Он, словно злорадный демон, улыбаясь, широко раскрыл объятия и обнял мать, которая, будто зачарованная, стояла в той же позе, держась за косяки дверей и склоняясь к Журавлисе, что вертелась туда-сюда, как веретено, и яростно бушевала перед ней.
Юзько сзади железной хваткой стиснул материнские руки в свои крепкие кулаки и, низко склоняясь головой через её плечи к лицу, щекой к щеке, спросил, всё ещё улыбаясь, почти прошипев ей в ухо:
— Вы ещё здесь, мамка? Я вас раньше ждал.
Зоя бросилась назад, сильно ударившись о грудь сына, словно змеёй укушенная. Она быстро опомнилась, вырвала руки из его рук и, отступив шаг назад за порог, сказала так же с улыбкой:
— Я здесь. А ты чего тут?
— Услышите.
Небрежным движением сдвинул шляпу чуть набок, глянул на неё своими зеленоватыми глазами с оттенком демонизма, с выражением какого-то внутреннего удовлетворения и насмешки, и сказал:
— Вас, мамка, тут вовсе не нужно. Бегите домой. Кто-то к вам прокрался. Я окончил свою работу и пошёл к отцу и к Сандe в сад. А кто-то тем временем прокрался, говорю, в дом, увидел, что хозяйки, отца и меня нет, сорвал с жерди в большой комнате лучший ковёр. Санда голосит на весь дом, отец молчит. Я пошёл в село к дворнику и рассказал, что случилось. Обещал искать и вернуть, если найдёт, да найдёт ли, кто знает. Возвращайтесь и не задерживайтесь тут, а я вскоре пойду за вами...
Зоя от этой вести будто на минуту пошатнулась. На миг прижала руку ко лбу, словно туда ударила вся кровь и хотела разорвать его. Затем диким взглядом посмотрела на сына и снова обернулась к сопернице.
— Я иду, — сказала беззвучным голосом, — но вы не думайте, что я не наберу камней в подол, когда ваша "макитра" потащит моего сына к венцу, и не раскрошу ей голову. Не думайте! Зоя Жмут не такая дура, как вы умные, а своего сына, своего Юзя, я не отдам. Раз не отдам, и второй, и третий раз не отдам! Н-е-е! — вскричала, как безумная.
Мать "макитры" хотела что-то ответить, но было уже поздно. Словно гонимая фурией, полетела Зоя домой: может, хоть там спасёт утрату, может, хоть там, ведь тут...
И сама не знала, как ноги её несли. Её били громы один за другим. Господи, за что всё это?
И Зоя разразилась тяжким рыданием...
* * *
За два дня до свадьбы Зоиного любимца Юзько тайком созвал небольшое собрание. Собрались его лучшие друзья: кто-то ещё с войны, кто остался жив, как и он, кто-то моложе — из довоенных времён.
— Ребята! — сказал он взволнованным, низким голосом. — Вы знаете, да и всё село знает, что моя мать не хочет, чтобы я брал Аничку Журавку. Она грозила ей, а значит и мне, что закидает нас камнями, когда мы поедем в церковь венчаться. Я не могу исполнить её волю и пустить девушку на посмешище. Она мне по душе, и я ей по душе. На войне я давал присягу цесарю, служил верно, где только ни приходилось, выполнял все приказы офицеров, делал всё, что обещал, — раз был солдат! А теперь что, опозорю девушку, которая ни мне, ни моей семье зла не сделала? Нет. Мама своё знает, а я своё. Когда будем ехать в церковь, а то и раньше, то вы так, знаете, неожиданно, по-солдатски, тайком, тайком, словно из земли вырастите, окружите дом и стойте на страже. У дверей трое, у каждого окна по двое и стойте так до тех пор, пока из церкви домой не вернёмся. Когда услышите у дверей голос отца, откройте настолько, чтобы он вышел. Мы с ним условились. Я буду ждать его перед отъездом к венчанию у мостика с повозкой. Как выйдет сестра, откройте двери. Она пойдёт в церковь, я знаю, а оттуда я её заберу с отцом к Журавкам. А если захочет выйти мать — не пускайте её. Я не хочу крови на своей свадьбе, я её уже достаточно видел в своей жизни, мне и без того тяжело...
И умолк.
— И с Николаем не было лучше, — заметил один из друзей.
— Теперь Юзько для неё — мизинчик! — сказал другой.
— Она его всегда больше любила, — добавил третий.
— Будем сторожить. Надо, так надо. Кто бы мог подумать: своей грудью выкармливала, а кровью до свадьбы грозит, — закончил четвёртый.
— Это всё война виновата, товарищ, — сказал пятый.
— Война, брат...
— Нет, она всегда страшной была...
Юзько молчал. После минуты задумчивости сказал:
— Ковёр, что я недавно забрал из дома, когда мать со старой Журавлихой ссорилась из-за меня, надо вернуть. Чтобы разлучить обеих, я тогда сказал маме, что его кто-то украл, чтобы скорее завернуть её домой. Этот ковёр завтра нужно отнести в наш дом, сказать, что нашёлся, и передать маме. Я сам, как знаете, загружен работой со всех сторон, мне не до этих шуток. С мамой, я знаю, не увижусь, разве что завтра утром, а потом уж только после свадьбы. Смотрите, чтобы всё прошло хорошо.
Друзья молча пожали друг другу руки и разошлись каждый в свою сторону.
Когда взошла луна, вышла на двор Зоя — "на холодок", как говорила, а за ней, согнувшись, и старый Павел. Сели оба на завалинe. Поверх луны поплыла чёрная туча...
— Значит, ты послезавтра идёшь на свадьбу, Павел? — спросила Зоя.
— Иду.
— А я не иду. Если и пойду, то только с камнями в руках. Я это уже говорила.
— Ты, может, и доживёшь до возвращения нашего бедного Янка, справишь другую свадьбу, а я её не доживу, Зоя, я это чувствую. Поэтому я пойду. У меня два живых сына. Дожил, как старший обвенчался и не худо устроился. Может, и со вторым не будет плохо. Это не человеческая рука управляет в таких делах, и нам не следует разрушать того, чего мы не связали! Успокойся, Зоя. Будет худо, нам вины не бросят.
— Если камнем не кину, то пойду утром в Ч. Но на заре пойду.
— В день свадьбы, женщина? — спросил Павел, повернувшись к ней всем телом.
— Да! — прозвучало твёрдо и коротко.
— Как хочешь. Я не враг своим детям. Не смог Сандe справить свадьбу, не было и нет для неё, сироты, пары, благословлю хоть Юзька. Он мне не злой ребёнок, чего уж скрывать?
В его голосе прорезалось что-то грозное и оборвалось. Сказав это, он встал, оставил Зою одну и пошёл в дом.
Через минуту появилась Санда и молча села рядом с матерью.
— Ты хочешь идти в церковь послезавтра? — спросила Зоя.
— Хотела бы.
— Но к ним в дом ни шагу, а то через мой порог не вернёшься! — пригрозила мать.
— Мама! — сказала Санда, и в её голосе звучала тоска. — Думаете, мы будем вечно вместе? Вы стары, отец сдал. Я не ведьма, чтобы от людей прятаться. Мои молодые годы вы истоптали, пожрала работа, и мне ещё и в церковь не заглянуть, не увидеть свадьбу моего брата?
— За то, что он тебя бил?
— Бил, мама, бил, пусть бы ещё бил, но я его сестра, а он мой брат, и просил он меня, чтобы я не сердилась на него, что бил. Очень был зол тогда, как бил, а то никогда бы этого не сделал. Да и они, Аничка и старая Журавлиха, и Николай, и Ганна, все просили зайти. "Будем вместе, — говорили, — и отца почтим, как должно". Я пойду, мама. Они готовятся прийти к вам с музыкой, мама, с почестями, так я слышала потихоньку от Анички.
Зоя встрепенулась.
— Я им поблагодарю. Никто пусть не смеет, а то... — и она оборвала.
— Мама, — успокаивала Санда. — Юзько ведь не идёт на войну, бог вам дал, вы уж забыли?
— Пустышка, дочка, офицерам в войну еду варила! — и, оттолкнув дочь от себя, встала, отошла и слилась с темнотой сада...
Санда ещё посидела. Смотрела на небо. Полоса облака, что закрывала половину луны, куда-то исчезла. Потихоньку вернулась в дом и забралась в свой угол. Над её постелью из простых досок висел тёмный образ Пресвятой Девы. Она опустилась на колени, закрыла лицо руками и, вместо молитвы, плакала.
"Где ты, царица небесная, где ты? В чём моя вина?" И, крестясь по три раза подряд, кинулась на постель. Когда заснула, серебряный свет луны полосой упал на неё и целовал её руки. Грубые, натруженные, почерневшие, никем доселе не замеченные руки.
* * *
Свадьба Юзька состоялась красиво, без происшествий. Рано утром в тот день, когда лишь занимался свет, вышла Зоя с небольшим узелком из своего дома и долго не возвращалась. Сделала, как сказала. Пошла в Ч. и долго не возвращалась. Когда Санда пошла за ней, опасаясь, что мать, может быть, заболела и потому задержалась в городе дольше, чем планировала, узнала там, что её задержала ненадолго знакомая госпожа, чтобы помогла ей в домашнем, небольшом городском хозяйстве, потому что служанка уехала на время к своим родственникам в недалёкую деревню. Как раз накануне прихода Санды она вернулась. Но не для того, чтобы уже остаться, как обычно, дома у своей хозяйки, а напротив, явилась лишь для того, чтобы попросить у госпожи позволения провести ещё дней восемь у родственников, так как старшая её сестра выходила замуж и нужна была помощь на такой праздничный день. Госпожа, хоть и неохотно, согласилась, но вместо того попросила у Зои на то время Санду, пока не вернётся служанка, и Зоя согласилась, потому что сама уже спешила домой.
— Я вознагражу Санду за эти дни, — успокаивала и уверяла госпожа Зою, которая была рада в душе, что дочь приехала за ней, и она сама будто "себя" не возвращает домой.
— Пусть уже будет по-вашему, пані, пусть Санда останется за меня, а я спешу и расскажу, почему вернулась без девушки. Боюсь, что, пока меня не было, случился не один ущерб...
Но Санда возражала, уверяя, что всё в наилучшем порядке и всё ждёт маму, особенно отец.
Зоя ушла.
В назначенное время служанка вернулась, и Санда, вознаграждённая госпожой, вернулась домой.
Она не шла, а летела. Будто что-то гнало её. Это было уже в начале сентября. Погода того дня была (это было после обеда) хоть и не мрачной, но и не ясной. Будто что-то таила в себе для Санды, и ей было неспокойно на душе. До дома оставалось уже недолго, может, ещё час с половиной пути, когда вдруг, именно когда шла пустой стерней, короткой дорогой, узкой тропинкой, услышала над головой ввысь, почти в облаках, печальный крик, что болезненно резанул её сердце. Подняла голову и начала искать глазами. Это были журавли, что ключом улетали.
"Журавли, — подумала, — прощаются... печальную песню оставляют", — и, сама не зная почему, вздохнула. Остановилась на минуту, следя за улетающей стаей. Печальный крик журавлей словно тревогой наполнил вдруг всю пустынную стерню. Жалобно, высоко за собой тянул души. "Плачут, будто кого хоронят, ах", — пронеслось горькой мыслью в душе девушки, и она пошла дальше, опустив голову на грудь. В её голове роилось разное. Что делала там мать, что делали другие? Восемь дней её не было дома.