У меня это – на всю жизнь, пойми. Как я ей буду в глаза смотреть... Ну? Ради нашей старой дружбы.
Анатолий выносит на это из своей комнаты книгу. Володя цепляется за перила. Балкона.
– Я её – люблю.
– Эдгар По, – говорит Анатолий.
Когда приходит ночь, Володя выходит снова туда, на балкон, долго мнёт там сигарету. Чиркает спичкой. Видит:
Нина стоит под фикусом, целясь ему в грудь двустволкой. Он инстинктивно хочет отвести стволы в сторону, но вмиг понимает – один неосторожный жест будет стоить ему жизни.
– Деньги на кооператив. На нашу с тобой отдельную, отдельную квартиру. Ты их, их, их, – не может от напряжения выговорить женщина.
– Пойми меня хоть раз. Я же не мог приехать в Херсон просто так... Отец у неё солидный человек, а мне не во что было одеться? Поверь – иначе я бы ни за что...
– Я всё взвесила. Такому, такому как ты – не стоит жить. Ты – социально опасный.
Это ошеломляет. Кого угодно.
– Как ты смеешь!
– Смею.
Володя хватает воздух:
– Как ты можешь? Это же – дедушкино ружьё!
– Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу. Ненавижу! Я убью, убью, убью тебя! – хочет нажать.
Прижимает ружьё ему к груди. Володя успевает:
– Не стреляй, ты разбудишь Юру! Сына!
Нина оглядывается на дверь своей комнаты. У неё опускаются руки. Володя пальчиком отводит ружьё. Потом крепко хватает его. Читает:
– "Уважаемому Кузьменкову Семёну Семёновичу в день рождения от коллектива подчинённых. Двадцатого сентября тысяча девятьсот тридцать третьего года".
Переламывает пополам двустволку. Выбирает патроны, прячет их в карман. Плечи у него начинают безмолвно дрожать.
Плачет беззвучно и Нина, обнявшись, идут в ванную.
Слышно только, как капает на кухне вода.
– Ну, зачем... О, как ты похудел... Вова... ну, не надо. Вова, что ты делаешь, Вова... О, как ты. О, о, о...
– Вова, когда ты... отремонтируешь наконец кран на кухне? Сколько раз, сколько раз надо об этом напоминать?
Танцевальный момент начинает Володя. Некоторое время он стоит неподвижно под музыку в своей неестественной позе у телефонной тумбочки, но когда наконец начинает двигаться, видно, что за ним телефона – нет. А пластика его головокружительная обусловлена теперь целой
кучей слесарных инструментов, которые он прижимает к животу.
Танцуя вокруг кухонного крана, Володя чинит его.
Потом танцует Соня, её движения полусонные, сомнамбулические, они имитируют синхронное плавание. Жаль, что нет воды. Она, Соня, значит, сонно исчезает в комнате.
Далее появляется Христина Свиридовна, её выразительный танец вызывает появление покойного профессора, они танцуют в паре:
– Скажи, скажи мне что-нибудь... – просит она. – Ну, умоляю тебя, ведь мы так редко видимся...
– Хату, хату береги!
– А ещё что-нибудь?
– Хату, говорю, хату.
Танцуют ещё. Профессор делает прощальные движения, стремится исчезнуть.
– Скажи ещё, умоляю... – просит старая женщина.
– Мне наконец присвоено звание академика!
Христина Свиридовна поражённо останавливается.
В этот миг профессору достаточно, чтобы освободиться. Исчезает.
Вместо него выплясывает Нина, она своим танцем портит кран, и тот снова начинает течь.
На это журчание, заспанный, снова появляется Володя с охапкой инструментов.
Не успевает он взяться клещами за трубу, как позади него возникает Нина с ружьём. Кивком головы приказывает Володе танцевать к ванной; когда же он пытается проскользнуть дальше по коридору, она направляет его упругим касанием стволов.
– И где ты патроны берёшь?.. – стонет он.
Вынимая из ружья их.
Исчезают в ванной.
Раздаётся такой длинный, настойчивый звонок в дверь. Володя сонно открывает, на пороге – Люся, за ней сияние дня.
– Люся? – с трудом сквозь сон узнаёт он.
– Ты простишь? – заходит она, пока все спят.
– Люся?
– Володя, почему же ты мне не сказал? – спешит она.
– Не сказал. О чём?
Он говорит нарочно громко, однако в коридор никто не выходит.
– Ну, о том, что ты развёлся не фиктивно.
– Я – никогда не делал из этого тайны, все у нас знали, что я – развёлся.
– Мог бы мне сказать, – печалится она.
– О чём?
– Что ты хочешь жениться снова.
Она говорит всё тише, а он – громче:
– Ну, я тогда об этом не думал ещё...
– Ты не подумай, что я хотела тебя женить на себе. Просто – мог бы мне правду сказать. Вот и всё. Сказать правду, вот и всё.
Синхронно умолкают. Однако Володя успевает:
– Поверь, это у меня – серьёзно. Я – приплыл. Понимаешь?
– Я очень рада за тебя, Володя, ты же пловец?
Хочет поцеловать его, однако – не удаётся.
– Кто она?
– Кто. Человек.
– Я так рада за тебя.
– Правда? Слушай, старая, ты – поможешь ей поступить. Ты же берёшь этих... болванов?
– Я – только по математике. Поговори со своей...
– Ниной?
– ...она же берёт частных по английскому.
Володя озаряется:
– Это – гениальная мысль! Ты – по математике, она – по английскому.
Сначала кажется, что оживает репродуктор. Однако это голос Сони:
– Кто пришёл?
– Это – к тебе! – выпаливает, словно из двустволки, он. Быстро появляется из комнаты Соня в спортивном халатике:
– Ко мне?
Окидывает взглядом Люсью, та сразу готова бежать.
– Это твой... твоя репетитор.
– Репе... титор?
Люся вздыхает.
– По математике. Для вуза, – поясняет Володя.
– Это – потом... Я, вообще, по работе. Меня прислали... Вот. Меня зовут Люся...
Тыкает Володе конверт.
– Поздравление?
Соня берёт у него конверт, вынимает деньги. Считает.
– Тут сорок восемь, – объясняет Люся.
– Сорок восемь! А меня – Соня.
– Я собрала, – далёкой улыбкой проникается женщина Люся.
– А чего так много? С института? – удивляется Соня.
– Я бы не хотела вам об этом говорить, – резигнует Люся.
– Говорите! У нас с Вовой не может быть секретов у нас. Правда?
– Правда, – кивает он.
– Володя всем на работе задолжал, – продиктует Люся, – Даже чёрную кассу... забрал.
– Володя! – вспыхивает Соня.
– Ну, и никто не хотел давать. На подарок. Говорят, пусть сначала вернёт долги.
– Какой милый новый обычай такой. – Соня заклеивает конверт. – Дарить деньги в конверте! А то бы ещё нанесли ножей да вилок таких. Правда, Вова? Наборы такие.
Отвечает Люся:
– Я... собрала, сколько могла.
– У нас Власенко, когда женили во второй раз, помнишь? Так он клялся, что ему подарили во второй раз тот же самый сервиз, что и в первый! Точно: вот так они и циркулируют, – догадывается он.
– Ой, я так нервничала, я так боялась, что вам не понравится подарок... – смущается давняя сотрудница.
– Ну что ты... – моргает он.
– Я так боялась, что хотела купить книгу. Я шла и как раз стоял в буки Сенеки.
– Сенека.
– Сенека. А тогда я вспомнила, что у тебя уже есть Сенека. Его письма, помнишь?
– Нет у меня Сенеки, нет, – оправдывается, словно перед Анатолием, он.
– Так, может, я сейчас сбегаю? Его ещё не взяли, наверное.
Берёт конверт у Сони. Но та забирает обратно.
– Какой тут Сенека.
– Сенека. Ой, ты знаешь... Ты не поверишь! Там стоял ещё Эдгар По! Я куплю его вам!
Забирает конверт у Сони.
Володя озабоченно делает вид беззаботности:
– За сколько он там стоял?
Забирает конверт у Люсьи.
– Всего за сорок пять... – теряет деньги Люся.
– Эдгар? – подытоживает Соня. – Когда в доме столько расходов таких на свадьбу их вообще. Ну, я потом, когда мы встанем на ноги, я куплю тебе Эдгара. И Сенеку тебе ту.
Люся не дослышала.
– Я всегда думала почему-то, что у тебя есть Сенека. Я тебе его достану и подарю. Это будет мой личный подарок вашей семье. А потом ты дашь мне его почитать?
Неожиданно из-за стены пропевает голос Юры:
– А потом папа его в бук отнесёт.
Его обрывает голос Нины:
– Юра! Ты же – обещал!
Высовывается из своей комнатки Анатолий:
– Привет! Это кто?
"Кто" почти делает реверанс:
– По работе. Мы с Вовой работаем. На работе. От имени коллектива... Я тут.
– А мне тренер говорит: раз ты замуж идёшь, то спорт большой для тебя кончился тогда, – объясняет Соня.
– Вы... спортсменка? – бессознательно Люсина рука тянется к конверту.
Но Анатолий опережает словом:
– Фигурное ныряние.
Она сердито зыркает на него. Поэтому вмешивается Люся:
– Или... плавание? Фигурное плавание, – подбирает удачный термин она. – Этимология странная такая, – удивляется.
– Да, я синхронистка я. КаМееС, – не удивилась на это Соня.
– Не жалко? – зажигает трубку Анатолий.
– Этого? – не понимает Соня.
– Спорта? Большого?
– Анатолий! – срывается у Вовы, однако Люся обрывает:
– Я, кажется, видела вас по телевизору.
– Когда? – удивляется Соня.
– Вы под музыку Пахмутовой ныряли. Двадцать пятого.
– То была не я. Я выступаю в одиночном разряде я. А вот Вова меня ещё три года назад видел меня он. Ещё до того, как мы познакомились тогда. Видел по телевизору?
Володя мнётся, вспоминая:
– Да... Видел... У тебя, как сейчас помню, были баллы: восемь и три, семь и девять... Это был знак.
Соня выносит новый японский магнитофон и включает дорогую музыку, на это Люся успевает спросить:
– Соня, а кто у тебя любимые писатели?
Та украдкой смотрит на книжный шкаф.
– Монтень.
– А что именно из Монтеня?
Соня глядит на Вову, будто он и есть Монтень.
– Да, Соня очень любит читать книги, у неё в Херсоне чудесная библиотека... Правда, Соня? – нежно улыбается он.
– Правда.
И запирается в комнате с магнитофоном, и делает там музыку громче.
Володя у двери прощается с Люсьей, та робко пробует его поцеловать, но ей не удаётся.
– Тогда я – остаюсь, – постановляет женщина.
На балкон мужчины выносят ещё один стол, оттуда вкусно пахнет. Из комнаты Сони пахнет громкая музыка, то есть звучит.
Люся стучит туда в дверь.
– Соня, а ты не хочешь мне помочь?
Ни ответа. Лишь музыка громче.
– Так что, я должна всё сама делать? – возмущается Люся.
Но не Володя:
– Ну, пойми наконец, какой у неё сегодня день. Чего вы все её дёргаете? Люся, ну прошу тебя. У неё же забота – ей надо ещё музыку приготовить, – ворчит Володя.
– Музыкальное сопровождение?
– Что-что?
Люся на это ловко целует Володю.
Двери из Сониной комнаты открываются, Соня держит в руках магнитофон, разглядывает его.
– Ой, смотрите! Ой, тут написано "СОНИ", это Сони, это значит – мне, Соне, это.
– Вне сомнений, – бросает Нина.
Соня зачитывается:
– Вова, что это такое (читает) "Dolby system"? Я эту кнопочку не знаю её.
Володя и Люся пожимают плечами.
Соня останавливается.
Люся радостно подпоясывается фартуком, вместе с Ниной хлопочут у крана, Нина моет и протирает фужеры. Люся протирает Соню:
– Твой Вова, знаешь, что мне сказал? "Люся, она, Соня, такая одинокая в Киеве...