Так и братия печерская, а особенно просветлённые умы обители мало занимались молитвами, а всякий раз бросались в бой за закон, за русскую правду, за силу государя. Ибо только это могло держать Русь на твёрди — между загребущей Византией и жадными ордами.
Со времён Ярослава Мудрого и Никона-Илариона так повелось в Печерской обители. Правда, раньше владыки меньше заботились о сытости своего чрева, а возносились духом выше и возносили Русь над заморскими землями и над самой Византией. Греки-крестители не ожидали такого. Хотели, чтобы черноризая паства стала опорой их, ромейского, владычества на Руси. Но Печерский монастырь стал на преграде этим их прихотям. Долгая затяжная, хоть и невидимая для постороннего глаза война завершилась победой печерцев, утверждавших русские начала государственности, русские законы, русских князей, русских святых вливали в стадо Христово и отвергали малейшие притязания ромеев и их царей на самобытность Руси.
Но время идёт… И мощь Русского государства, которое отвоевали от посягательств чужеземцев силой меча и силой разума, начала слабеть. Вырождается мудрость государей. Губят они дело старого Кия, мелеют разумом, пачкаются нечестивыми делами. Может, потому что разрушают под собственными ногами свою твердь — свои святилища. Может, не хватает им гордости за величие предков. Ведь легко досталось им то величие. В наследство досталось, а не в борьбе взято… А может, потому, что не знают подлинного величия, ибо растеряли память своих пращуров, втоптали её в грязь, подменили серебром, золотом, опились жадностью ненасытной, в горшок с деньгами спрятали свою совесть и свою честь!..
Страшно не умирать… страшно за живущих, тех оглохших от похвал, ослепших от блеска золота… и пустых душой…
Нестор вздыхает, переворачивается на своей лавке. Шуршит под боками старое, перетёртое сено. Твёрдо ему лежать. Болят старые кости. Прямо гудят… Поститься ему надо, тело предать томлению, чтобы освободить свой отяжелевший разум от суеты, от смуты мира, что утомила его душу…
Сомкнул веки. Над днепровскими кручами плыла звёздная ночь. Плыли прозрачные тучи под звёздами. И мысли его плыли. Как видения из просветлённого прошлого… Но он их не отгонял. Радостно предавался им в плен… И стало на сердце легче…
С тех пор, как поляне, мужи разумные и храбрые, срубили возле Перунова капища, на горе, городок своему князю Кию, гора та стала называться Киевой, а бурный поток, что разрезал ту гору надвое, рекой Киянкой.
На Киевой горе, возле золотовусого Перуна, где прежде жил вещий старец Славута, собирались вечевики со всех окрестных поселений — и с-за Днепра, и с-за Десны, и с Роси… А Днепр, что пронёс прах Славуты через все земли славянские в Тёплое море, стал называться Славутой, или Славутичем.
Давно умер князь заднепровских полян гордый Чернь, оставив имя своё в названии города Чернигова. А его соперник — роденский Будимир — признал над собою волю Кия. Вместе ходили в Степь, ставили заставы с полудня и востока, стерегли землю от кочевых орд. Их рати доходили до берегов Тёплого моря, новые роды полянского племени оседали в устье Дуная, возводили городки, пахали нивы. Вытесняли оттуда более слабые племена — гуннов, аланов, герулов,[90] что прежде набегали сюда из степей Востока и жили в приграничье великой Византийской империи.
Ромейские цари то нанимали их для войн своих, то натравливали друг на друга, чтобы воевали меж собой и не нападали на Византию, то щедро платили золотом вождям племён, покупая себе мир. А потом построили огромную каменную стену за пятьдесят поприщ от моря Мраморного до тёплого Понта…
В те времена империя была неспокойной. Бунтовал голодный люд в Царьграде, провинции грабили племена федератов-союзников — исавры[91] и остготы[92], бунтовали ремесленники, которых угнетали виндики-откупщики[93]. Бунтовали колоны-земледельцы, православные христиане и отступники от христианской веры — монофизиты[94]. Ссорились между собой патриархи, императоры и великие роды могущественных патрициев. Все домогались золота, рабов, земель. Казна ромейских царей окончательно оскудела. Последний потомок великого императора Помпея — Анастасий — изгнал за пределы империи племена исавров и перестал платить их вождям золото (за мир надо было отдавать им полторы тысячи фунтов золота). Тогда исавры восстали. Шесть лет грабили и разоряли империю… Вспыхнуло восстание горожан и в столице. Кто-то поджёг ипподром, когда там сидел Анастасий, кто-то швырнул в него камнем… Голодный, оборванный люд разбивал статуи императора и императрицы. Золотая империя шаталась. Анастасий прилюдно снял с себя порфиру…
А в это время восстали фракийские племена. К ним присоединились гунны и болгары из Подунавья. Войска Анастасия были разгромлены под стенами Константинополя. Из казны исчезло последнее золото. Вождь бунтовщиков Виталиан пересыпал его пять тысяч фунтов в свои карманы. Через два года после того он снова привёл повстанческие армии под стены имперской столицы…
Анастасий ищет союзников. Анастасий посылает гонцов с дарами к могущественному северному соседу, властителю славянских племён. Князь Кий укреплял свою землю городками и вспаханными нивами. Грозный властитель степи хазарский хан Трухан под ударами славянских мечей откатился из Поднепровья. Сосед, что на глазах могущеет, — твой завтрашний адский враг. Но пока у Анастасия выбора не было…
Быстроногие кони славянской дружины появились в Подунавье неожиданно скоро. Славянские роды, что прежде осели тут, выходили встречать своих побратимов с хлебом-коровайцем на рушниках… Вся долина была заполнена славянами-земледельцами… Славянская речь и песни славянских дев лились волнами Дуная к берегам моря.
Дружина Кия тесняла племена гуннов, аланов, герулов… Дружинники не спешили, где прошли, там ставили городки и засечи. А там, где широкоплесый Серет соединялся с Дунаем, срубили большой городок и назвали именем своего князя — Киевець.
Император Анастасий поспешал навстречу Кию. Что задумал этот славянский вождь? Чем обернётся для империи эта помощь от него? Князь Кий потребует только золота или ещё и земель?.. Или, может, пожелает разделить царский венец?
Кий равнодушно прислушивался к перезвону золота, что прислал ему Анастасий. Кий желал получить земли, заселённые его родичами-славянами… Для того и закрепил их городками и засечами.
Анастасий морщил лоб. Это то, чего он более всего боялся! Византия может оказаться рядом с опасным соседом. Земля Кия простянется тогда от Дуная до Днепра, от тёплого Понта до холодного Варяжского моря, где также живёт славянский народ… Анастасий горячо размышлял…
А что ныне делает хазарский каган[95] Трухан? Почему его табуны так далеко кочуют от Поднепровья и славянских городков и поселений?
Когда ещё вои Кия ломали копья под Царьградом с когортами мятежного Виталиана, одинокая галера с племянником императора Анастасия и наследником трона Ипатием причалила в устье Днепра. Через несколько дней её увидели ромейские купцы, что пригнали сюда из степей Хазарии табуны скота и гурты пленников — жён и дев, отроков и мужей болгарских, касогских, славянских. Хазарские купцы распродавали полон, который взяли каган и его вельможи при набегах на соседние земли.
Ромеи-купцы указали Ипатию путь к Трухану и дали ему своих коней, сказав:
— Спеши, ибо каган Трухан ныне собрался идти от Танаиса-Дона к великой Итиль-реке, которую по-славянски зовут Волгой.
Ипатий мчал через донские степи. И уже возле Маныча догнал кагана. Угощал пьянящими сладкими винами ромейскими, бросал под ноги парчи, шёлка, брачины, звенел золотом в кожаных мешочках. Жадно блестели глаза у Трухановых жён. Руки и груди наложниц сияли привезёнными ромеями золотыми ожерельями, напальниками[96], колтами.[97]
Белая чалма плоскоголового кагана сверкала драгоценными нашивками из бархата, граната, алмазов…
Вольно и богато живёт великий каган хазарский! Но почему, говорят, он убоялся славянского князя Кия, что по обе стороны Днепра-Славуты расселяет родичей своих? Почему в кибитках великого кагана нет чаровной сестры князя Кия — белокосой Лыбеди? Весь мир, пожалуй, знает о её красоте. На дунайских волнах плывут песни о её синих очах и о коралловых устах. Сам император Анастасий желает посватать её за него, за Ипатия. Но князь Кий не соглашается. Князь Кий ныне союзник ромейского царя, и не время ссориться с ним… Он помогает разгромить мятежного Виталиана! Другое дело — каган. Тот ни с кем не связал себя условиями. Вольный, как степной ветер. Не остановит его ни булгарское копьё, ни словенский меч, ни скрип гуннских возов, ни стрелы воинственных касогов…
Каган Трухан пьянел от лести и вина. Своевольный дух в его воинственной душе расправлял крылья.
Ещё Ипатий не успел отъехать, как Трухан готовил сватовство в град Киев, к братьям княжеским — Щеку и Хориву. Велел передать слова:
— Хочу Лыбедь в жёны.
Ипатий счастливо улыбался. Обрадуется Анастасий — каган Трухан ввязался в хищный разговор с братьями Кия. А чтобы не потерять влияния на кагана, Ипатий оставил при нём советником лукавого хитреца Евфимия, главного своего постельничего и подслушивателя.
После этого поспешил назад. Под стенами Константинополя идёт война, всё может случиться с порфироносным дядюшкой, на случай чего он, его законный наследник, должен успеть перехватить порфиру в свои руки. Может, чтобы скорее добиться царского престола, пойти на сговор с Виталианом?
Разные мысли роились в голове Ипатия. Но в одном он был единомыслен с Анастасием: князя славянского Кия надо остерегаться, надо держать его на хазарской верёвке…
В граде Киеве старшинствовал его младший брат Щек. Тихий на вид, всегда кусал украдкой, словно ползучая гадюка. Оттого и прозвали его Щеком — то есть шипучий, как змея. Старший брат его Кий во всём превосходил — и умом, и силой, и обликом. Характером был открыт к людям — в глаза говорил правду, будто киями рубил. Потому и Кий. Как не завидовать такому? И Щек люто завидовал ему. Чтобы не отставать, и себе построил городок на горе, что высилась напротив Киевой. С тех пор её зовут Щекавицей.
Был у Кия ещё один брат, которого люди называли Горивом, или Хоривом.