От з ранней зари до заката солнца вокруг монахов толпились смерды, огородники, рыбаки, крикуны, кожемяки, гончары, кузнецы, оружейники, лучники, сапожники, портные, пекари, городничие. Кого только не было среди той толпы! Всем нужна была соль. Торговцы же остались без покупателей. Молча ждали, когда иссякнут запасы у монастырских торговцев. Но дождаться так и не смогли.
Тогда крамари объединились и пошли приступом на монахов — выгнали их с Бабьего торга. Народ бунтовал. Кидал камнями, землёй, песком в жадных кровопийц, плевался, замахивался дубьём. Все двинулись следом за возами с солью на подольские рынки.
Торговцы кинулись к князю Святополку. Князь обещал только им отдать торговлю солью! Князь берёт серебро с них за это право! Князь обязан защитить их от самоуправства монахов и запретить монастырю продавать соль. Монахи должны молиться богу, а торговцы торговать, а князь — княжить!.. Так пусть князь пошлёт своих дружинников к Почайне и разгонит тех богохульников. Ведь торговать слугам божьим — всё равно что бога хулить…
Путята выслушал доводы больших киевских купцов и пошёл советоваться к князю. Наконец вернулся обратно.
— Будет вам помощь от князя, как того желаете. Князь посылает своего сына Мстислава с отроками, и он прогонит монахов. Идите с богом!
Мстислав с дружиной вихрем ворвался на торговую площадь у старого капища. Море человеческих голов колыхалось перед глазами.
Но вдруг заметили, что всадники стали вытаскивать из-за поясов кнуты и прокладывать себе путь к монастырским возам с солью.
— Не пускайте их! Они хотят Прохора и Ерёму побить!
— Это княжие люди! Пропустите! Боярин Путята велел!
— Не дадим соли! К чёрту вашего Путяту…
— Бей их!
Дружина Мстислава была смята, перемята толпой…
Вечером владыка Феоктист пошёл в княжий двор жаловаться на самоуправство Путятиных людей. Но тысяцкий — Путята Вышатич — только разводил руками. Ничего он не ведает, никого не посылал на торг… То какое-то недоразумение!..
В это время в хоромы вошли трое купцов. Это были самые богатые торговцы с крамарской слободы. Среди них Феоктист узнал лишь хазарина Симхи, большого ростовщика и торговца холопами, одного грека и араба. Требовательно стукнули перед Путятой посохами, жёстко сказали:
— Нам к князю Святополку. Зови!
Путята почувствовал угрозу в их голосах. Побежал за Святополком. Только князь появился на пороге — купцы сразу приступили к нему.
— Обещал, князь, нашим купцам отдать соль. Зачем слово своё нарушил? Мы своё слово сдержали…
Князь Святополк сорвался с места, метался по хоромам, далеко выбрасывая свои длинные ноги, обтянутые багряной тканью. Потом остановился напротив купцов, запустил руку в тёмные, маслянистые, как всегда, волосы, расчесал их пятернёй. Острым взглядом пронзил неподвижные лица бородатых купцов. Почувствовал, что эти толстосумы с ним шутить не станут. Вот как сжимают пальцы на высоких посохах.
— Но ведь, мужи зычливые, подождите. Монахи скоро распродадут свою соль, и народ тогда потянется к вам.
— Не скоро, князь, мы узнавали. Монах Прохор и монах Ермия говорят, что ту соль господь бог им делает из пепла. И что конца тому не видно.
— Из пепла? Ха-ха-ха! И вы в эти байки верите? Ну что вы за люди! А ещё говорите, что ваши боги умнее Христа.
— Так и есть, князь. Наш бог выше Христа.
— Оставим эти речи, — остановил спор низкорослый кучерявый Симхи.
— Мы торговцы. Мы делаем деньги. Мы не желаем, чтобы нам в том мешали монахи. Мы купили у тебя, князь, это право за серебро. Много серебра дали тебе! И ты должен за это наказать ослушников твоей воли. Забери у монастыря соль. Монахи пусть молятся богу. Это их хлеб и их право
— мы к ним не вмешиваемся. А торги — это наш хлеб и наше право. Забери!
— Так, так… Симхи мудро сказал. Все мы просим тебя: забери у монахов соль. И себе благоденствие прибавишь, и нам слово сдержишь.
— Князь, не греши перед богом! — вспыхнул владыка Феоктист. — Погибель навлечёшь на Киев. Бунт поднимется. Как это было при твоём отце, князе Изяславе. Мятеж погубит богатства и твои, и ихние… И наши погубит… Уступи народу — отними у своих купцов то право на соль. Бог тебя покарает за сребролюбие. Жестоко покарает!..
Святополк шагнул назад от разгневанного Феоктиста.
— Если слова своего не сдержишь, князь, мы тебя накажем недоверием своим. Тогда отдашь нам всё, что мы тебе дали. И больше ни медяка не получишь от слободских купцов. — Смуглолицый Симхи повернулся к дверям. За ним повернулись и двое других посланцев.
— Путята, слышишь? Ну что они говорят? — Князь не знал, куда деть свои длинные руки: то дёргал себя за редкую бородёнку, то щупал пальцами серебряную бляху на поясе, что туго стягивала его чресла.
— А что тут слушать? — растерянно крутился Путята. — Пока господь бог призовёт нас к себе и рассудит в грехах наших, так эти купцы нас по миру нищими пустят… Вели забрать у монастыря ту соль и отдай купцам. Вот и вся речь.
— Князь, одумайся! Грех на душу берёшь… — стонал Феоктист. — Зовёшь мятеж в стольный град…
Крепыш Симхи не обращал внимания на владыку, поклонился Святополку.
— Воевода, а ты ж ныне скажи: повелеваю сейчас же Мстиславу моему идти с дружиной в монастырь… посмотреть, как бог из пепла монахам соль делает. И всё, что найдут, пусть забирают. Везут сюда, во двор.
Феоктист остолбенело смотрел на князя. Потом резко осенил себя крестом и ушёл прочь.
В тот же вечер в обитель ворвалась дружина Мстислава Святополчича. Никто не останавливал её. Ни мечом, ни словом, ни крестом. Монахи мирно шли из церкви в свои кельи и даже не смотрели, что по двору носятся княжие дружинники. Мстислав спросил у кого-то, где лежит божья соль… Та, что господь бог из пепла монахам делает. Черноризец охотно махнул рукой в сторону пещер. Вои Мстислава помчались на склоны. Там тоже кто-то доброжелательно указал нужное место.
Пещерка с солью была открыта. Две высокие кучи соли лежали на земле. Никто её не стерёг, никто не мешал отрокам Святополчича сгребать её в мешки и выносить к возам, что стояли у ворот.
Мстислав Святополчич хохотал. Отроки выгребали уже остатки соли, а господь бог не вступался за монастырское добро и не поражал их огненными стрелами или огнём всепожирающим…
А наутро на княжеском дворе поднялся великий переполох: вся привезённая из монастыря соль исчезла, вместо неё в тех же мешках стоял… пепел!.. Только господь бог мог сотворить такое чудо…
Дворовые в страхе перешёптывались. Так и на виновного бог обрушит свой гнев. Так будет со всеми, кто грабит людей ради жадности, богатства и насилия… Так и его самого обратят в пепел!.. Кто виноват в том разбоe? Князь? Боярин Путята? Лукавец Симхи и его купцы? Бог рассудит… Ему всё видно…
Дрожали руки у дворни. Теснилась она к стенам кладовых, обходила палаты. Княжие отроки принишкли в гриднице и не показывались во дворе. Князь Святополк послал боярина Путяту в Печерскую обитель просить прощения у игумена…
Гудели подольские рынки, гудел Бабий торг от новостей о божьих чудесах, о посрамлении князя Святополка. Грозно поглядывала на закрытые окна и двери купеческих лавок толпа взволнованного киевского люда.
И печерские писцы в свои пергаменты записали о чуде господнем, как разграбленная в монастыре соль обратилась волей божьей в пепел и как "ужаснулся тот, кто сотворил насилие…"
Нестор печально склонил голову над своим летописем. Как может он, летописец времени Святополка, писать о сём позоре и низости великого киевского князя? Как может писать о сем коварстве и сребролюбии Святополка? Он бы хотел воспеть его мужество в половецкой степи или в чужих землях, как воспел когда-то летописец великого Святослава и Владимира. Хотел бы Нестор написать о премудрости своего князя, о новых городах, храмах, палатах, им воздвигнутых, или о новых книгохранилищах и школах, пристанищах человеческой мудрости. А ему ныне приходится писать о разорении князем собственной земли, о междоусобицах и раздорах, что вновь всколыхнули всю землю.
Нестор снимает нагар с обеих свечей. По стене снова метнулись две мохнатые тени, то догоняя одна другую, то разбегаясь одна от другой… Как и его мысли…
Омочил писало в каламар, локтем правой руки прижал хрупкий лист пергамена. Что ж… придётся ему писать о сии тяжкие времена на Руси… Придётся писать не о Святополке, а о Мономахе-таки. Ведь это он снова созывает всех русских князей в Любеч. Теперь уже зовёт не в половецкую степь идти, а покинуть раздоры. Объединиться любовью перед бедой, блюсти заветы предков.
Прежде всего надо примирить Олега Гориславича, чтобы он не наводил орды половцев на Русь. Потом примирить его братьев и племянников…
Так и должен поступать государь…
"Пришли Святополк, и Владимир, и Давид Игоревич, и Василько Ростиславич, и Давид Святославич, и брат его Олег, и собрались в Любече на устроение мира, и говорили меж собой: "Зачем губим Русскую землю, сами на себя усобицу воздвигая? А половцы землю нашу разносят, и радуются, что меж нами рати. Так отныне держимся в едином сердце и блюдём землю, каждый пусть держит отчину свою…"
Несторово писало заскрипело, застучало. Из-под него возникали новые строки. Страшные строки. Как сама жизнь. "И пришли Святополк с Давидом в Киев, и радовались все люди, но только дьявол опечалился этой любви. И вселился сатана в сердце некоторых мужей и начали говорить к Давиду Игоревичу…"
Выпало из пальцев писало… Нет больше сил писать дальше… О проклятый Святополче!.. Зачем позоришь род свой и землю русскую губишь предательством?..
Ведь в великих трудах предков добывалась сила нашей земли… А слепой сердцем властитель растоптал её разум, расточает её могущество… Раболепствует перед богатством, презирает мудрость… Тяжело сохранить власть, а ещё тяжелее — удержать величие. Тяжелее, чем добыть его!..
Нестор погасил свечи. Он пойдёт в свою пещеру… Он должен заглянуть в безрадостное будущее своей земли… Без свидетелей… чтобы не загубить надежды, что слабой искоркой светит в его душе…
Оглавление шестое
Кий, Щек и Хорив
Так уж ему было суждено на этом свете, что всю жизнь он стремился отгородиться от людской суеты и всё время попадал в самую её гущу. Не мог не болеть душой за людские беды, потому что в его уединении те обиды мира виделись ему ещё ярче, ещё ужаснее.