Я давно высказал бы своё желание, да не приходит мне на ум то, что для меня лучше всего в мире.
Логвин. Эй, человек! Устыдись такое говорить! Когда краснеет закат солнца, предвидим, что завтрашний день засияет ясный, а когда зарумянится восток — будет в тот день стужа и непогода; так говорим и так оно бывает. Скажи, пожалуйста, если бы пришёл человек из городов, населённых на Луне, к нам, на нашу земную сферу, разве не подивился бы нашей премудрости, видя, что небесные знаки так хорошо понимаем? Однако изумился бы наш лунатик, что в имении крошечного мира нашего мы слепы и неумелы, как в малом лондонском часике, и настоящие трутни: ничего не замечаем и не заботимся о дивнейшей из всех систем — нашем теле. Скажи, пожалуйста, не заслужили ли бы мы от нашего гостя имени недогадливого математика, который твёрдо понимает циркуль, заключающий в круг свой миллионы миль, а в малом золотом колечке той силы и вкуса ощутить не может? Дал бы он нам справедливо титул того бездумного книжника, который буквы и письмена в 15 аршин может читать и разуметь, а то же самое, альфу или омегу, написанную на малом клочке бумаги или на ногте, совсем понять не в силах. Конечно, назвал бы нас той ведьмой, что знает, какая еда кипит в чужих горшках, а в своей избе и слепа, и нерадивa, и голодна. Такой мудрец едва не из числа тех женщин, что не берегут своего дома; их великий Павел называет втыкачками или бродягами. Я наук не порицаю и хвалю последнее ремесло, однако достойно упрёка то, что мы, надеясь на них, пренебрегаем высшей наукой, к которой двери открыты во всякое время, в любой стране или сословии, поле или веке, ибо счастье нужно вам всем без исключения, чего, кроме него, не можем сказать ни об одной науке. И этим высший парламент, что вечно владеет временами и системами, достаточно доказал, что он всегда праведен и что суды его всегда справедливы.
Яков. Конечно, не за то муж бранит жену, что в гостях была и пиво пила, — это дело неплохое, а за то, что дома не ночевала.
Логвин. Ещё мы не знали имени этого (математика), а наши предки давно уже имели построенные храмы Христовой школы. В ней учится весь человеческий род сродного себе счастья, и это есть католическая, то есть всенародная, наука. Языческие кумирни или капища — это те же самые храмы Христова учения и школы. В них и на них было написано мудрейшее и всеблаженное слово: γνϖθι σεαυτόν nosce te ipsum — «Познай себя». Несомненно то же самое и у нас: «Взгляни на себя, познай себя» (Моисей)¹⁶. «Царство Божие внутри вас!» (Христос)¹⁷. «Вы — храм Божий» (Павел)¹⁸. «Кто себя познал, тот премудр» (Соломон). «Когда не познаешь самого себя» (Соломон)¹⁹. «Закон твой у меня в сердце» (Давид)²⁰. «Кто не верует, осуждён будет» (Христос)²¹.
Но языческие храмы из-за лицемерия нерадивых пророков, то есть священников, совсем уже испортились и стали мерзостью запустения, тогда как истинная, словно живая, родниковая вода ногами скота затоптана и погребена. То же случалось и с самими иудеями, у которых часто на долгие времена зарывалась истина через оскудение Исааковых юношей²², что прочищали Авраамовы источники, и через умножение самсонов и филистимлян, засыпавших землею воду, текущую в жизнь вечную. Так глубоко были похоронены эти источники, что (как видно из Библии) едва могли знать в храме Божием закон Господень, то есть познать себя и найти силу Царства Божия и правды его внутри себя. Но и мы сами теперь значительно возродились от древних христианских предков, через которых блаженными очами истина Господня от земли возведена и сила светлого воскресения от гроба поднята, в полном сиянии своём сияла. Но не слишком искусно и теперь у нас учат, а причина тому та, что никто не хочет от житейских дел отойти и очистить сердце своё, чтобы мог войти в недра сокровенной в святом библейском храме сладчайшей истины, необходимейшей для всенародного счастья. Не слыша Давида: «Освободитесь и разумейте», не слушая Христа: «Ищите…», — все науки, все промыслы и всё для нас милее, чем то, что одно лишь находит нас погибших и нам же нас самих возвращает.
Вот это и есть быть счастливым — [познать], найти самого себя. Лицемеры (сказано к нам), лице неба вы научились разбирать довольно хорошо, а почему не замечаете знаков, чтобы вам, как по следу, добраться до истины, которая должна вас осчастливить? Всё вы имеете, только себя самих найти не знаете и не умеете, да и не хотите. И правда достойно удивления, что человек за 30 лет живёт, а заметить не смог, что для него лучше всего и когда с ним совершается лучшее. Очевидно, редко бывает дома и не знает: «Ах, Иерусалим! Если бы знал ты, что в мире твоём, но ныне скрылось от очей твоих…»
Афанасий. Мне кажется, нет ничего лучше, как обрести мирное и спокойное сердце, в наше время это самое приятное и сносное.
Яков. А я желал бы в душе моей иметь только твёрдую крепость, чтобы ничто её поколебать и опрокинуть не могло.
Ермолай. А мне дай живую радость и радостную живость — этого сокровища я ни за что не отдам.
Логвин. Эти желания вас троих по сути своей одно. Может ли яблоня быть живою и весёлой, если корень нездоров? А здоровый корень — это крепкая душа и мирное сердце. Здоровый корень посылает по всем ветвям влагу и оживляет их, а сердце мирное, жизненной влагой наполненное, кладёт следы свои на внешности. «И он будет как дерево, у потока вод посаженное»²³.
Григорий. Не стерпел ты, чтоб не приложить библейского алмаза, так возьми и это: «На воде спокойной воспитай меня».
Логвин. Вот же вам вершина и цветок всей вашей жизни — внутренний мир, сердечная веселость, душевная крепость. Сюда направляйте всех ваших дел течение.
Вот край, гавань и конец. Отсекай всё, что этой гавани противно. Каждое слово, каждое дело пусть этому концу служит. Этот конец пусть будет всем мыслям и всем твоим желаниям. Сколько есть таких, что телом здоровы, сыты, одеты и спокойны, но я не этот мир хвалю — этот мир мирской, его все знают и всех он обманывает. Вот мир! — на успокоение мыслей, на радость сердца, оживление души. Вот мир! Вот лоно счастья! Этот-то мир открывает мыслям твоим храм покоя, одевает душу твою одеждой веселья, насыщает пшеничной мукой и утверждает сердце. «О, мир! — восклицает Григорий Богослов²⁴, — Ты Божий, а Бог твой!»
Афанасий. Это о нём, думаю, говорит Павел: «И мир Божий да хранит сердца ваши»²⁵.
Логвин. Так.
Афанасий. Его же благовествуют прекрасные ноги апостольские и чистые ноги.
Логвин. Так.
Афанасий. Это его, умирая, оставил ученикам своим Христос?
Логвин. Так.
Афанасий. А как его оставил им, то на земле вполне своё совершил?
Логвин. Вполне.
Афанасий. Разве можно всем его обрести?
Логвин. Можно всем.
Афанасий. Где же его можно обрести?
Логвин. Везде.
Афанасий. Когда?
Логвин. Всегда.
Афанасий. Почему же его не все имеют?
Логвин. Потому что иметь не желают!
Афанасий. Когда можно всем его обрести, почему же Павел называет всякий разум или понятие возвышенным?
Логвин. Потому, что никто не хочет принять его в разум и подумать о нём. Без желания всё тяжко, даже самое лёгкое. Когда все сыновья отца оставили и, покинув дом, погрузились в математику, в физику, в навигацию, можно справедливо сказать, что таким головам и на мысль не приходит земледелие. Однако земледелие в десять раз лучше тех хитросплетённых наук, ибо оно нужнейшее всего. Этот мир, словно сокровище неоценимое, в доме нашем, внутри нас самих зарыт. Можно сказать, что такое бродягам и бездомникам на мысль не приходит, ибо они расточили сердце своё по пустым закоулкам. Однако его гораздо легче найти, чем гоняться и собирать пустоши по окрестностям. Разве ты не слышал, что сыны века сего мудрее, нежели сыны дня?
Афанасий. Так что же?
Логвин. А то, что хоть они и глупы, но своё находят.
Афанасий. Что же дальше?
Логвин. А то дальше, что оно не тяжко, когда добрые люди, хоть и неповоротливые и ленивые, всё равно находят.
Афанасий. Почему же молодые люди не имеют мира, хотя они остры?
Логвин. Потому, что не могут подумать о нём, пока не одурачатся.
Афанасий. Как?
Логвин. Кого скорее всего можно отвести от дома, как не молодых? Когда целый город неправдиво закричит: «Вот враг, вот уже под городом!» — разве не кинется юноша в камыши, в луга, в пустыни? Видишь, в чём вся трудность? Ему не трудно дома мирно пребывать, но сводят с ума люди и загоняют в неспокойствие.
Афанасий. Как эти люди называются?
Логвин. Мир, свет, манер. Разве в то время послушает молокосос одного доброго человека?
Афанасий. Пусть целый день кричит, что ложь — не поверит. А как этот добрый человек называется?
Логвин. Тот, что не ходит на совет нечестивых…
Афанасий. Как его имя?
Логвин. Христос, Евангелие, Библия. Только Он один ходит без порока: не льстит языком своим, а последователям и друзьям своим дарит вот что: «Мир Мой оставляю вам…» «Мир Мой даю вам…» «Не как мир даёт…»
Яков. Разве не об этом мире Сирахов сын говорит так: «Веселие сердца — жизнь человеку, и радость мужа — долгие ему дни».
Логвин. Все в Библии приятные имена, например: свет, радость, веселие, жизнь, воскресение, путь, обетование, рай, сладость и другое — всё это значит этот блаженный мир. Павел же его (слышишь), как называет: «И Бог мира да будет со всеми вами»²⁶. И снова: «Мир всем вам во Христе»²⁷.
Яков. Он его и Богом называет?
Логвин.