Ха, ха, ха! Что я такого сказал?
Микола. Ну, что ты погиб, умер…
Жандарм (смеётся ещё громче и подходит к нему. Микола отступает). Ха, ха, ха! Так это правда! Ведь я покойник. Не веришь, Микола? Я мертвец! Я из могилы пришёл.
Микола (испуганный, крестится). Свят, свят, свят!.. (Слабо улыбается.) Ну, что ты глупости говоришь, Михайло? Не годится с такими вещами шутить.
Жандарм (грозно). Думаешь, я шучу? Ну-ка, дотронься до меня! (Протягивает руку, Микола отпрыгивает.) Вот видишь! Да ладно! Знаешь, Микола, зачем я пришёл?
Микола. Ты? Ко мне?
Жандарм. Ага! За твоей душой. (Смеётся.) Ха, ха, ха! Вот напугал! Ну, не бойся, бедолага! Твоя душа не такая уж ценная вещь, чтобы мертвецы из могилы за ней приходили. Не бойся, гляди, я живой человек, такой же, как ты! (Хлопает его по плечу.) А откуда я тут взялся, сейчас расскажу. Вернувшись из армии, я продал землю и дом и поступил в жандармы, уже три года служу. Сначала на границе был, контрабандистов ловил, а вот пару недель назад перевели меня в этот уезд.
Микола. И нельзя было сразу это сказать? А то взялся пугать меня покойником. Эх, Михайло, Михайло! Вижу, всё ты ещё такой проказник, как и был когда-то. (Качает головой.) Ну, садись да ужинай с нами.
Жандарм. Вот это по делу. (Берёт ложку и садится к столу.) Ба, а вы чего так поздно ужинаете? Ведь, наверное, уже полночь!
Микола. Да я в таком же положении был, как ты. Только недавно с дороги приехал.
Жандарм (кушая). С какой дороги?
Микола. Да из города. Латры возил на жупу, вот и задержался. Еле домой доплёлся. (Ест.) А ещё мне нелёгкая сказала поехать на Купиню. Думал, что ближе будет, напрямик через лес, а там так занесло, что чуть скотину насмерть не угробил.
Жандарм (кладёт ложку и удивлённо смотрит на него). Что? Ты этой ночью на Купиню ездил?
Микола. Так и есть.
Жандарм. Мимо купинской корчмы?
Микола. Ну а куда ж ещё. Ещё остановился, хотел коней напоить, да какая-то нечисть вёдро утащила. Постучал было к евреям, но никто не вышел, а я подумал: «Эх, уже и так домой близко!» И, не дозвавшись никого, взял да и поехал.
Жандарм. И давно это было?
Микола. О, наверное, уже часа три прошло. Хоть от нас до купинской корчмы всего полмили, но как я поехал, как начал вязнуть и сбиваться с дороги, так казалось, что еду уже по меньшей мере полгода. А тут человек один-одинёшенек в лесу.
Жандарм. Так ты один ехал? И не помнишь, ехал ли кто за тобой?
Микола. Где там! Все наши далеко впереди меня были, да и все ехали в Радловичи, по тракту.
Жандарм. Ну, а в корчме свет горел?
Микола. Да, горел, но окна были занавешены и двери заперты. Видно, евреи уже спали, потому что на мой стук никто не отозвался.
Жандарм (ворчит). Ну, конечно!
Едят молча. Анна сидит на лежанке, пытается есть, но не может.
Ну, спасибо вам, пан хозяин, за ужин! (Кладёт ложку и встаёт.)
Микола. Да что там, ешь на здоровье! (Встаёт тоже, оба садятся на лавку.)
Анна молча убирает со стола.
Жандарм (глядит на Миколу сбоку). Ба, что это у тебя, Микола, лицо всё исцарапано? Что-то не помню, чтобы ты любил драться!
Микола (смущённо). Я? Ха, ха, ха! Да куда мне до драк? Я человек спокойный. А это те проклятые латры сегодня так меня достали. Только я начал брать с кучи поленья, а весь верхний слой — гур-гур на меня. Ещё счастье, что на месте не прибило.
Жандарм. О, это неприятно!
Микола. Ой, не дай бог такой заработок!
Жандарм. А много зарабатываешь в день?
Микола. Э, этого заработка — как кот наплакал. Восемь шестаков в день. А сколько человек натаскается, намёрзнется, намучает себя и скотину и наголодается, то отказался бы и от такого.
Жандарм (снова вглядывается в его лицо). Но тебя, брат, всё же порядочно эти поленья задели. Всё правое лицо, словно граблями исцарапано.
Микола. Да говорю тебе, как с правого бока поленья на меня грохнулись, так я думал, что уже голову мне вдребезги разбили.
Жандарм (встаёт, проходит по хате и садится слева от Миколы, потом смотрит на него). О, да у тебя и с левого боку ещё хуже увечье.
Микола (ещё более смущённо). А это я тем боком на землю упал, на хворост, вот и так заделся. Ещё счастье, что глаз на сук не посадил.
Жандарм (заглядывает ему в глаза). Э, да и спереди шрам на лбу, точно как будто кто поцарапал. Ещё и синяки под глазами. Эй, Микола, признайся, это не от поленьев!
Микола (ещё более смущённо). Да что ты! В чём мне признаваться? Богом клянусь, что я ни с кем не дрался! Да и зачем бы я тебя обманывал?
Жандарм (смеётся и хлопает его по плечу). Ну, ну, Микола, не бойся! Я нынче твой гость, так что не обязан мне ни в чём признаваться. Но одно тебе скажу, кум: ты не уродился крутым парнем. Сразу видно, когда хочешь что-то соврать, а оно тебе ну никак не удаётся!
Микола (испуганный). Но ведь клянусь же богом!
Анна. Микола, да перестань же божиться! Лучше подумай, где мы пану шандарю постелим. Час поздний, а вы оба устали, пора спать.
Микола. Ай, ай, ай, твоя правда, бедная! А я, дурак, разговорился и забыл про это! Сейчас, сейчас! (Мечется по хате, не может сообразить, что делать. Надевает шапку и кожух.)
Анна. Ба, ты куда?
Микола. Сейчас! Думаю, принесу охапку соломы, постелим Михайлу тут на полу. Ты только приготовь простыни, подушку, а кожухом укроется.
Жандарм. О, спасибо. У меня есть свой плащ.
Анна. Да я бы и сама за соломой пошла.
Микола. Ну! Куда тебе! Я сам быстро принесу. (Берёт шапку и выходит.)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Те же, без Миколы. Анна хлопочет возле постели. Жандарм подходит к ней и берёт за плечи.
Жандарм. Анна!
Анна (тихо). Чего тебе?
Жандарм. Что, ты даже взглянуть на меня не хочешь?
Анна поворачивается к нему лицом, но сразу опускает глаза и молчит. Жандарм долго смотрит на неё.
Нелюди! Подлецы! Всё-таки сдержали слово, закопали тебя живьём в могилу! Бог бы им этого не простил!
Анна. О ком это ты?
Жандарм. А о ком же, как не о твоих дорогих братцах? Знаешь, как меня взяли в армию, один из них в корчме прямо сказал мне: «Ты, Михайло, иди в добрый час, но про Анну и не думай. Не будет она твоей, хоть бы мы её живьём в могилу закопали». Я тогда рассмеялся ему в лицо, но вижу, что они всё-таки добились своего.
Анна (несмело). Так ты… не злишься на меня? Не проклинаешь меня?
Жандарм. На тебя, бедная сирота! Разве я не знаю, что ты тут ни при чём, что у тебя не было своей воли, что тебя оглушили, обманули, замучили?
Анна плачет.
Да нет, признаюсь тебе, в первую минуту, узнав, что ты вышла замуж за этого увальня, я был зол на тебя. Я убил бы тебя, если б ты была рядом. Я целыми днями бегал, как безумный, по полю и клял тебя, просил для тебя у бога самой тяжкой кары, самого страшного несчастья.
Анна (испуганно). Михайло!
Жандарм. Не бойся, бог не дитя, чтобы слушать проклятия безумца.
Анна (сквозь слёзы). Ой, боюсь, что он всё-таки услышал тебя!
Жандарм (радостно). Что? Значит, ты не забыла меня? Любишь меня ещё, Анна?
Анна (с испугом отталкивает его от себя). Молчи, молчи! Что ты говоришь? Не смей так со мной разговаривать. Я замужняя женщина, у меня есть муж.
Жандарм. Э, что такой муж! Сегодня есть, а завтра может и не быть.
Анна. Как это? Что это значит? Что ты говоришь?
Жандарм. Ничего. Так, просто. Но если бы его не было, то ты…
Анна. Молчи! Молчи! Не говори! И про моего мужа не смей думать ничего плохого!
Жандарм. Эх, говори себе! Это мы ещё посмотрим. Что я про него думаю — это моё дело.
Анна (берёт его за плечо). Михайло, что ты думаешь, скажи мне?
Жандарм. Оставь меня! Завтра узнаешь!
Анна. Завтра? Значит, что-то есть? Ты что-то задумал? Что-то страшное? О, да! Вижу это по твоим глазам! Слышала это в твоём голосе, когда ты спрашивал его про эти шрамы. О, я знаю тебя, у тебя каменное сердце! Я не буду просить тебя, чтобы ты смилостивился над нами, не губил нас. Одно только скажу: двух невинных людей возьмёшь на душу!
Жандарм. Я надеюсь на бога, что ни одного не возьму. Но одно тебе скажу: твой муж очень хорошо сделал бы, если бы сегодня сидел дома и не ездил на заработок.
Анна. Зверь ты, зверь лютый! Настроился пожрать нас и теперь думаешь, что нашёл повод. Но бог тебя покарает, тяжко покарает!
Жандарм (смеётся). Ха, ха, ха! Вот здорово: два мертвеца встретились, что при жизни любили друг друга и после смерти не забыли, а встретившись, не находят ничего лучшего, как ссориться. Анна, сердце моё! Неужели я тебе так ненавистен?
Анна. Чего ты хочешь от меня? Зачем пришёл в эти края?
Жандарм. Богом клянусь, что я не хотел. Уже два месяца я здесь, и сама знаешь, что я до сих пор обходил вашу хату стороной. А сегодня — не знаю, бог или злая судьба завели меня к вам.
Анна. Хватит. Муж идёт! (Стелет постель, Жандарм садится к концу стола и будто дремлет.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Те же и Микола с охапкой соломы.
Микола (бросает охапку посреди хаты). Ну и вьюга же там, господи! Завтра, наверное, нашу хату сравняет со стрехой. Еле добрался из хаты до сарая. (Раздевается.) А ты что, Михайле, дремлешь? А я думал, что ты с давней знакомой (подмигивает на Анну) захочешь поболтать. Ведь вы когда-то любили друг друга…
Жандарм. Э, мало ли глупостей в голову приходило, пока молод был. А теперь, как в армии муштровали, по боснийским горам гоняли, да на жандармской службе закаляли, то куда уж ему прежние любови вспоминать. Да и твоя жена, прости за слово, какая-то как скисла немного. Наверно, крепко ты её в руках держишь, а?
Микола. Я? Её? Господи, да она меня… Да я бы её… Да что об этом говорить! Смешно мне, старому. А вот что она грустит и тоскует возле меня — это правда.
Жандарм. Ну, это уж ваше дело. Что мне в это вмешиваться!
Микола. Так, брат, твоя правда. Муж и жена — одна сатана; чужому нечего туда пальцы совать.
Анна (стелет жандарму на полу). Ты, Микола, двери запер?
Микола. Ба, конечно! (Зевает.) О, пора спать. (Крестится и шёпотом молится перед образами.)
Жандарм. Ну, и себе надо раздеться. (Раздевается, крестится и ложится на полу.) А если я завтра утром не проснусь, будьте добры, разбудите меня, как встанете.
Анна. Хорошо, хорошо. (Кладёт его карабин на лавку, заглядывает в печь и затыкает её. Тем временем Микола, окончив молитву, распоясывается и ложится на постель.)
Микола.