Дорогой ценой Страница 10

Вот так хорошо! Пойдём сейчас к вам, посоветуемся ещё с Остапом... всё равно сегодня праздник... Ну, вот это да! Вот это так! И не думал, и не снилось даже... Правду говорят: гора с горой... хе-хе-хе!..

Иван мотал головой; от счастливой мысли его сытое лицо и круглые глаза блестели, будто намазанные маслом. Он без умолку щебетал своим козлиным голоском — хвастался, надеялся, божился и уговаривал.

Соломия и сама подумывала о тех местах, куда звал Иван. Работая у болгарина, она слышала о поселениях беглецов и лишь ждала, пока Остап немного оправится. Теперь, вместе с Иваном и тем Савкой — кто это Савка? — будет охотнее выдвигаться в новые края.

— Ну, хорошо. Только подождите, пока я сделаю покупки...

— И я с вами пойду... Я уж буду держаться вас, как слепой плетня, а то опять где-нибудь потеряюсь... хе-хе-хе...

Вскоре Соломия с Иваном шли мимо плавней к цыганскому поселению. Иван был радостный, весёлый, семенил своими короткими ногами и всё говорил, говорил, как горох сыпал.

Первой они увидели белую козу. Она тёрлась о ствол сухой вербы и жалобно мекала. Подходя к хате, Соломия чувствовала неясную тревогу. Отчего, почему — не знала, но эта тревога жгла ей кровь. Соломия, уже не слушая болтовни Ивана, бросилась к двери. Дверь была подперта колом снаружи. Что случилось? Зачем заперли Остапа? Она выдернула кол и вбежала в дом. Там царил беспорядок: перевёрнутые скамейки лежали вверх ногами, тряпьё валялось на полу, в хате было темно и пусто. Никого. Где же все? Куда делся Остап? Может, она ошиблась и попала не в ту хату? Соломия выскочила наружу. Нет, та самая хата, вот и трещина на стене, и те же вербы, и коза... Может, Остап вышел и сам подпер дверь?

Соломия позвала Остапа.

Никто не отозвался. Но почему в доме такой разгром, всё перевёрнуто, разбросано?.. Где же больной Гица? Он не мог двигаться, когда она уходила, он едва дышал. Что случилось?

Соломия оббежала дом, заглянула в сарай — нет ни лошади, ни телеги. Она побежала к другим хатам, заглянула в разбитые окна — никого и ничего. Ноги у неё подкашивались. Всё тело дрожало. Тревога душила грудь и горло. Где Остап?

— Вот это да! — удивлялся Иван, бегал за Соломией, таращил на неё глаза и лез с глупыми советами.

— Куда его дели? — спрашивала себя молодая женщина, глядя сквозь Ивана, словно не видя его. Она ничего не могла понять: мысли скакали в голове и разлетались, как разорванное ожерелье.

— Га! Кто ж его знает!.. Пойдём в конак, — советовал Иван, — скажем: так и так, был человек — да пропал. Увидите, они уж его найдут...

Соломия была готова ухватиться хоть за что-то, лишь бы напасть на след Остапа. И другого выхода не было, как послушать совета Ивана. Для уверенности она ещё раз осмотрела каждый уголок в доме, позвала Остапа в плавнях. Иван помогал ей своим писклявым голоском. Всё было напрасно. Тогда они поспешили обратно в Галац, ведь уже начинало темнеть.

Была ночь, когда они добрались до конака. Им пришлось подождать — начальник ушёл в мечеть и долго не возвращался, а турецкие солдаты их не понимали. Наконец их позвали. Толстый, добродушный турок с горбатым носом и чёрными усами на румяном лице спокойно выслушал их через драгомана. Перекинулся парой слов с другим турком и снова через драгомана заговорил:

— Не надо далеко искать — он у нас, в добром укрытии. Попалась птичка... Давно расставляли силки на воробьёв — и вот попались... Целое гнездо накрыли. Чужую душу отправили в рай, а сами оказались в аду. Скажи-ка, женщина, когда твой муж получил пулю между рёбер? Наверное, не тогда, как Гица, а при другой оказии, ведь рана заживает... От москаля, говоришь, на переправе... Я так и знал, что он русский, беглец... Так мы его назад и отправим — у нас и своих негодяев хватает. Пусть там его погладят по спине... И не проси, и не умоляй — ничем не помогу... Ну чего стоишь? Айда!..

— А ты кто такой? — заметил турок Ивана. — Тоже, видно, из цыганского табора?

— Я... я никто... я так... Что вы, я тут на службе, у садовника, Тодораки его звать — вы разве не знаете?.. Вот это да!..

Соломию бросило в холод от такой беды, нависшей над Остапом. Она возмущённо отвергала обвинения, рассказывала всё, как было, умоляла, чуть не плакала. Турок не захотел слушать, отвернулся и заговорил с другим. Драгоман замахал на неё руками и чуть не вытолкал за дверь.

Она вышла из конака.

Что делать, где искать спасения?

Они молча шли по тёмной улице незнакомого города. Перед ними тянулся туман, в котором ясно вырисовывались лишь жёлтые, мокрые ветви деревьев, освещённые окнами верхних этажей каменных домов. Прохожие встречались редко, зато под воротами, на лавках сидели в ряд, как воробьи на плетне, весёлые и шумные румыны. Всё это было таким чужим, таким равнодушным к Соломииному горю — ещё равнодушнее, чем плавни. Зачем они с Остапом пришли сюда? Зачем столько терпели, столько бедствовали в Бессарабии, чуть не умерли в плавнях? Может, лучше было бы сгнить в барской неволе среди своих?

— Не горюйте, — утешал её Иван, — там, в конаке, разберутся... Не ел человек чеснока — не будет и пахнуть... Увидите, отпустят... А мы завтра посоветуемся с людьми... Я пойду к своему хозяину, он здешний, порядки знает... Не горюйте, от грусти толку нет... Эх, печаль моя, где бы вас переночевать? Может, Савка знает?.. Пойдём к Савке, у него хозяйка хорошая...

После долгих блужданий по грязным и тёмным улицам они наконец добрались до Савки. Его не было дома, но хозяйка пустила Соломию на ночлег.

— Забегу завтра к вам, часам к полудню... может, отпрошуся у хозяина... — попрощался с ней Котигорошек.

Соломия проплакала всю ночь и утром не пошла на работу. Она с нетерпением ждала Ивана.

И правда, Иван явился, как и обещал, к полудню.

— Ну, что? — кинулась к нему Соломия.

— Надо дать бакшиш... Вы не знаете, что такое бакшиш? Деньги в руку... взятка... Если не дадим — отвезут раба божьего в Рени, к москалям... А те по головке не погладят, ой нет... Рассказывал Савка — вы же помните Савку? — что когда его увезли отсюда за Дунай, то там ему москали так выстегали спину плетьми, что до сих пор синие рубцы видны... ещё и полголовы выстригли, клеймо на лобе выжгли — вы не видели, он волосами прикрывает, — и отправили обратно к пану... Сколько он по тюрьмам намотался — и сам не помнит, а как пан с ним «поигрался», то и вспоминать страшно. Но сбежал опять сюда, в Тульчу — говорит, пойду... смелый парень... хе-хе!.. Надо готовить бакшиш и вызволять Остапа. А где взять денег? Где? Скажите! Уже и голова кругом...

Несмотря на все страшилки Ивана, у Соломии будто посветлело в голове. Если всё дело в деньгах — она вывернется, но достанет. От рта будет отрывать каждый кусок, собирать каждую монету. Может, и Иван поможет.

— Вот вам всё, что насобирал, пусть и моё сюда... — будто угадав её мысль, сказал Иван, разворачивая из платка кучку серебра. Он смутился и заморгал глазами. — Там ещё в вашем узле что-то есть... может, продадите кофту...

Соломия взяла деньги. В её узле были кораллы и кое-какая одежда. Всё это она продала — помогла Савкина хозяйка, — но денег всё равно было мало. Однако наутро Соломия побежала в конак. Там её не допустили к старшему, драгомана она не видела, а жовниры лишь скалили зубы и отпускали сальные шуточки.

Соломия пылала от стыда и злости.

— Эх вы, бусурмены... так бы и порезала, так бы и поскручивала головы, как галчатам... Взяли невинного — и ещё издеваетесь... — чуть не плакала она, сжимая крепкие кулаки.

Но другого пути не было, кроме как ходить в конак — вдруг увидит драгомана. На него у Соломии ещё оставалась надежда. Драгоман, однако, мало что обещал.

— Не отпустят твоего мужа, не надейся. Убежал к нам — сиди тихо. А если вредишь — айда назад... Не суетись понапрасну, теперь ты его не увидишь...

— Помилуйте, спасите, ни в чём не виновен человек. — Соломия сунула ему деньги.

Драгоман взял, пересчитал и покачал головой:

— Мало...

— Больше нет... Вот всё, что достала...

— Ну, хорошо... приходи через три дня... нет, лучше через неделю... может, что скажу...

Соломия каждый день бродила возле конака — злая, раздражённая, словно голодная волчица. Она не знала, зачем туда идёт, но неведомая сила тянула её туда. Она бродила до изнеможения и мёрзла. Мокрый снег, падая легко, как вишнёвый цвет, ложился на землю и засыпал Соломию, но она не замечала. Она была уверена: не допустит, чтобы Остапа увезли за Дунай. Что сделает — не знала, но вера в это росла с каждым днём. Она была готова пойти на смерть, если понадобится. Соломия верила, что произойдёт что-то необычное, что придёт неведомая помощь, и эта вера была такой сильной, что она бросила работу и перестала копить деньги, как задумывала сначала. Зачем? И без того обойдётся. Лишь бы дождаться, что скажет драгоман.

Спокойная, грозно-спокойная, она пришла в конак в назначенный день.

Драгоман вышел к ней равнодушный.

— Ничего не будет... Отвезут... А чтобы даром не брать твоих денег, скажу — увезут его послезавтра утром... Как только рассветёт, приходи на берег — увидишь мужа... Вот и всё!..

Такая же спокойная, не ответив ни слова, как будто давно с этим смирилась, Соломия покинула конак.

«Отвезут... отвезут... отвезут...» — стучало молотком в её голове на каждом шагу, пока она спешила к Ивану. Она забрала Ивана с гумна и отвела в сторону.

— Отвезут... — сказала она, глядя на него сухими глазами.

— Кого отвезут?

— Остапа.

— Ну? Когда?

— Послезавтра... Мы его отбьём...

— Кто — мы?

— Вы и я.

— Вот это да! Вот это сказали! Как же мы его отбьём? Ведь его турки повезут, эй! — испугался Котигорошек.

Что турки!.. У неё есть целый план. Очень простой. Он достанет себе и ей ружья — у каждого румына дома есть. Они выйдут на берег рано утром, отвяжут чужую лодку и выйдут на реку. Там они будут ждать, пока повезут Остапа, и нападут на турок. Остап поможет, как только их увидит...