных и медных монет, плюнул на них, что-то прошептал и спрятал за пазуху, не вставая с земли и продолжая стонать.
— О, пан, наверно, думает, что этим всё кончится? — то ли сказал, то ли пробормотал Элькуна своим хриплым басом. — Подстрелить бедного жида, а потом кинуть ему пару шестерок, как собаке! Нет, мы в суд пойдём, добьёмся своего!
— Да зачем вам в суд? Разве я что против имею? — оправдывался Тоньо. — Подождите немного, я сейчас вернусь! — И он бросился вверх по оврагу, выбрался на тропинку и огляделся внизу, в поисках Эдмунда. Он знал, что у брата обычно при себе больше денег — мать давала ему тайком от отца. Но Эдмунда на тропинке не было. Очевидно, услышав крики Элькуны, он сбежал, оставив брата в беде. Тоню стало больно, но он тут же подумал: «Ну, а что он мог сделать? Ведь понимал, что не поможет, так зачем и себя подставлять? Правильно поступил!» Так утешал себя Тоньо, стараясь оправдать Эдмундову трусость, но сердце его всё равно ныло. Он знал, что брат его не любит и ради него, наверняка, не рискнул бы жизнью, как он это сделал уже второй раз за день. Но что было делать! Тоньо колебался: бежать ли дальше за братом или возвращаться к жидам? Он же им сказал ждать и обещал вернуться, надеясь взять у брата больше денег. Но теперь — кто знает, догонишь ли его? А пока он бегает, раненый может истечь кровью. Он решил не терять времени и вернулся.
— Тут где-то был мой брат, — сказал он, — я надеялся у него взять денег и вам дать. Но его уже нет. Что же вы теперь собираетесь делать?
— Я раненого тут оставляю, а сам иду в Дрогобыч, в суд, — сказал Элькуна.
— Да побойтесь Бога, он же за это время умрёт! — вскрикнул Тоньо.
— Мне всё равно! Делайте с ним что хотите.
— Но как же это — брата бросить?
— А что я ему помогу, если буду рядом сидеть?
Да и если понесу его в деревню, то разве есть у меня за что его лечить?
— Да я вам дам, что угодно! Помощь будет, только не дайте ему тут истечь кровью! Несите в деревню, прямо к помещику!
— Ого, знаю я вас! — крикнул Элькуна. — Принесу, а вы собаками натравите, выбросите больного под забор! Нет, не хочу.
— Ну, тогда что?
— Вот что. У вас полчаса времени. Бегите домой или куда хотите и принесите сто ринских. Тогда будет покой. А нет — оставлю больного тут, а сам в суд пойду, в Дрогобыч.
Тоньо не имел чёткого представления о суде. Он ясно чувствовал, что этим людям нанесена обида, и боялся суда как некой слепой карающей силы, желая загладить вину. Но сто гульденов! Где взять такую сумму? Отец не богат, сейчас косовиця, жнива, денег и так занимать придётся! У бедного мальчика зашумело в голове, потемнело в глазах.
— Ладно, попробую! — сказал он и со всех ног побежал. Полчаса — едва хватит, чтобы добежать домой, а когда же деньги найти, когда вернуться? Значит, нужно мчаться изо всех сил. Но только Тоньо выбежал на кручу над рекой, как увидел Эдмунда с каким-то другим паничом, идущих навстречу. Как он обрадовался виду Эдмунда — не передать словами. А ещё больше он обрадовался, узнав, кто идёт с ним.
— Борис! Эпаминонде! Ты тут? Что тебя сюда занесло? — вскрикнул Тоньо, обнимая и целуя пришедшего.
— Да вот, выбрался на каникулы, решил ваши горы проведать.
— И представь себе, пешком ходит, ещё и босиком! — добавил Эдмунд.
— А что, так выгоднее и полезнее. Собираю растения, минералы, знакомлюсь с людьми, навещаю старых знакомых. Вот и на вас наткнулся. Не знал даже, что вы тут живёте, а Эдмунда встретил у брода. Но что тут у вас приключилось? Эдмунд начал мне рассказывать. Кого-то подстрелили?
— Жида, — сказал Тоньо.
— Сильно?
— Не знаю. Я хотел посмотреть, но тот не подпустил. А с ним ещё один, страшный такой. Чуть не убил меня. Потом потребовал сто ринских, а если нет — бросит больного тут, в лесу, а сам в суд.
— Гм, — сказал Борис, — дело нехорошее. А кто эти жиды?
— Похожи на бориславских ріпників, а говорят, что из нашей деревни родом и возвращаются с заработков.
— Пойдём к ним, посмотрим! — сказал Борис. — Знаете, я немного медик, хоть пока два года только отучился. Но в ранах разбираюсь, в клинике трупов насмотрелся! Только тише подойдём.
Они подкрались бесшумно и встали над оврагом. Жиды сидели плечом к плечу, оживлённо перешёптываясь.
— Кто из вас тут раненый? — громко окликнул Борис.
Оба вздрогнули, как ошпаренные, и растерялись; меньший, весь в крови, не знал, стонать ли или убегать; большому тоже было не по себе, увидев трёх паничей, один из которых с ружьём за плечами. Но меньший быстро пришёл в себя.
— Ох, ох, — простонал он, — я раненый! Я искалечен!
— Ну-ка, покажи раны, — сказал Борис, подходя к нему.
— Не трогайте меня! Не хочу! — стонал жид.
— Показывай! — строго скомандовал Борис. — Я доктор.
— Доктор, — с недоверием переспросил жидок. — Откуда тут доктор взялся?
Но Борис не стал спорить. Взял жида за руку, осмотрел кровавые места и сказал:
— Врёшь, здоров!
Взял вторую руку — то же. Осмотрел лицо — тоже. Одну ногу — та же история. Жид сидел, как ошеломлённый. Элькуна тоже замер, понурый, сам не свой. Борис осмотрел вторую ногу. Вдруг жид закричал от боли.
— Ага, вот и рана! — сказал Борис. — Так я и думал. Одно дробовое зерно в икре. Ерунда. Ложись на живот!
— Что вы со мной будете делать? — спросил жидок, дрожа.
— Ложись, слышишь?
Жид лёг.
— Эй ты, длинный, — обратился Борис к Элькуне, — иди сюда!
Элькуна подошёл.
— Садись ему на плечи!
— Что? Вы с ума сошли, пане? Я же его раздавлю! Видите, какой он хилый!
— Не бойся, я отвечаю. Не задавишь. Садись!
Элькуна колебался.
— Садись, говорю! Хочешь, чтоб у него началась гангрена? Тогда ногу отрезать придётся, и дрогобычский суд не поможет!
Элькуна побледнел, но не спорил: сел на плечи брата, как на лошадь.
— А вы держите за ноги, — приказал Борис.
Паничи подскочили и схватили жида за ноги.
— Крепко держите! А ты, длинный, если дашь ему дёргаться — и тебя ножом полосну!
— Что вы хотите со мной сделать? — простонал «пациент», что до сих пор молча терпел.
— Молчи, дурак, не твоё дело! — отрезал Борис, вынул из сумки ланцет, промыл рану и слегка надрезал кожу.
— Ай-ай-ай-ай! — взвизгнул жидок. Борис ловким движением достал дробину. Жид закричал во весь голос.
— Всё, отпускайте его, — сказал Борис, вытер ланцет и убрал обратно. Элькуна встал, паничи отпрянули, а жидок медленно поднялся с земли, удивлённо глядя то на «доктора», то на своих «палачей», то на рану.
— Будешь здоров, — сказал Борис. — Подожди, только кровь остановлю и перевяжу. — Он достал перевязочный материал, прижал рану, потом разорвал Эдмундов платок и перевязал ногу. Жиды молча смотрели на его работу.
— Ну а за мою боль что мне будет? — сказал после паузы раненый жидок.
— Четыре недели в месяц, вот что, — сказал Борис. — Или хотите сто ринских? Ну, так бегите в суд. Может, там и получите!
— Пан шутит, — сказал жидок, — но что я, бедный, заработаю с такой ногой?
— Через три дня заживёт, — отрезал Борис.
— Ой, за три дня! Нет, болит так, что и за месяц не заживёт. Ой, как болит!
Он попытался встать, но сразу сел, застонал.
Тем временем Тоньо и Эдмунд шепнулись. Эдмунд достал из вышитого кошелька два дуката, что недавно получил от матери, и дал раненому.
— Ну, вот тебе за боль! — сказал он.
— Ох, спасибо вам! — заторопился жидок. — Вот это настоящий пан! Дай Бог вам долгих лет! Смиловались над бедным жидом!
— Зря только! — сказал сердито Борис, и трое паничей пошли вверх по оврагу.
— Ну и доктор ты, Эпаминонде! — сказал Тоньо, хлопнув Бориса по плечу. — А куда теперь?
— Как куда? В село.
— А в селе у тебя кто есть?
— Кроме вас, кажется, никто.
— Ну, тогда милости просим к нам. Обед уже давно пора. А мы с Эдмундом, смотри, какого зверя добыли! — И показал оленя.
— Ух, и здоров! В честь такой охоты грех не пойти. А заодно и с родителями вашими познакомлюсь — тоже польза.
А жиды, оставшись одни, ещё некоторое время сидели, как ошеломлённые.
— Проклятый доктор, — сказал наконец младший. — Из-за него, может, сто гульденов упустили. А Rich’n saanen Tat’n aran!* А тот дурачок ещё бы и дал! Но и так неплохо. Эти два дуката — начало нашего состояния! Дай Бог, чтобы начало было счастливым! Тьфу-тьфу на всё плохое! Фу-фу!
И он обдул с четырёх сторон блестящие золотые монеты и спрятал их в кожаную мошну на шее. Затем, постанывая, поднялся и с помощью здоровенного Элькуны, прихрамывая, зашагал. Но чем дальше — тем лучше шёл. Так, поддерживая друг друга, в живом разговоре, иногда прерываемом стонами, братья направились в село.
IV
Но впереди его ждал ещё один тяжёлый опыт — и именно со стороны, откуда он меньше всего его ожидал.