А за ним побежали его перепуганные охранники. Вон их сколько! Два десятка! А вслед гнался один лишь босоногий мужчина с голыми руками... И от него так отчаянно убегали чужаки.
— Откуда пришли, туда пусть и идут. А мы сами себе будем княжить. Выберем нового князя.
— А что? Наш воевода Щербило — подольский ремесленник, его род мы знаем. Выберем его. И брата его знали и уважали.
— Того, что он ослепил?
— Замолчи!.. Пусть будет свой князь.
— А чужие князья разве лучше?
— Наша княгиня за нас хорошо печётся.
— За свой род она печётся, а не за нас! О Святославе и его варягах заботится.
— Не то говоришь, брат. Нет такого! Святослав сам у них в плену. У Свенельда лукавого.
— Быть в Киеве князем воеводе Щербилу! — громко крикнул кто-то. Другие засмеялись.
Где это видано в киевской земле, чтобы люди выбрали себе предводителя из своих. Чужих всегда принимали охотнее.
— Вон волхв пришёл, наш Сивуля.
— Волхв, скажи своё слово. Хотим князем Щербила нашего! Чем не защитник для Киева и киян?
Вытолкнули вперёд волхва. Щербило, у которого от неожиданной радости подгибались колени, узнал его. Когда-то этот волхв спутал его свадьбу. Волосатые седые брови нависли над зоркими седыми глазами. Сколько они перевидали за свою жизнь! И кто знает, сколько ещё увидят...
— Раз просите, скажу своё слово... — заговорил Сивуля.— Только умеете ли слушать и понимать услышанное?
— Говори! Разберёмся!..
— Тогда так... — кашлянул в кулак волхв.— Говорят свидущие, что некогда жило на земле великое и доброе солнце. Ходило между людьми, согревало так, что не бывало ни зим, ни морозов. Всегда цвели розовые сады. А только когда оно ложилось отдохнуть и небо становилось лиловым, на нём всплывало новое далёкое белое Светило. Говорили, будто то белое Светило тоже было Солнцем, но жило далеко и потому всегда казалось чисто белым и сияющим. И вот хитрый Лис решил проверить, кто же мудрее на земле: он, Лис, или Человек.
Сказал людям: пусть люди изберут себе единого владыку, который бы всем был по душе, радовал глаз и защищал от беды.
Сошлись люди и начали думать: кого же им выбрать? Есть у них своё Солнце, но оно своё, знают его род и прарод, да и пятнистое лицо у него, и нос облупленный да подпалённый. Не радует глаз то своё Солнце. Кто-то из мудрецов, однако, сказал:
— Да оно ж из чистого золота, потому и пятнистое. Так выковал его старый небесный кузнец Сварог.
Услышали то люди и бросились к своему Солнцу — давай откалывать и отбивать от него куски золота. За полдня разнесли его до крошек. Повеяло холодом, пошёл снег, ударили морозы. На землю вдруг упала ночь. Люди начали просить Небо вернуть им их ласковое Солнышко. А его уже не было!.. Отчаяние охватило и малых, и старых. Смилостивился над детьми старый Сварог и покатил по Небу то далёкое чужое солнце. Оно и поныне катится по небесному полю. Только уж так далеко укатилось, что не достать его людям. Могут лишь ждать от него милости...
Волхв оборвал свою речь и скрылся в толпе. Люди сперва молчали, стыдливо опустив глаза в землю. Потом вдруг все заговорили.
— А так, у своего видно и какой нос, и какие зубы. Чужак издали заманчивее.
— Давно известно: нет праведника в своём роду...
— Чем вам, братья, не угодила княгиня?
— Она добрая, да не своя. Своего князя изберём — Щербила. Зачем чужаков привела в град? Долой княгиню! Долой варягов Святославовых! Есть у нас свой вечем избранный князь! Щербило — князь отныне!.. Веди нас!..
Щербила подталкивали в плечи, и он повёл всех к Ольжиним палатам. Раз уж народ киевский выкричал его на вече князем, чего ему уклоняться? Разве не его руками управляли пришлые киевские властелины? Или кровь у него иная? Или голова растёт с другого боку?!
На крыльцо Ольжиних палат вышел отец Григорий. Бросил взгляд на возбужденную толпу и исчез. Изнутри загремели засовы. Он испугался: Чурини среди мятежников не было...
А люди не хотели расходиться — стали лагерем. Летом это проще всего. Лёг на траву-мураву, кулак под голову — и жди. Жди, пока у тех, кто в осаде, не кончится терпение и они что-то не предложат. К вечеру мятежный лагерь начал редеть. Торопились к хозяйству. У каждого и курица, и поросёнок или телёнок — не до войны.
Однако воевода-князь Щербило упрямо оставался у княгининого крыльца. Ольга должна по закону отдать выкричанному вечем князю власть в Руси.
Но кияне расходились, расплывались. Снова вышел из толпы волхв Сивуля. Говорил только что он о своём солнце или о своей правде. Как понять речь этого дивного мужа... Считал ли он своим солнцем Щербила или кого-то иного? Может, Ольгу? Ведь правила здесь, по всей стране, очень давно. Всем давала волю и в вере, и в торговле, и в хозяйстве. Вот ещё раньше усмирила древлянскую землю. Давно уж стала своей. И не догадаться киянам, какое солнце ихнее.
Надо подумать над словами мудрого Сивули. Дело хоть и не сложное, а всё же сообразить надо как следует.
Расходились в сомнениях. Правдивого ли князя выкричали себе?
* * *
Княгиня Ольга предстала перед Щербилом внезапно. На дворе ещё оставались мятежные подоляне, но она не взяла с собой стражи. Лишь старая седая служанка Смиляна тихо встала за её спиной.
— Чего хочешь, воевода? Зачем бунтуешь людей? — её голос был сух, ломался на каждом слове. Щербило был ошарашен такой неожиданной её явкой. Сама к нему вышла! — Я тебя слушаю, говори.
— Отдай мне державное кормило. Я есть законный князь! Меня сегодня выкричало киевское вече.
— Бери, воевода, коли имеешь такое желание. Я уж устала от той проклятой власти, — она протянула к нему руки, приглашая в палаты.— Бери и держи крепко, если сможешь.
— Но... твой сын Святослав!
— Его здесь нет. Тебе придётся его победить.
— А варяги? Свенельд и Карло?
— Их тоже придётся побороть.
Щербило молчал. Кого ещё ему нужно будет одолеть? Ромеев-священников и бояр, которые из зависти завтра утром схватятся за мечи и примчатся сюда со своей вооружённой челядью!.. С кем же он будет сражаться против всех?
— Отдай мне свою дружину, Ольга.
— Ты ведь забрал мою дружину и предал меня. Я управляла без мечников. Доброй волей и добрым словом.
— Мне, пожалуй, так не удастся...
— Попробуй, может, и получится. Ты ведь свой — киянин.
— Своих всегда больше ненавидят, знаешь ведь.
— Но... зачем же тогда берёшь то, с чем не можешь справиться? Зачем тебе эта власть?
— Всю жизнь я хотел сидеть здесь... как властелин... — глаза его радостно блеснули из-под седых бровей.
Она об этом догадывалась! И жалела его. Подпитывала его гордыню — давала земли, мечников, власть. А он, неблагодарный, всё это подминал и жаждал большего. Хотел быть выше её.
И вот толпа выкричала его за его муки и страдания в порубе. Она отдаёт ему власть с лёгкостью в душе и просветлённым сердцем, отдаёт ношу, которую должна была нести всю жизнь волею Судьбы и Бога. И он, беря ту власть, вдруг испугался.
Что есть у него, кроме жажды власти? Что делать, сев на высокий стол древних Киевичей? Конечно, начинать войну против всех, кто будет против него. А против него будет целый мир! Та разгорланенная, разбушевавшаяся толпа — его опора — уже разбрелась по домам и забыла, что сделала его самым несчастным человеком на земле: дав власть, не дала никакой силы, чтобы её удержать.
Но отказаться от власти в этот миг у него не было возможности. Ныне он властитель Княжьей Горы, Киева и Руси. На миг, на одну сладкую, счастливую, хмельную минуту он владыка!.. Он, сын простолюдина, что всю жизнь тёрся возле владык, служил им во всём верно и молча, своими угодливыми поступками добился и богатств, и славы... и любви владычицы Горы... и её любви, гордой княгини Ольги. О, он знает, как она некогда томилась от того чувства к нему!.. А он отказал ей во всём. И себе — тоже. И всё ради этой минуты, когда власть сама упала ему в руки. Нет, он не откажется от кормила!
— Я иду в твои палаты, княгиня! — он радостно переступил порог распахнутых дверей. Ольга и её служанки посторонились, дали ему дорогу. Он нырнул в сумрак высоких светлиц.
— Вот и хорошо, — сказала Ольга.— Пойдём, Смиляна, отсюда.
— Куда же, Ольга?..
— Пожалуй, к Глебу. Тут ближе всего.
— Но... может, к сыну — к Святославу лучше?
— Он мне уже не сын, а мой князь. Киевский князь! Владыка Руси.
— А Щербило? Святослав его повесит!
— Предателей всегда нужно карать. Ведь они предают всегда и всех.
— Как страшно... — прошептала Смиляна.
— Страшно... и больно, сестра... Как больно...
Ещё не дошли до двора Глеба, как услышали неторопливый перестук конских копыт. Оглянулись — Святослав со Свенельдовичем!.. Спешились у палат Ольги и вбежали в сени. Через несколько минут вытащили связанного... Щербила!.. Он бешено крутил головой, рычал утробно, потому что во рту у него был заткнут кляп из тряпья.
Ольга вздрогнула. Молнией перед её глазами мелькнуло лицо Щербила. Не этого, сегодняшнего, нет, а того давнего, который умел так ласково смотреть на её лицо, шею, грудь, который умел одним лишь прикосновением пальца коснуться её локтя или запястья. О, в те минуты она была готова отдать ему всё!.. Но воевода Щербило брал лишь земли и сёла...
И вот на его страшном лице меркнет взгляд. Она больше никогда, никогда, даже во сне, не увидит его и таким — седым, измученным, жестоким, жадным до власти и переполненным ею.
— Стойте! — рванулась она назад.— Стойте! Он и сам не знает, что творит... Он сам... откажется от власти, я думаю.
— Довольно пощад, княгиня-мать. Разве ты мало прощала всем?
Голос у Святослава был спокойный и рассудительный. Голос её сына, киевского владыки. Вырос! Вот уже распоряжается сам — берёт власть в свои руки. Но зачем же кровь? Видишь, Щербило на это не решился... Он шёл к власти путём мирным и кривым, но без убийств...
В эту минуту вспомнила, как она брала власть в свои руки. Тоже шла по крови... Правда, тогда была война, мужа-князя жестоко убили... Да, тогда тоже боролись за власть. Как и ныне. Или убиваешь ты, или убивают тебя. У Святослава нет выбора, если он хочет быть властелином...
Но ведь она не хотела смерти Щербила. А впрочем, кто знает, может, Щербило занесёт меч над головой Святослава!.. Вот и выбирай: сын или воевода...