Митькозавр из Юрковки, или Химера лесного озера Страница 4

Видишь, даже муха в нём какая-то.

И вправду — в янтарном слитке навеки застыла крохотная букашка.

— Знаете, что такое янтарь? — продолжал Василий. — Это древесная смола, пролежавшая в земле миллионы лет и окаменевшая. В Прибалтике его полно, а у нас редко попадается. Так что эта находка — большая ценность.

— Да ты что, нашёл её здесь? — не поверил я.

— А где же, по-твоему? Вон в этом озере. Хотел было в краеведческий музей сдать, да передумал. Пусть уж вам будет. Вы же насекомых собираете.

— В этом озере? — удивился Митька. — Тут?

— А вы как думали? Тут и не такое встретишь... — Василий бросил на нас загадочный взгляд и замолчал.

— Что? — спросили мы в один голос.

— Даже не знаю, стоит ли говорить... — снова замялся он. — Ну ладно. Видно, вы люди думающие и серьёзные.

Мы затаили дыхание. Что же расскажет нам этот странный парень?

— Просто хочу вас предостеречь. Ведь вы, как и я, похоже, прикипели к этому месту.

«Откуда он знает?» — подумал я.

— Умеете хранить тайны? — строго свёл он брови.

— Могила, — торопливо крикнул Митька.

— Чтоб мне родителей не видеть, — пробормотал и я где-то услышанную клятву.

— Ну так вот, ребята. Это озеро — необычное.

— Необычное? — прошептали мы.

— Ага. Плохая молва о нём ходит. Заметили, что из села сюда никто не суётся?

— Заметили, — подтвердил я.

— Так далеко же, — заметил Митька. — Не каждый полезет тащиться.

— Может, и далеко. Но дело совсем не в этом. А в том, что боятся.

— Боятся?!

— А то! Конечно, если кого спросишь — скажут: далеко, лучше в реке купаться. А на самом деле все дрожат, как только сюда в воду лезть надо.

— Но почему? Почему?

— А потому что в озере... — он понизил голос, — кто-то живёт.

Мы вздрогнули.

— Ещё бы, — продолжал Василий. — По ночам, правда, не часто, воет страшно и вздыхает «оооох», аж мороз по коже. Сам слышал. А днём не выходит. А может, и выходит, но никто не видел. Вон там берег травой зарос, а возле нас — песок. В прошлом году пастухи коров тут поили. Вдруг слышат — телёнок жалобно мычит. Они туда, а за телёнком только круги пошли. А на песке — следы огромных лап, как у крокодила.

— Да ну тебя!

— Точно! Но это ещё не всё. Пошли, покажу.

Мы подошли к нескольким соснам, росшим у самой воды.

— Смотрите!

На стволах — глубокие царапины, корни двух-трёх деревьев подрыты, земля усыпана лусками коры. Мы оцепенело разглядывали эту картину.

— Подумайте, кто это мог быть. Слышали что-нибудь про Лох-Несс?

— Что-то слышали…

— Это озеро в Шотландии. Там живёт странное огромное существо, ну, примерно… Хотя не буду строить догадки. Не доказано. Ну а теперь — прощайте. У меня тренировка. По расписанию.

— Ну что ты скажешь? — спросил Митька, когда Василий скрылся.

— Кто его знает, может, и неправда. Что-то не верится...

— Может, и врёт, — согласился Митька. — А откуда тут этот янтарь? — он подбросил и поймал жёлтый камешек. — Как он озеро называл? Лох-Несс?

— Лох-Несс.

— Надо будет расспросить у кого-то из взрослых.

— Ага. А вообще, он неплохой парень.

— Похоже на то.

От озера повеяло прохладой…

***

В доме звенели стёкла и стаканы на печке. Фа-Диез снова вступил в поединок с тромбоном, и оглушительные звуки разлетались по селу стаями испуганных галок. Если уж я сравниваю эти звуки с птицей, то Фа-Диезовы галки были, кроме всего прочего, ещё и облезлыми и уродливыми. От них хотелось отмахиваться и бежать подальше.

Однако на некоторые организмы они, видимо, действовали положительно. Иначе как объяснить, что у Митьки в голове родилась ещё одна идея?

Митька возился возле нашей скромной коллекции (пару жучков и бабочек мы всё же поймали), а я устроился на кровати, накрыв голову подушкой. И вдруг — подушку кто-то отдёргивает.

Надо мной склонился Митька.

— Серёжа, а что если нам…

Очередной вой несчастного инструмента заглушил его слова.

— Что нам?

— Да поселиться возле озера и самим проследить… за тем самым…

— Как будто бабушка тебя отпустит! Жди!

— А если отпустит?

— Конечно, было бы здорово! И ночевать там?

— Там. Ведь Василий говорил — оно только ночью вылезает. А курень у нас — закачаешься! Хоть зимуй. Взять с собой одеяла. Сейчас же тепло.

— Ага, тепло. Это в доме тепло!

— Не замёрзнем. Не бойся.

— Я и не боюсь. А вот бабушка…

— Я возьму её на себя. Разве бабушка может что-то не сделать ради внука?

И он выбежал из дома.

Вернулся через пять минут. Лицо его сияло победной радостью.

— Договорились! Пока на одну ночь. А там видно будет.

Глава V

Позор мне. Великий зоолог.

И мы двинулись к озеру.

Впереди весело скакал Митька, за ним, с одеялами и скатертью, плёлся я. Узел связали один и договорились нести по очереди.

— А вдруг это и вправду какое-то чудовище? — обернулся ко мне Митька. — Вот бы круто! Мы его первыми увидим.

— Увидим — и что дальше? — скептически отозвался я.

— Сфотографируем!

— И потом?

— В школу снимок привезём. Вот уж переполох будет! Все от зависти попадают. Это тебе не какие-то бабочки.

— И только мы вдвоём будем на уроки ходить.

— Почему это?

— Все ж попадают.

— Эх ты, всё смеёшься. Несерьёзный ты человек. Зато станем любимцами учительницы по ботанике, — мечтал он.

— И она тут же отправит своего любимца на районную олимпиаду, где он торжественно займёт последнее место и снова станет просто Дмитрием Омельчуком, посредственностью учёбы и труда.

— Посредственностью?! — обиделся Митька. — У тебя самому тройка по физре. За прошлый год.

— А у тебя по рисованию!

— Так ты же мне последний рисунок синим карандашом разукрасил и ещё какую-то фигню дорисовал!

— А ты меня за ногу дёргал, когда я подтягивался на оценку.

— Ты бы на себя посмотрел! Ни разу не подтянулся.

— Потому что из сил выбился. А у тебя рожа была такого же цвета, как деревья, когда ты тот рисунок увидел.

Но тут мы оба так рассмеялись, вспоминая выражения лиц, что зарождавшаяся ссора вмиг улетучилась.

— Давай я понесу, — примирительно предложил Митька и закинул узел на плечо.

Мы решили дежурить по очереди, чтобы чудовище не напало неожиданно — или хотя бы не упустить его, если вылезет.

— Я пойду посплю, — сказал под вечер Митька. — А в два часа ночи тебя сменю.

— Как ты проснёшься в два? У нас ведь даже часов нет.

— У каждого человека часы вот тут, — Митька постучал указательным пальцем по лбу. — Надо только уметь ими пользоваться.

— И как?

— Очень просто. Перед тем как лечь, ходишь и всё время думаешь, можно вслух: «Мне нужно встать в два, мне нужно встать в два…» Потом ещё походишь и снова: «Мне нужно встать в два…» И можешь спокойно спать. Главное — не пропустить момент. Где-то без четверти два обязательно проснёшься. Но если сразу не встанешь — снова заснёшь. Я всегда сам встаю, когда мы с папой едем — за рыбой или по грибы.

— А почему же ты тогда в школу опаздываешь?

— Я могу и не опаздывать. Просто этот способ лучше действует, когда должно случиться что-то необычное или очень интересное. Как сегодня. А в школу каждый день ходишь. Понял?

— Понял.

— Ну, дежурь, а я — спать.

— А если ты проморгаешь момент? Мне что — до утра сидеть?

— Не проморгаю, не бойся. А если надоест — разбуди меня. — И Митька скрылся в шалаше.

Долго сидел я у костра и смотрел, как тьма охватывает лес. Она выползала тихо, незаметно из-за деревьев, густела, оседала на стволах, подступала всё ближе. И вот уже только ты и костёр — живые в мёртвом царстве. Хотя нет, не мёртвом: стрекнет кузнечик, зажужжит комар, и где-то рядом, но не видно где, вздыхает-печалится ночная птица по ушедшему дню:

— У-у-а-а! У-у-а-а!

Повисла тишина. Стало жутковато. «Ну чего ты!» — пыталась успокоить мысль, но сердце не слушалось, билось сильнее. Я встал, пошёл к воде. Спеть бы чего-нибудь — тоскливо.

Молчаливый таинственный лес окружал со всех сторон. Огромные деревья словно сказочные великаны заступали путь. Я почувствовал себя таким крошечным — просто насекомым перед этим лесом, микробом на фоне всей планеты. И от этого стало горько… и ещё страшнее. Я поспешил назад, боясь даже взглянуть в сторону, глядя только вперёд — в узкий луч фонаря. А вдруг тут и правда зверь какой? И он рядом?Вспомнились дом, папа, мама…

Я зевнул.

Родная мать моя, —

жалко вытянул я несколько звуков,

Ты ночей не доспала…

— Ух… — опустился я на землю, прислонившись к шалашу. — И я недосыпаю, — снова зевнул. — Дежурю… А зачем? Непонятно. Можно бы и поспать. Вот сейчас на минутку закрою глаза. Как хорошо… Ещё чуть-чуть… — голова опускается на грудь.Сколько я так просидел — не знаю. Как вдруг —

— Ага! — сердитый голос. — Спишь, значит!Вскочил в испуге и прямо перед собой вижу разгневанное лицо Митьки.

— Спит! Ему пост доверили, а он — спит!

— Да я… — начал оправдываться.

— Что — я?! Уснул или нет?

— Уснул… — виновато развёл руками.

— Как ты мог! А если бы это была война?! Разведку с таким не пройдёшь! А если бы ты был в партизанском отряде?

— Прости, Митя, — покраснел я. — На минутку присел. Маму вспомнил…

— Вспоминай себе кого хочешь! Но на посту — не спи! Можно ли тебе поручить серьёзное дело? Маму он вспомнил! Она, бедная, и не подозревает, какой у неё сыночек. Иди, спи, маменькин. Я постою. Что, ничего не видел?

— Нет…

— Конечно, за сном и смотреть некогда.

Мне нечего было сказать. Ошеломлённый, коря себя за недостойный поступок, я замолчал в шалаше. Сон как рукой сняло. Я слышал, как Митька вернулся, как он раздувал костёр и насвистывал. Мне было стыдно — как, как я мог заснуть! Подвёл товарища, утратил его доверие. Позор!

Угрызения совести рвали душу на куски. В конце концов я не выдержал.

— Митя, — неуверенно позвал я.