Может ли тлень стоять всегда, то есть вечно? Может ли недостойное быть честным, а тьма светом и зло добром? Разве не всё равно — довериться праху ног твоих или положиться на серебряного кумира? Всё то — тьма и смерть, что преходяще. Смотри на земную плоть твою. Веришь ли ты, что в этом твоём прахе сокрыт клад, то есть таится в нём невидимость и перст Божий, что прах сей твой и весь твой тлен удерживает?
Клеопа. Верю.
Друг. Веришь ли ты, что он есть глава, и первоначальная основа, и вечный план плоти твоей?
Клеопа. Верю.
Друг. Ах, если б ты верил, никогда бы не сказал, что тело твоё погибает, когда рассыпается прах твой. Видишь в себе только одно скотское тело. Не видишь тела духовного. Не имеешь жезла и духа для двойного разделения. Не ощущаешь вкуса в тех Божьих словах: "Когда отделишь честное от недостойного, как уста Мои будешь..."
Клеопа. Непонятно мне то, каким образом я присудил кумиру божество, а жизнь — тому, что мертво? Слышал я, что погибший есть тот, кто называет свет тьмою, а горькое сладким.
Друг. Не дивись, душа моя! Все мы любопрахи. Кто только полюбил видимость плоти своей, не может не гнаться за видимостью во всём небесном и земном просторе. Но почему он её любит? Не за то ли, что видит в ней светлость и приятность, жизнь, красоту и силу?
Клеопа. Конечно, за то.
Друг. Разве не всё равно — чтить идола как живого и присудить ему жизнь, а тому умереть надлежит. Мне кажется, это то же, что горькое считать сладким и вынести такой суд, что медовая сладость принадлежит желчи. А можно ли желчи сладость присудить, не обидев мёда? Вот каким образом все мы собираемся на Господа и на Христа Его! Он взывает: "Моя крепость и сила! Во Мне путь, истина и жизнь!" А мы судим, что всё это принадлежит внешней плоти и плотской внешности. И этот суд наш мы несомненно подтверждаем таким же образом жизни нашей пред людьми.
Клеопа. Вижу теперь вину свою. И ужасно дивлюсь, какая тьма глаза наши покрыла? Сколько пророки восклицают: "Дух, дух! Бог! Бог!" Всякая внешность — трава, тень, ничто, а мы жалуемся, тужим, когда плоть наша вянет, слабеет и прах возвращается в прах. Разве можно сыскать упорнейшее и жестоковыйнее несчастье?
Друг. Этому и я часто удивляюсь. Теперь, думаю, понимаешь, какой тот суд, что его так ревно и единственно требует Бог через пророков. И как можем дать добрый суд меньшим нашим братьям, обидев Первородного Брата — Христа Иисуса? Он первый сирота, ибо все Его оставили; Он первый нищий, ибо всё от Него отняли. Все за тьмою, оставив свет, пошли, побежали.
Клеопа. Но откуда у нас это проклятое семя рождается? Когда земля проклята, то и любовь к ней также.
Друг. Хорошо мысли зовёшь семенем. Семя есть начало плодов. А совет в сердце — глава дел наших. Но поскольку сердце наше есть точная личность, то видно, кого премудрость Божия называет семенем и чадами змеиными. Эти люди любят землю, а она есть пята, и подножие Божие, и тень. Потому ничем они не насыщаются. Блажен тот, в чьём сердце это проклятое семя раздавлено. Оно ведь выводит нас в горести, а нам кажется — в мнимой сладости. Но откуда этот змий в сердце рождается? Это ты спрашиваешь?
Клеопа. Хочу знать.
Друг. А откуда злое семя на грядках огородных? Полно везде всевозможных советов. Не убережёшься, чтобы не рождалось. Но что делать? Сын! Храни сердце своё! Встань на страже с Аввакумом22! Познай себя. Оглянь себя. Будь в доме своём. Береги себя. Слышишь? Храни сердце.
Клеопа. Но как же себя беречь?
Друг. Как ниву. Выпалывай или искореняй и вырывай всякий лукавый совет, всякое злое змеиное семя.
Клеопа. А что это — совет лукавый и семя змеиное?
Друг. Любить и оправдывать в каждом деле пустую внешность или пяту.
Клеопа. Скажи проще.
Друг. Не верь, что рука твоя сгниёт, а верь, что она вечна в Боге. Сама тень её гибнет, [не истинная рука]. Истинная же рука, как и истина, вечна, потому что невидима, а невидима потому, что вечна.
Клеопа. Эти мысли чудны.
Друг. Конечно, новые. Когда же сущность руки твоей присудишь плотской тени [а не Божией невидимости], тогда будешь старым мехом, надутым бездной непросвещённых мыслей до тех пор, пока не сможешь сказать: "Ибо Бог, повелевший свету воссиять из тьмы, в сердцах наших воссиял..."23 А это свершится при создании нового неба и земли. "Ибо вот Я сотворю новое!" — говорит Господь (Исаия, [65 — 17]).
РАЗГОВОР 4-Й О ТОМ ЖЕ: ПОЗНАЙ СЕБЯ
Действующие лица: Лука, Клеопа, Филон, Друг
Лука. Потому очень немалое дело: познать себя.
Друг. Один труд в этих обоих — познать себя и постигнуть Бога, познать и постигнуть точного человека, весь труд и обман от его тени, на которой все останавливаемся. Ведь истинный человек и Бог — это то же самое. И никогда ещё не бывало, чтобы видимость была истиной, а истина видимостью, но всегда во всём тайная есть и невидимая истина, потому что она — Господня. А Господь и Дух, что плоти и костей не имеет, и Бог — всё это одно. Ведь ты слышал речи истинного человека. Когда же не познаешь себя, о добрая жена, тогда паси козлов своих возле пастушеских шалашей. Я ведь тебе не муж, не пастырь и не господин. Не видишь меня потому, что себя не знаешь. Уйди прочь от очей моих и не являйся! И не можешь быть предо мною, пока хорошо себя не постигнешь. Кто себя знает, тот один может воспеть: "Господь пасёт меня..."24
Клеопа. А мы с последнего разговора имеем некое сомнение.
Друг. Когда речь идёт о важном деле, то и не дивно. Но что за сомнение?
Клеопа. Первое: ты говорил, что человек, возлюбивший видимую плоть, потому гонится за видимостью, что в ней видит светлость и приятность, жизнь, красоту и силу.
Друг. А вы как думаете?
Клеопа. Нам кажется, это потому, что он не может верить в пребывание невидимости и думает: только то имеет бытие, что своими плотскими руками может осязать и что в тленных очах его маячит. Однако и он сам разуметь может и полностью знает: всё то мимолётно, что он любит. Потому он и плачет, когда оно его оставляет, полагая, что уж совсем оно пропало, так же, как дитя плачет из-за разбитого ореха, не понимая, что сущность ореха не в скорлупе его, а в зерне, сокрытом под оболочкой, от которого и сама скорлупа зависит.
Друг. Это совершенная правда; был бы очень глуп земледелец, если б тужил о том, что на ниве его пшеничный стебель в августе месяце начал сохнуть и стареть, не учитывая, что в малом замкнутом зерне сокрылась и новая солома, которая весной выйдет наружу, а вечное и истинное своё бытие невидимо заключила в зерне. Но не одно ли то же — приписывать соломе силу её и сущность, а не голове или зерну, и не верить и не вспоминать о бытии зерна? Для того вот (например) судья присудил двоюродному брату власть и силу в наследии, ибо уверен, что родного наследника живого нет. А это и есть тот нечестивый суд, о котором в последнем разговоре была у нас речь.
Клеопа. Второе сомнение. Я сказал, и так помню слово Иеремии: "Глубоко сердце человеку, более всех, и оно ведь истинный человек". А ты к этим словам добавил: "Вот этот человек и имеет в себе всё" и другое.
Друг. В чём же сомнение?
Клеопа. Я несомненно понимаю, что все внешние наши члены держат в сердце сокрытую свою сущность, как пшеничная солома удерживается в своём зерне. Она, высохнув и состарившись, то замыкается, гниющая, в зерне, то снова наружу через зелень выходит и не умирает, ибо обновляется и как бы переменяет одежду. Но поскольку во всех без исключения людях мы видим внешние части, которые свидетельствуют о своём зерне, то есть что каждый из них имеет и сердце, которое (так Божий пророк учит) есть точный и истинный человек, а это великое дело, — то что же это будет? Всем ли быть истинным человеком? И какая разница между добрым мужем и злым?
Друг. Не так! Отведи мысли свои на время от человека и взгляни на другую природу. Не каждый орех и не всякая солома с зерном.
Клеопа. Ужасное зрелище!
Друг. Не бойся! Знаю, ты, оглянувшись на людей, ужаснулся. Но ведь видишь, что это в природе не ново. Довольно того водится и в земных плодах, и в древесных. Но нигде более не бывает, как в людях. Очень уж редок тот, кто сохранил сердце своё или, как в общем говорят, спас душу свою. А как научил нас Иеремия, и ему мы верим, что истинным человеком есть сердце в человеке, а глубокое сердце, одному лишь Богу познаваемое, есть ничто иное, как беспредельная бездна наших мыслей, прямо сказать: душа — это истинное естество, и сущее истинное, и сама эссенция (как говорят), и зерно наше, и сила, в которой только и есть жизнь и существование наше, а без неё мы — мёртвая тень. Вот и видно, какая несравненная потеря — погубить себя самого, хоть бы кто завладел всеми Коперниковыми мирами. Но никогда и этого не было бы, если б старались люди понять, что значит человек, что это — быть человеком, то есть если б самих себя познали.
Клеопа. Ах! Не могу этого постичь, ибо у каждого свои мысли и безмерные стремления, как молния, в беспредельные дали разлетаются, никакое пространство их не вмещает и никакое время не усыпит, одному лишь Богу ведомые.
Друг. Перестань! Не так оно есть. Правда, трудно показать, что злые люди сердце своё, то есть самих себя, погубили. И хотя между нами в первом разговоре сказано, что кто себя не познал, тот тем самым погиб, однако для лучшей уверенности вот тебе голос Божий: "Послушайте Меня те, что погубили сердце, он далёк от правды".
Клеопа. Ах, мы этому верим. Но как они погубили? Ведь и у них мысли также плодятся и разливаются. Чего они себе не воображают? Целый мир их вместить не может. Ничто их не удовлетворяет. Одно за другим пожирают, глотают и не насыщаются. Так не бездонная ли бездна их сердце? Ты сказал, что сердце, мысли и душа — всё это одно. Как же они погубились?
Друг. Чего достигнуть не можем, не вопрошай. Надо принудить себя и дать место в сердце нашем упомянутому Божьему слову. Когда благодать Его повеет на нас, тогда всё нам простым и прямым покажется. Часто мы не понимаем малейших мелочей. А человек — это малый мирок, и так трудно силу его узнать, как нелегко во вселенской машине начало отыскать; затвердела наша нечувствительность, и привычный вкус есть причина нашего убожества. Раскладай перед слепым всё, что хочешь и сколько хочешь, но всё то для него пустяк. Он может осязать, а без дотока ничего не постигнет.
Сколько раз слышим мы [о воде и воздухе]. Разве не на воздух опираются птички? Он крепче железа. Однако деревянную стену каждый скорее заметить может. А воздух считают пустотой.