По-нашему, коли уж говорите о самостийности, так договаривайтесь до самых крайних последствий*, а не обрывайте на полуслове; а нет — так уж лучше вовсе об этом не говорить, а заняться более реальной, более научной и более полезной для народа работой. Всякая самостийность там, где не больше крика, а больше самостоятельного, разумного труда; а где должна вестись речь о такой работе в полном смысле слова, там прежде всего нужно завоевать себе полную политическую и общественную свободу, без которой свободная и широкая работа попросту невозможна.
Но помимо этого вопроса, автор статьи затронул ещё один — а именно: какой должна быть новая литература каждого самостоятельного народа? Какой должна быть новая украинская литература? Ах, какое милое, чисто рутенское* вопрос, как живо он напоминает мне давние разговоры с моими друзьями на ту же самую тему! Правда — наши ответы на этот вопрос не совпадали. Мы обычно отвечали, что она должна быть "возвышенной", "серьёзной", "идеально-привлекательной", а автор "Современного литературного направления" отвечает: "реальной, национальной и народной". Не в том суть, на чьей стороне больше правды, а в том, что автор стоит на той же самой позиции, что и мы когда-то, то есть не задаёт вопроса: "Для кого должна делаться литература? Должна ли она приносить какую-либо пользу, защищать какие-либо интересы — или нет?" Это его мало интересует, — ему бы только знать, какой должна быть литература, какая форма лучшая, какие стихи больше подходят к лирической, а какие — к эпической поэзии. Понятно, что при таком подходе и прежние наши, и автора выводы оказываются случайными, ничем не связанными, а по сути своей пустыми и чисто формальными. Давайте рассмотрим их по порядку.
Литература должна быть реальной. Этому мы не возражаем, но давайте посмотрим, что понимает автор под реализмом. "Реальная литература должна быть отражением настоящей, реальной жизни… должна быть зеркалом, в котором отражалась бы подлинная жизнь…". Истинная правда! Но постойте, — автор отличает такую реальную литературу от другой — "ультрареальной", которая-де создаёт только простые копии природы, простые фотографии, и только. А разве зеркало не даёт простой копии? Разве "отражение берега в воде" — это не просто фотография? И почему копии и фотографии — простые, а "отражения" и "зеркала" — не простые? Почему "ультрареальные" фотографии кажутся автору слишком односторонними, чересчур прозаичными, обыденными? Ах, они, видите ли, сухие и жёсткие? Чего же им не хватает, чтобы стать "отражениями" и "зеркалами"? — "благородного духа идеализма, фантазии, сердца, подлинного духа настоящей поэзии". Вот и приехали! Реализм автора крутится как юла и в конце концов возвращается к старому идеализму, к старой фантастике и сентиментальности. Ну что ж, эти "благородные духи" действительно "витают" в нашей галицкой литературе, только не стоит считать их какими-то "новыми направлениями". Это — старый и изношенный хлам, который уже никого не поведёт вперёд. Одним словом, — реализм как литературный принцип автору неясен, он напрасно старается скрыть эту неясность за громкими фразами. Из того, что он говорит о реализме, — каждый может вывести то, что ему по вкусу. Поэтому мы оставим этот пункт и перейдём ко вторым "великим" литературным принципам, выдвинутым автором вперёд.
Литература должна быть национальной — это раз. Литература должна быть народной — это два. Принцип национальности состоит из двух признаков: "народного языка и глубокого национального психологического характера народа". Принцип народности также включает несколько элементов, из которых первый — народный язык, а второй, по-видимому, тоже "глубокий национальный психологический характер народа", из которого, конечно, вытекают форма народной поэзии и её дух. Можно было бы подумать, что мы насмехаемся над автором, выписывая одинаковые определения двух (по его мнению) разных принципов. Но нет, это не насмешка, а правда. Автору абсолютно неясны в голове и эти "принципы", и в результате вся его работа оказывается крайне плохо продуманной. Оно и не могло быть иначе, если кто-то берётся рассуждать о предмете, предварительно поставив его с ног на голову и начиная с самых пустых, формальных вопросов. Понятно, что тогда до основных вопросов он не дойдёт, а формальные ещё и перепутает. А уж те места, где автор пытается доказать различие между великорусскими и малорусскими народными песнями (о чём, между прочим, никто никогда не спорил), вызывают просто смех и ни к какой научной аргументации не годятся. Мы выскажем своё мнение об этих литературных принципах, ведь в последние времена они стали у нас причиной разногласий между некоторыми, впрочем честными и трудолюбивыми людьми.
Но прежде всего вывернем наизнанку метод автора и вместо того, чтобы сразу спрашивать: какой должна быть литература? — спросим: что такое литература и чему она должна служить?
Вместо того чтобы сверху давать определение, словно догму, — давайте посмотрим вперёд, на факты, на примеры всех литератур образованных народов и спросим себя: чем мы считаем эти литературы? Что мы в них ценим? Мы рассматриваем их как более или менее точные и живые отражения современного народного быта; мы ценим их тем выше, чем яснее и осознаннее они отображают эту жизнь. Тысячи эстетических правил возникали и исчезали в течение веков — для нас они стали пустой формой; главное дело — жизнь. Значит, литература и жизнь должны находиться в какой-то тесной связи. Это на протяжении веков подтверждает физиология и психология, которые утверждают, что человек может делать, говорить, думать только то, что сначала в форме впечатлений дошло до его сознания, — и затем может комбинировать, соединять, делить и трансформировать эти элементы; но что-то абсолютно новое, полностью оторванное от мира его ощущений, человек никогда не мог и не может создать. Это и есть тот непроизвольный, неосознанный реализм, обязательный во всех литературах, обязательный в каждой строке каждого писателя. Другое дело — более новый литературный реализм, сведённый в определённую науку, оформленный сознательно. Его главная основа — это вопрос: чему должна служить литература? Первый ответ даёт история всех литератур: литература определённой эпохи должна быть образом жизни, труда, языка и мыслей того времени. Эту формулу в наиболее чистом виде мы видим реализованной у русских реалистов школы Писарева, у Решетникова, Островского, М. Успенского (не "Чепенского", как прочитала редакция "Правды", так же как и в прошлом году Добролюбова сделала Достолюбовым). Это тот самый, нелюбимый автору "ультрареализм", который, однако, несмотря на свою односторонность, произвёл значительный переворот в русской литературе и вдохнул в неё больше демократического духа, больше стремления к познанию народа, чем целые длинные периоды идеалистических и сентиментальных литератур. Но литература, безусловно, имеет и другие, более важные задачи для своего времени и для того народа, среди которого она возникает. Она должна при всём реализме в описании также анализировать описываемые факты, выявлять их причины и конечные последствия, их медленное развитие и упадок. Для такой работы недостаточно уже острого глаза, который заметит и опишет малейшую деталь, — здесь уже нужны знания и наука, чтобы уметь уловить суть явления, чтобы уметь упорядочивать и соединять мелочи в целое не так, как кому нравится, а по ясному и твёрдому научному методу. Такая работа отличает всю новую школу реалистической литературы, вовлекая в неё и психологию, и медицину с патологией, и педагогику, и другие науки. Именно эта научная основа и анализ составляют наибольшую ценность новой литературы по сравнению со всеми прежними, она обеспечивает долговечность произведениям таких писателей, как Диккенс, Бальзак, Флобер, Золя, Доде, Тургенев, Гончаров, Лев Толстой, Фрейтаг, Шпильгаген и других. А какова цель такой работы? Цель её очевидна: указывать в корне как положительные, так и отрицательные стороны существующего порядка и формировать среди интеллигенции людей, готовых всеми силами поддерживать хорошее и устранять дурное, — значит, сближать интеллигенцию с народом и разжигать в ней стремление служить его благу. Без этой культурной и прогрессивной цели, без научной основы и метода (о которых у автора "Новых направлений" даже речи нет) литература превратится в пустое развлечение интеллигенции, никому не нужное, никому не служащее, разве только как забава для богачей после сытного обеда. Эту задачу поняли все реалисты, и потому их произведения, при всей своей реалистичности и правдивости, всегда оказываются глубоко тенденциозными, то есть они представляют факты и картины жизни не просто потому, что это — факты, а потому, что из них логически и неизбежно вытекает определённый вывод, — и стараются группировать эти факты без натяжек и искажений так, чтобы вывод сам собой складывался в голове читателя, выходил естественно и ясно и пробуждал в нём чувства и силы для действия в нужном направлении.
— Так, значит, литература должна быть тенденциозной, партизанской*! Та, которая должна стоять над партиями и подчиняться только чистым и высоким законам эстетики! — Уже заранее слышу такие крики из среды наших "эстетиков-писак". Но я "не устрашаюсь".
— Постойте, господа, — отвечаю спокойно. — Литература, стоящая над партиями, — это всего лишь ваш сон, ваша фантазия, но в действительности такой литературы никогда не было. А ваши вечные законы эстетики, с уважением к святому дню и к вам как вежливым людям, — это старый хлам, который спокойно дотлевает на мусорнике истории и который гложут разве что какие-нибудь наёмные ослы — литераторы, штампующие фельетоны и повестушки на метр в немецкие и французские газеты. У нас единственный эстетический кодекс — это жизнь. Что она свяжет — то и будет связано, а что развяжет — то и будет развязано.
А теперь соберём воедино всё сказанное о литературе, чтобы закончить и без того уже затянувшуюся беседу о статье "Современное литературное направление".
Литература, как и современная наука, должна быть работницей на поле человеческого прогресса. Её тенденция и метод должны быть научными. Она собирает и описывает факты повседневной жизни, обращая внимание только на правду, а не на эстетические правила, — и одновременно анализирует их и делает из них выводы, — это и есть её научный реализм; она благодаря этому указывает на изъяны общественного строя там, где наука ещё не в силах дотянуться (в повседневной жизни, в психологическом развитии страстей и стремлений человека), и старается пробудить в читателях стремление и силы для устранения этих изъянов — вот её прогрессивная тенденция.