Вдруг произнёс:
— А? О! Пусть меня Перун сожжёт!
— Князь, неужели ты, сын Изяслава, внук великого Ярослава, крещённый крестом, а не языческим обычаем наученный? — Нестор осуждающе смотрел на Святополка.
— Высоко сорока летает, так дома не ночует! — расталкивая плечами мужиков, вышел вперёд здоровенный детина в боярской чузе и сапогах.
— Зачем поучаешь, мних? Бог гордых с неба низвергает. Скажи князю, какое дело имеешь к нему, а учить будешь других.
Кто-то подтолкнул Нестора под локоть. — Это ж Святополк, говорю тебе. А то — наш боярин.
Нестор узнал голос своего приятеля.
— Если князь, зачем с мужиками балуется?
— А он не с мужиками… он с бабами. Ха-ха! — заржали рядом.
Нестор крепко сжал уста.
— Да простит тебя бог… А дело такое, князь, — наконец заговорил Нестор.
— Умер князь Всеволод. Знатные люди Киева и обитель Печерская зовут тебя на отчий стол. Приди, князь, поскорее.
— Кто, кто зовёт? — приложил ладонь к уху боярин Поток.
— Киевские бояре и печерские монахи с игуменом Иваном.
— С Иваном! Это тот, что когда-то был в Новгороде и мятеж против меня поднимал? — дохнул хмельным духом Святополк в лицо киевскому послу.
— Не ведаю того, князь, — Нестор отступил шаг назад.
— Этот игумен ваш — из Торбца? — допытывался Святополк.
— Не ведаю. Сам спросишь у него, — печально склонил голову на грудь Нестор. Вот какого князя должен звать ныне златоглавый Киев. — Князь, думай о Руси. Скорее садись на стол отца своего. Беда надвигается на нас — двинулись половецкие орды. Надо слать к ним послов, заключать ряд, ублажать ханов.
— А? О! Кияне хотят, чтоб я свою
голову подставил под кривые мечи
половецкие! Слышал, боярин?
— Кто держит в руках державное правило, тот всегда подставляет голову свою…
— А почему Мономах не остановит их? Пусть он защищает Русскую землю от половцев.
— Если откажешься по своей воле от отчего стола, позовём Мономаха и велим ему землю нашу защищать. Его желает весь простой люд.
— А? О! Я не откажусь. Но пусть сперва Мономах идёт на половцев. А я потом сяду на стол отца своего, как замирит он Степь.
— Так не будет, князь. Ханы хотят иметь ряд с великим киевским князем.
Законно и по "Русской правде". Если не желаешь — скажи. Посадим Мономаха.
— Зачем зовёте Святополка, если желаете Мономаха? — удивился боярин Поток.
— Мы должны блюсти закон земли русской. Владыка приходит, боярин, и владыка уходит, а земля пребывает во веки. Наша земля должна стоять твёрдо в законе и благодати — во веки. Волостель обязан усмирять распри, междоусобицы, мятежи. Власть его — освящена богом единым и законом единым, боярин.
— Тогда, князь, бери ту власть. И нас не забудь! — Боярин Поток погладил рукой редкую бородку.
— А что? Я князь великий по роду и с воли божьей. А?.. О! — Святополк поднял вверх палец и закатил глаза. — Слышали все?.. А теперь — где моя царевна? Княгиней сделаю! Великой княгиней киевской!..
Святополк двинулся к хороводницам. Те завизжали, запрыгали врозь.
— Бери меня, князь. Хочу быть твоей княгиней, — подошла к Святополку девушка-"царевна".
Высокая, полная, она слегка толкнула боком сухого, узкогрудого князя, что тот даже пошатнулся.
— Рожу тебе ещё крепких сыновей… Возьми меня!
Вдруг меж ними оказался боярин Поток.
— А ну отцепись от князя! Хе! Княги-и-ня! Сыновей он и без твоего старания имеет.
— Князь… В Киев надо ехать, — подошёл к Святополку и Нестор, взял его за руки. — Потеряешь стол дедовский.
Заныла душа. Сколько перевидал тех князей, а такого ещё не бывало меж ними. Зачем бог власть отдаёт в руки недоумков или двоедушных? Может, для того, чтобы мудрые сторонились владычества, ибо оно губит и душу, и человечность, и мудрость?.. Коли бы мудрые рвались к власти, кто создавал бы сокровище души нетленное? Кто предостерегал бы немой людской род от суетного оскопления сердца и разума?
— А?.. О!.. — восторженно выкрикивал Святополк, пьяно выпячивая впалую грудь, будто её распирало новое его величие.
Боярин Чудин мягко прохаживался по княжьей гриднице и потирал ладони. Как всё хорошо обернулось для них, киевских сильных мира сего. На киевском столе оказался Святополк Изяславич. Правда, боярам едва удалось перехватить его из рук лукавых печерских монахов. Очаровали новому князю голову. Такие звоны устроили ему во всех киевских храмах, что аж земля гудела, такие песнопения величавые сотворили, что небо, казалось, снизошло на землю послушать их. Мужи знатные, черноризцы и владыки в золотых ризах, с хоругвями, с хлебом-солью на вышитых рушниках встречали законного князя Святополка. Пусть знает это Владимир Мономах и не рыпается из своего Чернигова. Русская земля стоит за закон и отцовские заповеди. А они, бояре старые, уж приголубят нового князя, пригреют возле себя. Станут нужными, незаменимыми советниками и помощниками. И монахи печерские, хоть и обиженные на бояр, никуда не денутся. Должны стоять за закон. Значит, будут и их поддерживать. А пришёл бы сюда Мономах — качались бы киевские бояре на осинах. Пропали бы их вольности. Теперь они будут жить за спиной Святополка, как и за старого Всеволода.
Вот только половцы. Сначала надо управиться с ними. Орда Тугоркана полностью обложила Торческ и Воинь. В Киев прибыли его послы. Желают говорить с князем. Чего хотят — новых жён, золота, пастбищ?
Святополку нужно пойти с ними на соглашение. Удовлетворить требования ненасытных. Конечно, будь у него сила, дал бы им по зубам. Но с новым князем из Турова пришла небольшая дружина — всего семь сотен отроков. На орду с ними не пойдёшь. А старая княжеская дружина — киевская — не пойдёт в Степь. Потому что знает: потом новая дружина станет домогаться у князя посадничьих градов, тиунства, земель. И князь отберёт у старой то благодатство, каким одаривал её старый Всеволод, и будет наделять им новую, туровскую. На это они не согласны. Сидеть будут дома, беречь своё добро.
В дверях тихо появился воевода Янь Вышатич. Следом за ним просунулся его братец, пузатый крепыш Путята. Чего бы это?
— К тебе, Чудине, за советом…
Лицо Чудина не дрогнуло. Не моргнули веки. Гордие Вышатичи что-то пронюхали, что-то задумали.
Пока целовались и усаживались на лавицы, Чудин терялся в догадках. Святополк — и Вышатичи? Что может связывать их? Кажется, новый князь ни в чём не виноват этому гордому боярскому роду. Пусть отступятся — их время прошло ещё с князем Изяславом. Чудин не желает делить с ними ни власть, ни княжью милость, какую добыл большими и хитроумными трудами своими.
— Какая же беда стряслась у вас? — нижнее веко на правом глазу боярина Чудина болезненно дёрнулось.
— Половецкие орды надо остановить. Горит земля русская. Наши погосты и дворы на Поросье гибнут. Скажи князю: пойдём со своими воями в Степь. Старая дружина Изяслава, отца Святополка, сумеет остановить орду.
Чудин хмыкнул. Запястьем руки провёл под широкой бородой, по-кошачьи прищурил глаза.
— Воли княжеской не ведаю.
— Зови князя на беседу, — засопел Путята нетерпеливо.
— Не могу звать. Великий князь почивает. — Сквозь ещё не исчезнувшую мягкость в голосе боярина Чудина проступали колючки.
Янь Вышатич злобно блеснул исподлобья.
— Разбуди. Знатные киевские бояре хотят говорить с князем.
— Не могу. — Голос боярина Чудина уже откровенно издевался над домогательствами дерзких Вышатичей. Конечно, недаром братья помирились между собой, задумали взять князя в свои руки. Это он заметил сразу. Как когда-то Янь стоял рядом с Изяславом, так и ныне хотят встать возле его сына.
— Тогда мы сами… — Путята решительно вскочил и подбежал к дверям княжьей опочивальни. Размашисто ударил в них плечом.
— Князь! — заревел густым басом Путята. Но вдруг растерянно оглянулся: — Где же он? Слышишь, плут лукавый, здесь нет князя! Где же он почивает?
Чудин затрусил к опочивальне, заглянул внутрь хоромины, насмешливо взглянул в лицо Путяты.
— А князь… не желает с вами беседовать.
— Лжёшь, как пёс! — Путята подхватил на свои могучие руки тяжёлую дубовую лавицу, на которой они только что сидели, и размахнулся на Чудина. Янь от страха закрыл лицо руками. Ужасный грохот, треск, крик потрясли гридницу. Когда он раскрыл глаза, увидел, что Путята вышибал ногой из-под ложа Чудина, вопил:
— А ну вылазь, мелочь вшивая, всё равно достану, клоп постельный!
— Чудин, что здесь творится? А?.. О! Где же те половецкие послы? — Князь Святополк удивлённо смотрел на погром в хоромине — на перевёрнутый ослон, распахнутые двери в свою опочивальню, на возню вокруг своего ложа.
— Князь… я сейчас… позову… — бормотал из-под ложа боярин Чудин. — Только прогони этих татей. Убить хотят меня!.. Не дают вылезти.
— Убить? Н-ет! — заревел Путята. — Мы тебя, плутовка предательского, повесим вниз головой, чтоб князя нашего не дурил. Мы тебя по кускам порежем и псов голодных накормим, чтобы лукавством своим нашему князю глаза не застилал! Мы тебя вниз головой!..
— Вниз головой? О!.. — расхохотался Святополк. — Это достойная кара лукавцу. А он что, врал что-то на меня?
— А ну вылазь, расскажи князю! — наклонился Путята к Чудину.
Боярин Чудин неловко выбрался из-под ложа, стал отряхивать свою белую свиту, причёсывать помятую бороду. Лысина его блестела розовизной, как полный месяц.
— Не пускал к тебе, князь, — поклонился боярин Янь. — А мы, Вышатичи, отцу твоему Изяславу верно служили и тебе служить желаем. Как и весь древний наш род, что от Добрыни пошёл.
— Читал про это, — согласился Святополк.
— Должен опереться, князь, на великие роды боярские. Вернее Вышатичей тебе не найти! Знай это, — высоким голосом вёл далее воевода Янь. — А эти новые люди, что вертятся возле тебя, лишь о своей утробе пекутся. Добриничи же всегда служили для чести князя.
— Да и себя не забывали! — из-за княжеской спины выкрикнул боярин Чудин. — Земель нагребли по всем княжествам — и в Новгороде, и на Белоозере, теперь уже и на Поросье погосты ставят…
— Дед мой Остромир имел благодарность от князя за "евангелие", то и земли надбавил. И батюшка наш Вышата…
— Когда-то отец подарил мне Остромирово "евангелие".
— Где же оно? — в один голос вскричали оба Вышатича.
— Оставил в Новгороде, когда мятеж там поднялся и я в Туров ушёл. То кознивый Мономах всё то устроил, чтоб своего сына старшего — Мстислава — посадить в Новгороде.