Ты уже спишь, Михайле?
Жандарм. Да так, дремлю. А что такое?
Микола. Да ничего. Доброй ночи тебе!
Жандарм. Доброй ночи!
Анна крестится, затем заходит за печь и гасит лампу.
Занавес опускается
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Декорация та же. День. В печи горит. Микола парит берёзовые прутья и крутит уживки. Анна то хлопочет возле печи, то помогает ему.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Микола и Анна.
Микола. Ну, держи крепко, не отпускай! (Крутит.) Так. Теперь подавай сюда. Чтоб его хвороба взяла с его латрами! Плюнул бы человек на тот заработок, а тут нет, езжай снова, чтобы того проклятого латра докапарить, чтоб он ему достался.
Анна. Да, может, сегодня легче будет ехать, чем вчера. Гляди, погода наладилась!
Микола. Ага, наладилась! А вчера дорогу так замело с шумом, что и следа не найти. Нет, я всё-таки не поеду сегодня. И себя угроблю, и скотину, а за что? Пусть он пропадает со своими латрами.
Анна. Ну конечно, лучше не ехать, чем по снегам с тяжестью копаться. Латры не убегут, а работа и дома найдётся. Ой, если бы ты вчера меня послушал да не поехал!
Микола. А что?
Анна. Да ничего. Но сердце моё чует какую-то беду. Такой мне сегодня мерзкий сон приснился, что упаси бог! Будто я кораллы сею по хате, по двору, по всему селу, и такие крупные, красные…
Микола (как бы сам к себе). Кораллы — это слёзы.
Анна. А дальше будто на нашу хату со всех сторон псы лают, в двери лезут, в окна головы суют, и такие злые, разъярённые…
Микола. Злые псы — это напасть.
Анна. А потом будто меня к венцу одевают, и всё в белое: белые башмаки, белая юбка, белая перемётка.
Микола. Свят, свят, свят! Что с тобой, жена? Пусть бог отвратит от нас всё дурное! Что ты говоришь?
Анна. А что такого? Разве это что-то значит?
Микола. Да… чтоб в злой час не вспоминать! Господи! Сон, морок! На всё воля божья. Не надо никогда забегать вперёд батьки в пекло, вот что! (Крутит дальше.) Гм, и что же делать с этими латрами, и сам не знаю.
Анна. Может, сходить спросить Бабыча, поедет ли он?
Микола. Правда. Если он едет, то неловко мне оставаться. Как только сани подлатаю, сразу к нему пойду. (Бросает готовые уживки и садится на лавке.) Ой, поясница болит! Господи, изработал человек свою силу на чужих людей, а теперь для себя только остатки остались. Анно!
Анна (у печи). Что тебе?
Микола. Что это шандар так рано поднялся? Я и не видел, когда вышел.
Анна. Сказал, что должен, служба…
Микола. А знаешь, я как его увидел, так сразу остолбенел на месте. В такую пору, в том мундире — совсем показалось, что это мертвец с того света к нам приходит. А между тем, вижу, он живой.
Анна. А разве ты не знал, что он в наших местах?
Микола. Я? Да откуда мне было знать? Я был уверен, что он давно уже сгнил в Боснии. Ведь твой братец клялся мне, что его нет на свете, даже карточку из армии показывал. Только беда, что я безграмотный, вот и не мог прочитать.
Анна. Значит, и тебя так же одурачили, как и меня.
Микола. Не знаю, зачем им так приспичило выпихнуть тебя в десятое село.
Анна. А я знаю. Не хотели мне ничего дать из отцовского. Ну а если бы я пошла за Гурмана, то он бы им из горла вырвал. Ты знаешь, какой он был человек. Боялись его, вот и постарались вместе с войтом, чтобы его, единственного у матери, отправили на войну, а потом воспользовались моментом, чтобы меня тоже выпихнуть в другую сторону. Вот и вся мудрость.
Микола. Господи, а я и не догадывался, куда это ведёт! Человек с богачами дел не имел, вот и не понимает их штучек.
Анна проходит мимо него, он ловит её, прижимает и целует в лоб.
Бедная ты моя! А ты сильно любила этого Михайла?
Анна (вспыхнув). Ну, что уж об этом говорить? Любила или нет, теперь нечего и вспоминать. Лучше иди сани чини! Обед уже готов. Пока ты там управишься, уже и остынет как следует.
Микола. Твоя правда, Анно! (Встаёт и берёт уживки.) Не время бедному воспоминаниями баловаться, надо работу делать. Наливай только, я сейчас буду готов! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Анна и Микола за сценой.
Анна (наливает борщ в миску, насыпает в другую фасоль и ставит на стол). Сильно любила этого Михайла? Кажется, что сильно, раз и теперь вся дрожу, весь меня мороз пробирает, как его вспомню. Кажется, что и вправду сильно. А может, больше боялась его, чем любила. У, сила у него! Быка за рога схватит и на землю кинет. Господи, таких, как мой, для него ничего двоих в одну горсть. Одним взглядом, кажется, насквозь пронзает, как раскалённым прутом. Ох, и боюсь я его теперь! Боюсь, как злейшего врага! И, наверное, если он на нас обозлился, то сотрёт нас в порошок, уничтожит, разорит. Ведь разве мой муж сможет с ним тягаться?
Микола (за сценой). Анно, эй, Анно!
Анна. А что тебе?
Микола. Куда ты рептюх подевала? Надо коням сена положить.
Анна. Да рептюх вот в сенях; я давно сена положила. Иди есть. (Выгребает огонь из печи.)
Микола. Сейчас, только ещё полозья подправлю. Пара полозьев выскочила.
Анна. Да оставь полозья потом, не убегут! Ой господи, чем дальше, тем мне хуже делается. Моторошно, словно перед пожаром. Всё мне кажется, что вот-вот какое-то несчастье…
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Микола и Анна.
Микола (скрипнув дверью, входя). Ну-у!
Анна (вздрагивает у печи). Ох! Это ты?
Микола. А с тобой что, жена? Лица на тебе нет!
Анна. Ничего, ничего. Что-то мне нехорошо сделалось. Наверное, от печи… Немного перегрелась, вот и голова кружится. Садись да ешь, я воды выпью — мне легче станет.
Микола (садится за стол, крестится и берёт ложку). Да иди и ты обедать. Мне как-то одному еда в рот не лезет.
Анна. Э, да что там! Не придумывай, ешь! А я пока схожу к Бабычу и спрошу, поедет ли он в лес.
Микола. Ну, коли так, то иди. Пройдёшься немного, может, и голова пройдёт. Иди, иди! (Ест.)
Анна набрасывает на голову платок и направляется к двери. В это время дверь открывается. Входят Жандарм, войт, Бабыч, присяжный и ещё один крестьянин.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Микола, Анна, Жандарм, войт, Бабыч и один крестьянин.
Войт (входя). Слава Иисусу Христу!
Микола. Слава навеки. Просим к обеду!
Войт. Обедайте с богом святым, да благословит бог!
Микола. Садитесь, пан войт. Что вас к нам привело?
Войт (садится на скамье спиной к столу, Жандарм на лавке, присяжный и крестьянин стоят и осматриваются по хате). Гм, так, небольшое дело.
Микола. Ко мне? А что такое?
Войт. Вы вчера сказали пану шандарю, что были ночью в корчме на Купине?
Микола. Да был. Не в корчме, а под корчмой.
Войт. И поздно ночью?
Микола. Да, поздно. Уже за мной, вижу, никто не ехал.
Войт. Вы приехали домой в крови?
Микола. Да… да… так.
Жандарм. Что? Вы и домой в крови приехали? Я от вас этого не слышал. Хозяйка, правда это?
Анна. Правда. Я сама его обмыла.
Жандарм. О, это важная вещь. (Пишет в книжечке.) А вы же сказали, что в лесу покалечились, когда латры брали. Значит, вы и в город ехали в крови и из города возвращались в крови?
Войт. Он вам так сказал? Ну, это неправда. Он в городе был здоровёхонек и совершенно чистый. Я ведь сам его видел на жупе.
Микола. Скажите же всю правду, пан войт!
Войт. Какую всю правду?
Микола. Ведь это вы сами меня так изранили.
Жандарм (вскидывается). Что, что, что?
Войт. Врёшь, Микола. Правда, что мы немного повздорили из-за тех поленьев, но калечить тебя я и в мыслях не имел.
Микола. У меня есть на это свидетели. Я нарочно не смывал с себя крови и домой так приехал, чтобы вас в суд подать.
Войт. Ха, ха, ха! Меня! В суд!
Жандарм. Какие у вас свидетели?
Микола. Да вот кум Бабыч и кум Калинич тоже там были, могут подтвердить.
Бабыч (чешет голову). Да, был я, что и говорить; но того, чтобы вас кум начальник изранил, я не видел. Ударил вас за ухо, это правда, но чтобы так исцарапал, того я подтвердить не могу.
Крестьянин. И я тоже не могу.
Жандарм. Микола Задорожный, я вас арестовываю. (Достаёт из сумки железные цепочки с наручниками.) Давайте руки и не думайте сопротивляться, а то хуже будет.
Анна. Ой горе моё!
Микола. Арестуете? Меня? За что?
Жандарм. Вы сами, наверное, лучше знаете, за что. Вчера ночью на Купине в корчме всех евреев вырезали.
Микола. Ой господи! Так я же не мог в этом быть?
Жандарм. Я не знаю. Дай бог, чтобы нет. Но скажите сами, разве всё не против вас? Если вы невиновны, то вам нечего бояться, в суде ваша правда откроется. Но я должен сделать своё. Давайте руки!
Микола. Бог видит мою душу. Я невиновен. Делайте со мной, что хотите. (Протягивает руки, Жандарм заковывает его.)
Жандарм. Так, это разумно. А теперь скажите, где те сапоги, что были на вас вчера?
Микола. Да вон стоят за печкой.
Жандарм. Присяжный, подайте их сюда!
Присяжный подаёт, войт и жандарм рассматривают их у окна.
Есть! Вот кровь!
Войт. И вот здесь есть!
Жандарм. Это плохо. Отложите в сторону!
Микола. Это с меня кровь, когда я ехал.
Жандарм. Это уже будете в суде объяснять, это не к нам. У вас была с собой топор? Где он?
Микола. Вон под лавкой.
Жандарм. Присяжный, подайте его сюда!
Присяжный подаёт, жандарм и войт рассматривают.
Есть и здесь кровь. Вот на топорище.
Войт. И вот на обухе. И вот на лезвии.
Жандарм. Отложите в сторону! А теперь покажите кожух!
Осматривают кожух.
И здесь есть. Отложите в сторону. (Идёт к постели и ищет под подушками в соломе. К Анне.) Откройте сундук!
Анна всё это время стояла, словно окаменев, не двигается с места, только смотрит на него.
Жандарм. Слышите, женщина, откройте сундук! (Когда она не двигается, он вынимает у неё из-за пояса ключ, открывает сундук и вместе с войтом начинает перерывать всё.) Ну, тут ничего нет. Пан войт, присяжный и вы, свидетели, идите с ним и обыщите всё подворье, сарай, кладовую, амбар, всякие тайники! А я здесь допросю хозяйку.
Войт. Ну, Микола, пошли с нами!
Микола. Господи, ты знаешь, за что на меня такой тяжёлый крест посылаешь, пусть будет твоя воля! (Уходит, за ним войт, присяжный и крестьянин.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Жандарм и Анна.
Жандарм (после их ухода немного молчит, стоя неподвижно посреди хаты напротив Анны, которая стоит у потухшей печи. Затем он выпрямляется и поднимает голову. Резко.) Анна!
Анна поднимает голову, смотрит на него с невыразимой тревогой и опускает глаза.
Жандарм. Подойди сюда!
Анна подходит к нему и останавливается.
Жандарм. Ближе, ближе! Смотри мне в глаза! Прямо!
Анна (пытается смотреть, вся дрожит, потом бросается перед ним на колени).