Так говорит автор.
Мой Михайле! Скажи мне искренно и откровенно, сердишься ли ты на меня или нет? Неужели ты потому не прислал мне ни одного письма, что я нашёл твои стихи несколько необработанными? Напротив, тем чаще их присылай. Ведь кто рождается художником? Упражнения через ошибки ведут нас к изяществу письма. Твои стихи, если сравнивать их с безупречными стихами, действительно могут показаться такими (как я их оценил), но если учесть твой возраст и твои успехи в науках, они вполне достойны похвалы. Верь мне, моя душа, когда я был в твоём возрасте, я не мог сложить и самого простого стиха. Значит, ты идёшь к цели, достойной тебя, если это тебя так волнует. Развей моё сомнение с самого начала. Если верно то, что я подозреваю, то не бойся согрешить против правил языка. Ах, ты не знаешь, насколько ты превосходишь других в письме! Заметь также, нравятся ли тебе эти цветочки из Плутарха; если нет, то изменим стиль письма и вместо них будем присылать тебе краткие, но мудрые изречения — греческие или латинские, или и те и другие. Кроме того, я не знаю, как ты себя чувствуешь, особенно как у тебя на душе. Когда что-нибудь тревожит твоё сердце, открой это другу. Если не делом, то советом во всяком случае поможем страдающему. Об этих трёх вещах сообщи мне в самых кратких словах. Я знаю, что у тебя мало свободного времени.
Будь здоров, мой любитель муз! Тем временем с большим нетерпением жду твоего письма.
Твой Григорий Савич.
Если ты нуждаешься в деньгах, напиши мне.
8
[Харьков, местный; вторая половина сентября — нач. октября 1762 г.] / 431 /
Mi carissime Michaël, salve!
Mitto tibi qualecunque specimen secum ipso loquentis animi tacite seseque tamquam lusu quodam oblectantis ac in morem alitis per sublimia coeli spatiosaque volitantis ac tamquam velitantis. Incredibile dictu, quam istuc delectat, cum animus liber ab omnibus atque expeditus in morem delphinis pernicissimo, sed non insano motu φέρεται. Magnum hoc quidem est atque unice summis viris familiare et sapientibus. Haec est illa ratio, qua taedium altissimae solitudinis sancti homines et prophetae non modo tulerunt, sed etiam inerrabiliter sunt delectati τη̃ ’ερήμω, quam adeo ferre grave est, ut Aristoteles haec dixerit: "Homo solitarius aut bestia est fera, aut deus". Videlicet mediocribus hominibus mors est soliiudo, oblectatio autem iis, qui aut oppido fatui, aut excellenter sunt sapientes. Illis grata ‛η ’ερημία propter stuporem; horum autem mens dia divina invisibiliter inveniens occupatur, mireque delectatur iis, quae vulgaribus ingeniis sunt ’άδυτα, unde vulgus et admiratur tales / 432 / et melancholicos vocitat; at illi quasi jugi convivio deliciantur, nullo negotio sibi exstruentes aulas, atria, domos ("коль возлюбленна" etc), verum etiam montes, fluvios, silvas, campos, diem, noctem, feras, homines et quid non? "И веселіе вЂчное над главою их". Hujus Abrahamiticae familiae si cupis esse nepos et esse heres invisibilium bonorum et non adimendorum, hos suspice, hos imitare, his adhaere, ac ostende jam nunc in tenella aetate, ut appareat te catulum non porci, sed leonis, 231 pullum columbinum, aut aquilinum esse, non vespertilionis, non filium τη̃ς ’Άγαρ ancillae et servae, sed Sarrae, quae gignit in libertatem, breviter non mundanum, non trivialem, non lippis et tonsoribus notum, ου τό κοινόν, sed excellens, sed rarum, sed novum atque caeleste cogita, molire, meditare. Persequere non inanes τω̃ν σοφιστω̃ν πλοκάς, non distinctionum bifidas ungulas, porcis familiares, sed tales libros degusta, quales sunt, in quibus haec aut similia referuntur: Quid est philosophia? Respondetur: secum ipso morari... secum loqui posse. Rursum: cum Crates videret quendam secum in solitudine loquentem, non sane cum malo, / 441 / inquit, hornine confabularis etc. his affinia. Talibus videlicet libris praeparatur animus ad lectionem s. scripturarum, quae sunt piarum ac angeticarum mentium ‛ο παράδεισος, qui semper spectatur et nunquam satiat. Tales homines inspiciendi, quorum verba, facta, τό ’όμμα, incessus, gestus, esus, potus breviter tota vita εις τό ’εντός φέρεται. id est, introrsum, velut illa vestigia, ut est in Plutarcho, spectat, id est, qui non volantia non nubes persequuntur, sed unice anirno suo intenti και προσέχουσιν, donec dignum deo se ipsos habitaculum praeparent. Καί ‛ο θεός, ubi insedit animis eorum, ubi ’εβασίλευσε, tum quae sunt vulgo intolerabilia, horrenda, sterilia, nae ipsis divina, nectarea, ambrosiaque sunt breviter: "веселіе вЂчное" etc.
Vale, carissime anime!
Tuus Gregor[us] Sabbin 1.
Мой самый дорогой Михайле, здравствуй!
Посылаю тебе образец беседы души, которая молча ведёт разговор сама с собой, словно игрою утешая себя, и, как орёл, летает по высоким и широким небесным просторам и словно борется. Трудно представить, насколько это приятно, когда душа свободна и отрешена от всего, подобно дельфину мчится в опасном, но не безумном движении. Это нечто великое и свойственное лишь самым величайшим мужам и мудрецам. В этом причина того, что святые люди и пророки не только переносили скуку полной одиночества, но и несомненно утешались им, выносить которое так трудно, что Аристотель сказал: "Одинокий человек — или дикий зверь, или бог". Это значит, что для обычных людей одиночество — смерть, но наслаждение для тех, кто или совсем глуп, или выдающиеся мудрецы. Первым пустыня приятна своей тишиной, неподвижностью; божественный же ум последних, найдя божественное, им постоянно занят и весьма утешается тем, что для обычных умов недоступно; потому простой народ почитает таких и называет их меланхоликами; а они как бы пребывают на непрерывном пиру, создают, не нарушая своего спокойствия, дворцы, атрии, дома ["коль возлюбленна"] и пр., даже 232 горы, реки, леса, поля, ночь, зверей, людей и всё прочее ["И веселіе вЂчное над главою их"]. Если ты хочешь быть внуком этой Авраамовой семьи и наследником невидимых и неотъемлемых благ, то их почитай, им подражай, иди за ними и показывай уже теперь в нежном возрасте, что ты имеешь вид дитя не свиньи, а льва, птенца голубя или орла, а не совы, что ты не сын Агари, служанки и рабыни, но Сарры, которая рождает свободных, короче говоря, чтобы ты не был ни мирским человеком, ни простаком, ни тем, обычным, известным всем близоруким и цирюльникам, ни вульгарным, но чтобы тебя признавали за человека выдающегося, редкого, который заботится и думает лишь о новом и небесном. Следуй не пустым ухищрениям софистов, не раздвоенным копытам свиней, но черпай из тех книг, в которых излагаются такие предметы или подобные им: Что есть философия? Ответ: пребывать наедине с самим собой, уметь с самим собой вести разговор. Далее, когда Кратес увидел человека, разговаривающего сам с собой в одиночестве, то сказал: "Несомненно, не с дурным человеком ты беседуешь" и т. д. Именно на таких книгах душа готовится к чтению святого писания, которое есть рай благочестивых и ангельских умов, на который всегда смотрят, но которым никогда не могут насытиться. Смотри на тех людей, чьи слова, дела, взгляд, походка, жесты, пища, питьё, словом вся жизнь обращена внутрь, как те следы, о которых говорится у Плутарха, направленные внутрь, то есть они не гонятся за летящим и не за облаками, но заняты лишь своей душой и слушают самих себя, пока не приготовят себя как достойное жилище для бога. И когда бог вселится в их души, когда воцарится в них, тогда то, что толпе кажется чем-то нестерпимым, страшным, пустым, для них становится божественным, полным нектара и амброзии, короче говоря ["веселіе вЂчное"] и прочее.
Будь здоров, самый дорогой друг!
Твой Григор[ий] Савич.
9
[Харьков, местный; вторая половина сентября — нач. октября 1762 г.] / 441 /
Salve, φιλέλλην Michaël, φιλόμουσε!
Quaesisti me heri, cum e templo egrederemur, cur tibi arrisissem ac tanquam risu salutassem, quamquam quidem leniter subrisi, quod graeci vocant μειδάω, et magis sum visus tibi ridere, quam ipsa re risi; quaesisti, inquam nec causam dixi, nec nunc dicam, hoc tantum dico, ridere libet, certe tum libuit, imo et nunc libet, ridens et scripsi, et te credo ridentem haec legere, et ubi me videbis, risum ut teneas, vereor. Sed tu, ω̃ σοφέ, causam quaeris? Sed dic mihi, cur tibi hic aut ille 233 color, hic pisciculus magis quam ille, hac forma consuta vestis arridet tibi, id est ad te ridet, illa non item, aut certe minus? At ego tibi risus hesterni causam reddam. Risus quidem (tu risum tene, dum de risu nugor) est germanus foetus gaudii ita, ut saepe pro gaudio ponatur, quale est illud Sarrae, ni fallor: "СмЂх мнЂ сотвори господь". ’Ισαάκ enim hebraea vox dicitur significare то ridebit, quod et pro risu ponitur. Cum igitur quaeris, cur rideam, videris quaerere, cur gaudeam. Ergo causa gaudii est tibi rursum reddenda? О impudentem postulationem! Sed age! / 442 / accingamur ad hoc quoque musis fortunantibus; quodsi non vacat audire, differamus in crastinum. Sed instare videris causamque, velut improbus debitum debitor flagitare. Cur igitur heri gavisus sum rogas? Audi! Quia tua gaudentia τά ’όμματα adspexi gaudentem igitur gaudens salutavi gaudio. Quodsi tibi haec causa gaudii mei ex Norvegia esse videtur, confugiam ad aliud ’άσυλον, imo tuo te gladio jugulabo, et quaero: quare nudius tertius tu me prior ’εν τω̃ ναω̃ risu salutasti? cur arrisisti mihi? Dic, σοφέ, non te dimittam, meministin’? Hactenus, о carissime, sumus jocati jocis non admodum abludentibus a musis illis castissimis.