Пан Турковский был очень доволен; он говорил, что это для его дочери "блестящая партия", пани, видно, тоже была такого мнения. София сидела гордо и посреди разговора давала понять, что скорее она делает милость князю, чем он ей. Однако по её лицу было видно, что она чувствовала себя счастливой.
– Вот так-то: наша Софийка будет княгиней. Кто бы мог подумать! – молвил пан Турковский.
– Я всегда надеялась для неё на немалую партию. Хотя, конечно: князь Борис такой человек… Так как же ты думаешь: когда мы сможем сыграть свадьбу? Надо бы уже что-то определённое сказать князю, – спрашивала пани Турковская.
– Ну что ж: я думаю, нет нужды долго медлить. Князь, верно, приданого не потребует…
– Я думаю! – вставила София.
– Конечно! – добавила Турковская. – А всё ж нужно кое-что устроить, приготовить.
– Мне кажется, что можно не утруждать себя большими хлопотами с приданым. Ещё будет у меня время заняться туалетами. Может, после свадьбы поедем за границу, там гораздо лучше смогу всё купить, – говорила София, а мыслями уже летала по большим заграничным городам и тонула в грядущих наслаждениях. О, это были крылатые мечты, только князь занимал в них совсем небольшое место…
– Когда ещё то путешествие будет, а ты уже собираешься туалеты покупать! – молвила Надя, которая всё время сидела будто немного сердитая.
– Почему "когда"? Это от меня зависит! – ответила София.
Надя не сказала на это ничего. При матери она не смела спорить с сестрой, зная, что мать всегда станет на защиту Софии. А ведь ей было что сказать, если бы можно… "И чего эта София идёт за того старика?.. Не знаю, он такой противный! Зачем папа пригласил его тогда на вечер?.." И много таких мыслей бродило в Надиной голове. Она с первого раза не понравился ей князь, а ещё больше досады добавило то, что её не представили князю вместе с Софией, и потом он почти не обращал на неё внимания.
Тем временем совет был окончен. Решено было, что венчание состоится через две недели, и князю об этом сообщили.
Все две недели князь ежедневно приносил или присылал разные подарки, и те драгоценные дары очень радовали Софию. Она была и весела, и задумчива, подолгу сидела на своей канапке, думая и мечтая. Канапка стала для неё другом, и она решила не расставаться с ней: её одну собиралась взять София из родительского дома, больше никаких вещей не брала: зачем они! всего будет вдоволь, чего только пожелает.
А вот и свадебный день! Договорились не справлять слишком шумной свадьбы, но всё же гостей было приглашено немало. Нельзя же свадьбу любимой дочери сделать совсем будничной! Да и с кем же венчается, – пусть все видят!
София была очень хороша в шёлковом свадебном платье. Она прохаживалась среди барышень-подружек, говорила с ними вежливо, но вместе с тем в её поведении ощущалось что-то другое. Ей казалось, что для неё уже начинается какая-то иная жизнь и что она чужая этому кругу. Она мыслями витала уже в том новом роскошном мире, тонула в новых наслаждениях и забавах и то и дело улыбалась. Некоторые из барышень тихо говорили: "Радуется, радуется! Так радуется, что не помнит себя: а невесте следовало бы быть посерьёзней, к тому же после венчания молодые уезжают за границу, и она расстанется с семьёй, может, надолго". София тех разговоров не слышала и с ясным чолом прохаживалась по родному дому.
В доме царила суета. Собирали Софиины вещи, укладывали. Пани Турковская была занята и быстро вертелась возле Софииных пожитков. Но по гостиной она ходила важно и рассказывала знакомым дамам о том, что София должна сразу после свадьбы поехать "за границу". Пан Турковский ходил себе, как всегда, чинно по салону и заводил важные разговоры с кем-нибудь из гостей. Только сегодня в тех разговорах чаще упоминался князь и его богатство.
И вот приехал князь – и отправились к церкви. София сидела в экипаже и радостным взглядом смотрела на город, она проезжала давно знакомыми улицами, но теперь ей казалось, что эти улицы имеют праздничный вид, дома, магазины – всё то сегодня как будто немного иное. Даже солнце светило так ласково, словно приветливо улыбалось ей в знак поздравления. И Софии так легко, так весело было на душе… А вот и церковь, настежь открытые двери, и видна большая толпа народа, что столпилась там. София выходит из экипажа и идёт в церковь, навстречу ей раздаётся пение: "Гряди, гряди!.." Сколько народа собралось, сколько знакомых и незнакомых, и все они пришли на неё посмотреть. При этой мысли глаза Софии заиграли гордым радостным огнём. София не хотела угадывать, какое впечатление производит жених. "Они смотрят не на него, они смотрят на меня!" И София сияла от радости, стоя под венцом. Вот уже и окончена служба… София – княгиня, её поздравляют, она во все стороны кивает головой, счастливая, взволнованная. Разве не хороша она, разве не "ясна" она?
После венчания в доме гостям подали по чашке шоколада, и они начали расходиться. В доме поднялась суматоха, разговор был обрывистый, о сборах, о поездке, о вещах, нужных для путешествия. Некогда до лирики, лишь бы не опоздать на поезд. Половина гостей отправилась проводить Софию с князем на железнодорожный вокзал. Семейство Турковских тоже поехало.
Поезд уже стоял. Быстро уладили дело поездки. Молодые направились к вагону. Через минуту София уже стояла у окна вагона первого класса и, прощаясь, махала свадебным букетом…
3
Князь и княгиня вернулись из свадебного путешествия. София отдыхала после заграничных утех и пока что мало выходила из дому. Вот она сегодня лежит в роскошном négligé и небрежно шьёт какую-то тоненькую работку. Князь сидит возле неё в кресле с какой-то не совсем разрезанной книгой в руках, но не читает: и князь, и София забыли о том чтении, – они разговаривают.
– Ну что ж, Sophie, я думаю, пора бы нам уже сделать кое-какие визиты?
– Конечно, можно бы в эти дни начать выезды. У меня туалеты есть, – ты знаешь, – самые свежие. Как же ты думаешь, к кому нам лучше всего поехать сперва?
– А я думаю, что следует к тётке в первую очередь: она ведь моя ближайшая родственница и может обидеться, если мы её обойдём. А потом нужно к баронессе поехать, непременно нужно. Она уважаемая дама и имеет связи в свете, не следует пренебрегать знакомством с ней.
– Да я ж ничего не говорю, отчего ж не поехать, – сказала София равнодушным тоном, но её всё-таки тревожили те визиты, особенно визит к баронессе. Она не раз уже слышала о той баронессе, о её осведомлённости, о точном знании всех светских обычаев; говорили, что баронесса "настоящая аристократка", каких теперь и среди настоящего дворянства немного.
– Да, да, пора тебе уже войти в свет… – промолвил князь и задумался. Его тоже тревожила мысль: как примет свет его Sophie? Всё же на неё немного косо смотрят в обществе. Sophie красива, изящна, даже образована не хуже других дам, но всё же… как будто чего-то недостаёт.
– К тётке можем даже сегодня поехать, – продолжал князь, – ещё не поздно.
– Э, нет уж, сегодня я не могу: пока оденусь, пока то да сё, будет поздно, – лучше завтра. А сегодня я хочу закончить вот это саше, – и София показала свою работу из тоненьких розовых и голубых ленточек.
– Как завтра, так завтра – как хочешь, – согласился князь.
Визиты сделали на следующий день. Потом однажды князь сам, без Софии, поехал к баронессе; собственно, хотел он узнать, какое впечатление произвела София на баронессу; по этому можно было судить, как примет её свет.
Баронесса приняла князя приветливо, она была его давняя знакомая, знала, какое имеет на него влияние, и это ей было приятно.
– Bonjour! Я очень рада, что вы собрались так скоро меня вторично навестить! – сказала она, приветствуя князя.
– Что ж, я всегда рад видеться с вами как можно чаще. Вы знаете, какое уважение…
– Да, да! но я думала, что вы теперь разъезжаетесь по балам и развлечениям с молодой женой, а про старых друзей забудете…
– О нет! как можно!.. Конечно, нужно будет Sophie показать свет. Она такая ещё несведущая девочка… Скажите по правде, как вам показалась моя Sophie?
– Она очень милая особа… очень милая… Только… вам следует заняться ею… Да, да, – следует заняться… Таково моё мнение.
Потом, увидев, что князь, склонив голову, задумался, она добавила:
– Извините, что я с вами так говорю sans gêne, но, думаю, вы не обидитесь за мою откровенность, я говорю вам это по праву давней дружбы…
– Конечно, конечно, баронесса, и я вам очень благодарен за эту искренность, принимаю за честь!
Далее разговор перешёл на другие темы. Вскоре князь начал прощаться. На прощание баронесса сказала ему ещё раз:
– Да, да, – я бы советовала вам заняться вашей Sophie.
Едучи домой, князь размышлял над теми словами: "Нужно заняться хорошенько Sophie…" Она правду сказала. Sophie многого недостаёт. Конечно, со временем всё это придёт, но всё же нужно, чтобы она как можно скорее привыкла к светским обычаям. Нужно её чаще вывозить в люди.
С такими мыслями князь вошёл в свой дом. Он обвёл критическим взглядом свой салон, мысленно сравнивая его с салоном баронессы. "Да, у нас многое следовало бы изменить… Например, обстановка в нашем салоне: всё новое, подобранное тщательно, но чего-то как будто не хватает… что-то не совсем ладно; нет той distinction, как это у других… как вот у баронессы".
И в самом деле, в салоне что-то было не так, как должно. Не было видно заботливой руки хозяйки, не было видно разных petits riens, которые придают комнате изящество и оживляют её. Была там ещё одна вещь, – остановившись на ней, взгляд князя принял какой-то странный вид, – эта вещь была розовая софка. "Зачем Sophie поставила её здесь? Она тут совсем не к месту. Правда, с ней связаны такие милые воспоминания… – князь улыбнулся, и взгляд его на минуту смягчился, но ненадолго. – А всё же она здесь не на своём месте. Ну, пусть бы Sophie поставила её у себя в будуаре, или что, – это другое дело, там она, может, и красоты прибавила бы… но здесь!.." – и князь решил убрать канапку из салона. В разговорах с женой он часто касался этой темы.
– Послушай, Sophie, – сказал однажды он, – я давно хотел тебе это сказать: мне кажется, что лучше было бы, если бы канапку где-нибудь в другом месте поставить.
– Вот как? – сказала София.
– Не думай, моя дорогая, что я хочу тебе что-то неприятное сказать. Ты знаешь, как я сам люблю эту канапочку: она мне напоминает самые счастливые минуты моей жизни. Но здесь она не подходит ко всей обстановке и будет резать чужое равнодушное око. Если бы она стояла в твоём будуаре, в том милом розовом гнёздышке…
– Ну что ж, коли ты так хочешь…
– Да нет, может, тебе это неприятно…
– Нет, что ж, может, и вправду так будет лучше.