Жандарм и Анна повернуты к нему спиной.
Жандарм (топает ногой). К сту чёртам! А это что ещё? Почему вы замолчали? Эй, музыканты! Вы хотите…
Музыка молча показывает смычком.
Жандарм (оборачивается, увидев Миколу). А, а это что?
Микола (в тулупе, заросший бородой, с узелком на плечах, входит и кланяется людям). Слава Иисусу Христу!
Все. Слава навеки!
Анна (увидев его, вскрикивает). Господи! Пропала я! Микола!
Микола (печально улыбается). А что, вижу, и моя жена тут. Вот так хорошо. И вы тут, пан жандарм? Вижу, я вам забаву прервал!
Жандарм. Ну, как поживаешь, Микола? Что с тобой? Отпустили тебя?
Микола. Да, слава богу, отпустили.
Жандарм. Очень меня это радует. (Подходит и подаёт ему руку.) А знаешь, кому за это должен поблагодарить?
Микола. Да откуда мне знать? Разве мне там скажут? Пришли, открыли камеру, сказали собираться — и всё.
Жандарм. Мне должен поблагодарить.
Микола. Тебя? А это как?
Жандарм. Потому что я отыскал настоящего убийцу. И не одного, а целую компанию. Сегодня-завтра их арестую. Это стоило мне труда, это уж точно. Было и такое, что чуть сам головой не поплатился, но, знаешь, как я тебя арестовал, так что-то у меня на сердце стало неспокойно. Всё мне казалось, что ты невиновен и будешь думать, что я тебя нарочно в беду втянул. И я не мог успокоиться, пока не наткнулся на след убийц.
Микола (кланяется ему). Да воздаст тебе бог за всё доброе, а за зло… (С укором смотрит на Анну.) Зла пусть тебе бог не помнит!
Жандарм (смеётся). Ну, зла! Так много зла я никому не сделал. Мне, может, кто-то больше сделал зла, а я никому не припоминаю.
Микола (поспешно). Я тоже нет, тоже нет! Не приведи господи! Что там вспоминать!
Жандарм. А я вот сегодня твою хозяйку едва силком из дома вытащил, чтобы немного развеялась да между людьми показалась.
Микола. Спасибо, спасибо тебе, что хоть ты о ней заботился. Слыхал я там, в том аду, слыхал, как ты за ней присматривал. Спасибо! (Кланяется.) Ну, Анна, а ты что так стоишь, словно осуждённая? Почему не здороваешься со мной?
Анна. Ещё будет время поздороваться. Что тут, перед всеми людьми?
Микола. Правда, правда. Это домашнее дело, нечего его перед людьми показывать. Ну так пойдём домой. С богом оставайтесь, добрые люди! (Кланяется и направляется к выходу. Анна за ним.)
Жандарм. Микола, стой! Постой-ка!
Микола (оборачивается). А что тебе?
Жандарм. А меня не зовёшь к себе? Сегодня же праздничный день, надо его как-то отметить. Не думай, что это тебе так даром сойдёт!
Микола (озадаченно). Что ж, если твоя воля… А я, по правде сказать, не думал…
Жандарм. Да когда ты в своей жизни о чём думал! Всегда другие за тебя думали. Так подожди же, не знаешь ты чести — я тебя угощу. Эй, еврей!
Шльома (выбегает с пустыми стаканами). Что вам нужно?
Жандарм. Бутылку горилки, вишнёвки, что там ещё у тебя хорошего, упакуй в корзину, и живо! Плачу наличными.
Шльома. Нет-нет, разве я с пана постенфюрера торгуюсь? А куда это отослать?
Жандарм. К Миколе. А живо!
Шльома. Хорошо, хорошо! (Отходит к корчме.)
Жандарм (машет шапкой). Ну, люди, будьте здоровы! (Уходит.)
Настя (ворчит ему вслед). На сломанную голову!
Музыка. Парни и девушки снова готовятся к танцу.
Занавес опускается
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Хата Миколы.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Анна одна.
Анна (у окна наматывает пряжу на мотовило и считает нитки). Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать. (Останавливается.) Седьмой день его нет. Может, сегодня придёт. И боюсь его, и жить без него не могу. (Мотает дальше.) Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать. (Останавливается, зажмуривает глаза и задумывается.) Какой страшный! Какой грозный! А что за сила! Кажется, если бы захотел, так бы и раздавил меня и того… моего… недотёпу. Одним взглядом прошиб бы. И чем страшнее он, чем острее ко мне говорит, тем, кажется, я больше люблю его. Вся дрожу, а всё кажется, что тону в нём, становлюсь частью его. И нет у меня тогда своей воли, ни своей мысли, ни силы, ни рассудка, ничего. Всё мне тогда безразлично, всё готова отдать ему, бросить в грязь, если он того захочет! Ах! (Мотает дальше.) Двадцать одна, и две, и три, и четыре. (Завязывает пасмо.) Так ведь отдала я ему всё, всё, что может отдать женщина любимому мужчине. Даже душу свою, честь женскую, своё доброе имя. Клятву ради него нарушила. Себя саму на людской смех отдала. Ну и что ж! Мне всё равно! Он для меня всё: и свет, и люди, и честь, и клятва. (Мотает.) Одна, две, три, четыре, пять, шесть…
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Жандарм и Анна.
Жандарм (входит). Добрый день, Анна! Ты одна?
Анна (роняет из рук мотовило и веретено). Ах! Это ты? Где же ты так долго был? Почему не приходил всё это время?
Жандарм. Где муж?
Анна. В амбаре молотит.
Жандарм. Ну, и что он?
Анна. Как это что?
Жандарм. Не упрекает тебя, не бьёт, не ругает?
Анна. Он? Ни словечка. Даже не спросил, почему я не приходила к нему в тюрьму. Крутится по дому, хлопочет по хозяйству, как прежде.
Жандарм. Ну, а ты не начинала с ним разговор?
Анна. О чём я с ним буду говорить? Надоел он мне. Лучше бы сгнил себе в тюрьме.
Жандарм. Ну, а как думаешь, знает он о том, что между нами произошло?
Анна. А кто его знает? Мне даже намёком не дал этого понять.
Жандарм. Ну, а может, соседи ему наговорили?
Анна. Может быть. Да что мне до этого? Я теперь спокойна, ничего не боюсь, ни о чём не думаю, ничего не знаю, только тебя одного. (Подходит к нему, боязливо.) Михайле, можно тебя обнять?
Жандарм обнимает её.
Анна. И поцеловать?
Целуются.
Знаешь, раньше я, кажется, умерла бы со стыда, если бы даже подумала, что, будучи замужней, могу так целовать другого. А теперь! (Целует его без памяти.) Милый мой! Теперь у меня ни капельки никакого беспокойства, никакого стыда нет!
Микола открывает дверь, но, увидев, что Михайло с Анной целуются, отступает назад и тихо прикрывает дверь.
Жандарм (шёпотом). Он был.
Анна. Ну и пусть! Не боюсь я его.
Жандарм. Ну, я тоже не из пугливых. Но сейчас я не хочу с ним говорить. Я так, только на минутку забежал. Должен ещё пойти к войту отдать ему письмо, а потом приду к вам на несколько часов. Прощай! (Берёт карабин и уходит.)
Анна. А приходи! Буду ждать к вечеру! (Снова принимается мотать.) Так, он видел нас. Ну и что с того? Если до сих пор глаза не вылезли, то должен был видеть. Не сейчас, так в четверг бы увидел. Я прятаться от него не собираюсь. Пусть делает со мной, что хочет! (Тихо считает нитки, завязывает пасмо.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Микола и Анна.
Микола (входит с цепом в руке). Ты одна, Анна?
Анна. Одна.
Микола. А этот… жандарм… ушёл уже?
Анна. Пошёл к войту, но через часик, сказал, придёт. А что, ты хотел с ним поговорить?
Микола. Я?.. Ну, нет… Разве так… пару слов… Но нет! Что мне с ним говорить?.. Вот видишь, свирка в цепе порвалась, так я пришёл связать. Нет у тебя где верёвки?
Анна. Нет. Вот возьми пряжи да свей себе.
Микола. Ну что ж, так и сделаю. (Берёт пряжу, вбивает в стол шило, делает из пряжи прядки, смачивает их и начинает вить. Анна мотает дальше, шёпотом считая нитки. Микола спустя минуту.) Анна!
Анна. Что тебе?
Микола. Так этот жандарм, этот Михайло Гурман…
Анна. Ну, и что тебе от него нужно?
Микола. Я знаю, ты ещё девкой любила его… и теперь любишь.
Анна (перестаёт мотать и смотрит на него). Ну и что с того?
Микола (опустив голову). Да ничего. Разве я тебе что-нибудь говорю? (Молчит, а потом начинает плакать и клонит голову к столу.)
Анна. Так чего же плачешь? Чего рвёшь моё сердце?
Микола. Потому что… потому что… моё рвётся. (Встаёт и быстро подходит к ней.) Анна! Неужели ты меня так… совсем капельки не любишь?
Анна. Нет.
Микола. И никогда не любила?
Анна. Нет.
Микола. И не можешь заставить себя, чтобы хоть жить со мной по-старому?
Анна. Нет. (Склоняет голову.) Всё пропало.
Микола (отворачивается). Видно, божья воля такая. Господи, зачем ты вывел меня из тюрьмы? Почему не дал мне там сгнить? Я думал, что нет худшей муки, чем неволя. А как пришли господа и сказали мне: «Микола, ты свободен, видим твою невиновность» — господи, так у меня чуть сердце не разорвалось от великой радости. Я крылья у бога просил, чтобы домой как можно скорее залететь, а тут застал такое… такое, что и языка не повернётся сказать! Такое, что неволя в тюрьме по сравнению с этим кажется мне раем! (Рыдает.) И за какой грех господь так тяжко меня карает? Чем я его обидел, чем прогневал?
Анна. Тише, Микола, не плачь! И на меня вины не сваливай. Ты же знаешь хорошо, что и моей вины тут мало. Силой выдали меня за тебя. Пока сила моя была, я была тебе верна, хоть другого любила. Но теперь не стало моей силы.
Микола. Так что же нам делать? Как жить?
Анна. Делай, что знаешь, что тебе совесть подскажет. Убей меня, или прогони, или оставь при себе — мне всё равно.
Микола. Слушай, Анна! Я тебя понимаю. Я люблю тебя. Мне жаль тебя, как собственной души. Я не хочу быть твоим палачом, потому что знаю, что ты и без меня много вытерпела. Только одно тебя прошу: смотри на людей! Не на меня — пусть я так и буду для тебя ничем, — но на людей. Чтобы люди над нами не смеялись!
Анна. Разве я им запрещу смеяться? Пусть смеются, если им смешно.
Микола. А всё же… Не показывайся на людях… с ним. Не топчи в грязь мою бедную голову. А нет, так убей меня, чтобы я на это не смотрел!
Анна. Это не от меня зависит, Микола. Я теперь одного господина знаю — его, так, как прежде знала тебя. Что он мне скажет, то и сделаю, а больше ни на что не оглядываюсь. Позор, так позор; смерть, так смерть. С ним мне ничего не страшно. А ты делай, что знаешь.
Микола (хватается руками за голову). Господи, господи, она совсем обезумела! Говорит, как в горячке. Это он, проклятый, дал ей какие-то чары, какое-то зелье, он свёл её с ума, чтобы посмеяться надо мной! (Ходит по хате с выражением тяжёлой муки. Анна мотает дальше.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Те же и Жандарм.
Жандарм (входит). Слава богу! Здоров был, Микола!
Микола (мрачно). Здоров был, Михайле!
Жандарм (смеясь, хлопает его ладонью по плечу). Ну вот, хоть раз ты заговорил со мной, как со старым знакомым.
Микола. Лучше бы нам никогда не знать друг друга.
Жандарм. Почему? Тьфу, Микола, как ты насупился! Словно я тебе отца зарезал.
Микола. Ты мне ещё хуже сделал.
Жандарм. Эх, брось, не неси чепухи! Вот лучше садись сюда! (Силой усаживает его к столу, кладёт карабин и шапку на другом конце стола, затем вынимает из сумки бутылку горилки.) Вот, с этой колдуньей мы и посоветуемся, как жить на свете.