Митькозавр из Юрковки, или Химера лесного озера Страница 5

Ответа я не услышал.

«Молчит, — подумал я. — Обижается. Так мне и надо».

Полежал ещё минут пять, потом выбрался наружу.

Уже занимался рассвет. Костёр едва теплел, лёгкий ветерок шевелил седой пепел. Свернувшись калачиком — спиной к шалашу, — Митька сладко спал.

Я вытащил одеяло, осторожно укрыл товарища и залез внутрь.

В следующую ночь дежурства уже не устраивали.

— Какой смысл, — сказал Митька, — если мы всё равно засыпаем? Лучше уж спать в шалаше, чем на улице. Тем более, потом целый день ходишь сонный.

Я полностью с этим согласился.

Утром, проснувшись, мы побежали к озеру умыться. И тут Митька вдруг застыл на месте, а я, не успев затормозить, налетел на него.

— Смотри, — тихо сказал он.

На влажном песке у самой воды чётко отпечатывались следы огромных, страшных лап.

— Как у крокодила, — определил я, нервно озираясь на озеро.

— Значит, не соврал, — хрипло добавил Митька. Это запустило процесс в его мозгах.

— Серёжа, — услышал я вечером того же дня. Ночевали мы уже в селе.

— Что тебе?

— Знаешь, что я придумал?

— Нет.

— Нам надо взять книги в библиотеке.

— Правильно, пойдём завтра, наберём — фантастики какой-нибудь…

— Да нет, Серёжа, я не про то. Книги по зоологии.

— По зоологии? Ты что, с ума сошёл? Тебе мало коллекции, мало ботаники, мало нашей учительницы? Забыл, как сам с её уроков убегал?

— Так это ж ботаника.

— А зоология, по-твоему, лучше? Я однажды заглянул в учебник — там одни кишечно-кавернозные, гадюки — одна мерзость!

— Вот ты ничего не понимаешь…

— И понимать такого не хочу, — прервал я Митьку. — Хочешь — читай себе, сколько влезет. Станешь великим зоологом, будешь говорить: «Деточки, посмотрите на этого паучка!» — я рассмеялся, вспомнив нашу ботаничку.

— Если бы ты дал мне договорить, сам бы сейчас меньше ерунды молол.

— Ну говори, говори, — великодушно позволил я.

— Ты думаешь, зоология — это только паучки и эти, как их… кишкопустые?

— Кишечнополостные, — поправил я. — Название само говорит за себя.

— Вот-вот. Так вот, к твоему сведению, зоология — это наука обо всём животном мире. А значит, в ней мы обязательно найдём что-то подходящее и про то, что живёт в этом озере.

— Думаешь?

— Конечно!

— Хм, а ведь и правда, — согласился я после минутного размышления. — И голова у тебя, Митя…

— Ну что ты, — скромно ответил Митька.

Глава VI,

в которой проливается свет на наших предков и ещё на кое-что.

Вот уж Митька!

— Ну и молодцы! — удивлялась библиотекарша, когда мы в третий раз пришли менять книги. — Целыми днями читают. А вы не переутомитесь?

— Ну да, молодцы, — бурчал Митька, выходя из библиотеки. — Столько читать — с ума сойти можно.

— Слушай дальше, — перелистнул страницу Митька. — «Много веков среди жителей восточной части Индонезии ходили легенды о страшных, ненасытных драконах. Говорили, что из пасти их вырывается пламя, а добычу они убивают одним злобным взглядом.

Голландские учёные, записавшие эти рассказы, конечно, не поверили в их достоверность. Однако им показалось, что описание драконов напоминает давно вымерших хищников — динозавров.

В 1912 году эти легенды подтвердил один голландский лётчик. Он стал первым европейцем, увидевшим драконов острова Комодо собственными глазами. Его самолёт совершил вынужденную посадку, и несколько месяцев он жил буквально среди гигантских чудищ. Однако его рассказам тоже не поверили, потому что лётчик вернулся с нервным расстройством».

— Ужас! — поразился я.

— «После Первой мировой войны, — не моргнув глазом, продолжал Митька, — учёные решили окончательно разобраться в этой загадочной проблеме “динозавров”. И наконец в двадцатых годах нашего века на острове Комодо Зондского архипелага был пойман этот дракон. Им оказалась гигантская ящерица — варан. Не испугаться четырёхметрового исполина трудно. Кожа буро-чёрного цвета. Из его зубастой пасти беспрерывно высовывается ярко-оранжевый раздвоенный язык, сверкают злые чёрные глаза.

Варан ступает мощными лапами, тело его поднято над землёй, только хвост волочится. Сила в этом хвосте страшная. Исследователи видели, как одним ударом варан сбивает с ног кабана или валит оленя».

— Вот бы побывать там! — восхищённо сказал я.

— «Гигантский варан, — не обратил на меня ни малейшего внимания Митька, — был известен учёным по палеонтологическим находкам» (палеонтология — это наука, изучающая ископаемые организмы), э-э… «находкам в Австралии, в слоях мезозойской эры. Считалось, что он вымер более пятидесяти миллионов лет назад».

— Ты можешь возразить, — продолжал Митька, — мол, вон где тот Зондский архипелаг, где Мозамбикский пролив — там условия. А между тем вот в бассейнах рек Волги, Дона и Урала живёт небольшое, с крысу размером, зверь — хохуля. А эта хохуля — древний по происхождению вид третичного периода, доживший до наших дней. И, наконец, чудовище из Лох-Несса, о котором мы уже знаем, — оно ведь в Шотландии. А это гораздо севернее Украины. Вот такие факты я накопал за эти дни. А сколько, наверное, ещё найдём!

— Так ты хочешь сказать… — вскочил я.

— Да, Серёжка. Именно это я и хочу сказать. В нашем озере живёт древний зверь, которого, может быть, считают давно вымершим. Ведь и озеро наше старинное, о чём говорит тот кусочек янтаря. Посмотри на карту палеозойской эры. Видишь — зверозубый ящер, хищный диноцефал. А вот карта мезозоя. Глянь — в наших краях тогда море граничило с сушей. А может, на месте озера было доисторическое пресноводное болото? Тут кто угодно мог обитать. А сколько вокруг озера папоротника — ты заметил?

У меня аж дух перехватило.

— Митька! — закричал я. — Митька, ты представляешь, какое открытие нас ждёт?

— Примерно…

— Нет, ты ничего не представляешь! Это невероятно! Ты, Митька… Вот это Митька!

***

Вот зажили мы!

Днём мы только и сидели, что над книгами, спорили, строили теории, бегали в библиотеку, а вечером — к нашему озеру.

Палеозой, мезозой, карбон, пермь, юра, триас — смотрели на нас со страниц книг ископаемыми чудищами, а мы старались вычитать, угадать, кто из них мог быть предком нашего озёрного существа.

Митька составил несколько таблиц и заучивал их наизусть, хотя можно было и просто заглянуть. С утра до вечера от него слышалось: «Дицинодонт — по два зуба во рту — север Южной Америки, восток Чёрного моря. Парейазавр — растительноядный, с быка ростом — юг Африки, восточные берега Канады — там тогда была суша…» Или: «Мезозой делится на три периода: триасовый — начался 190 миллионов лет назад, юрский — 155, меловой — 110…»

Однажды, когда мы гуляли у берега, Митька сказал:

— А знаешь, что мне пришло в голову?

— Что?

— А вдруг нашу деревню Юрковка так назвали… Ну, в честь юрского периода?

— Митька, ты, по-моему, окончательно рехнулся. Зазубрил.

— Да точно, какой-то смысл тут есть!

— И кто же, по-твоему, её так назвал?

— Люди, которые раньше тут жили.

— Когда раньше — в юрский период? Тут тогда только ящеры жили. Может, они и назвали? Мол, живём в юрском периоде — пусть деревня будет Юрковка. Придёт сюда Митька, нас добрым словом вспомнит. Так?

— Смейся, смейся…

— Ты не переживай, Митя, — утешил я его. — Знаешь, что я придумал? Назвать вот этого, — показал на озеро, — кто тут живёт, Митькозавром. В твою честь.

— Круто! — засмущался Митька. Но тут же спросил: — А почему именно в мою? Мы ж вместе, гм… работаем.

— Но главный в нашей экспедиции ты.

— Нет, не согласен. Пусть будет… скажем, митькозавр Стеценко из Юрковки. Ой, смотри…

В трёх шагах от нас валялось несколько вороньих перьев, а у самой воды снова отчётливо отпечатывались на песке таинственные следы.

— А утром их не было, — вспомнил я. — Значит, он вылезал ночью.

— И ворон сожрал, — добавил Митька.

Глава VII

Операция «Курица» проваливается вместе с дедом Трофимом.

— Я как-то книгу читал, — задумчиво сказал вечером Митька. — Там писалось, как на тигров охотятся. Охотник привязывает козлёнка к дереву, а сам сидит в засаде. Козлёнок хочет домой, бегает по кругу и жалобно блеет. А где-то рядом тигр бродит. Слышит — блеет кто-то. Думает: «Наверно, козлёнок. Пойду-ка съем». Подбегает к дереву, а охотник из засады — ба-бах! Тигр лапами вверх, а счастливого козлёнка отпускают.

— А некоторые племена, — подхватил я на лету Митькину мысль, — роют на тропе, по которой звери ходят к водопою, огромную яму. Иногда в дно вбивают острый кол. Потом прикрывают яму ветками, листьями или песком. Идёт себе лев или кто, наступает — и всё, готово.

— Мысли читаешь! — радостно воскликнул Митька. — Мы эти два способа и совместим.

— А козлёнка где взять?

— Вот именно, — помрачнел он. — Козлят я тут не видел. Козы есть, но кто ж даст козу? А может… — лицо его просветлело, — накинем верёвку на рога, отведём в лес, а утром обратно?

— Нет, я против. Я в детстве как-то пытался освободить козу — так она за мной носилась чёрт-те куда. А в лес её тащить… Она ж не дура.

— Ты прав, — с сожалением покачал головой Митька, но по тому, как он встрепенулся, я понял — у него уже новая идея. Вообще должен признать: у моего друга мысли возникали с невероятной скоростью — не успевал он одну озвучить, как уже рождалась вторая, а то и третья, совершенно противоположная. Только не все из них были одинаково ценными… Вот, например, как вам такое?

Глядя мне в глаза с доверчивым видом, Митька предложил:

— А если мы тебя привяжем?

— Это как это?! — выпучил я глаза.

— Верёвкой, а как же! Где взять — знаю. В сарае висит. Для козы годилась — и тебе подойдёт.

— Ты что, издеваешься? — не поверил я своим ушам.

— Какие уж тут шутки? Чем ты хуже? Помекаешь понемногу — издали не видно, кто это. Может, оно и вылезет из озера посмотреть. А тут — бац — и в яму.