Дневник Страница 21

Иван Иванович, занимавший высокий пост, будучи вызван к Петру Петровичу, который занимал ещё более высокий пост, вдруг услышал в свой адрес неожиданно грубое:

— Вон! Убирайся! Мерзавец, так и так!..

2. Совсем сбитый с толку, он мгновенно вышел, в глазах потемнело… всё плыло в голове… «Пропал».

3. Дома все встревожены. На работу уже не поехал. Не ел, не пил. Всю ночь не спал. Вёл внутренний диалог. «За что?» Перечислял все свои заслуги, свою преданность труду, мечты... За что?! Не могу больше работать. Опускаются руки.

Ему казалось, что все уже знают о его позоре, о его падении.

А может... не дай бог... неужели?

4. На следующий день его снова вызвали к П. П. Шёл — ноги не несли. Вошёл. Был встречен ласково, с извинением:

— Простите меня. Я уже два года получаю жалобы на вас за грубое поведение и решил дать вам возможность испытать это на себе... Жалейте людей. Не обижайте.//

1954 год

26 II 1954

... — Из-за тебя, негодяй, в колхозе нет счастья. — Поживёте и без счастья, чёрт вас не возьмёт. Счастье, счастье! Есть вещи поважнее, чем это счастье.

26 II 1954

Умер Яновский Юрий. Только что получил телеграмму из Киева и говорил с Еленой по телефону. Несчастный мой друг. Сколько я его помню — он всё время мучился, страдал физически и душевно. Вся его жизнь была скорбной. Даже писать перед смертью начал по-русски — видимо, от отвращения к обвинениям в национализме, отвращения к бездушным дуракам, злым гайдукам и карьеристам. Талантливый человек, честный, тонкий, обиженный до предела жизнью. Вечная память и пухом земля тебе, несчастный друг и писатель.

Кто же сегодня наживётся на твоём печальном некрологе? Кто перечислит твои недостатки, промахи? Твои «злостные намерения» свергнуть государство рабочих и крестьян, которых ты так любил? Кто положит себе за это деньги в карман? И. Л. или какая-нибудь другая графоманская тварь, жестокосердная, безжалостная и тёмная?

Наконец ты перестал быть виноватым, перестал мешать кому-то и угрожать хорошими пьесами. Уважаю твою любовь к народу и честность.

18 VII 1954

...Три года ходил ко мне домой генерал С. под видом знакомого. Перешёл на «ты» и, видно, человек был добрый. Сколько он мне рассказал всяких ужасов о своём ведомстве, о своём шефе Берии. И потом однажды вдруг заявил: «Прощайте, я больше к вам не приду». А Юлии Ипполитовне: «У меня была большая неприятность по службе. Лаврентий Павлович потребовал от меня уничтожающий доклад на Довженко. Я сказал, что совесть не позволяет мне писать о нём ничего, кроме хорошего. Тогда Берия грубо выругал меня».

С тех пор я никогда больше не видел генерала…

18 VIII [19]54 Поезд

А САМОЕ ГЛАВНОЕ ИЗ ГЛАВНОГО

Синтезировать новую коммунистическую психологию. Ярко изобразить все возможные её проявления в труде, в направлении, в этике и эстетике.

В картине должны родиться люди новой нашей беспрецедентной эпохи — коммунизма.

Фильм о Великих маленьких людях, создающих новую эру на земле — эру коммунизма.

3 IX [19]54

ГЕРОИ И ЖЕРТВЫ

(К ВОПРОСУ О ПРЕКРАСНОМ)

//Для полноты картины в деревне нужны не только герои труда и сражений, но и мученики, то есть жертвы самоуправства, беззакония и произвола. Это честные и нравственно достойные люди, которых ни за что ни про что высылали, потом прощали за несодеянные преступления, и они сегодня ходят среди нас, не находя себе никакой опоры, подобно грешным душам в страшном суде Микеланджело.

Это к эпизоду вопросов. Кстати, вспомнить Кравчину, где он перед смертным боем вступает в партию, и где все исповедуются перед ним. Всё это к вопросу, к великому многогранному вопросу о прекрасном.//

12 IX [19]54

Сегодня мне исполнилось шестьдесят лет...

Вчера и сегодня я получил много поздравительных телеграмм. Из Москвы, конечно, не из убогого Киева.

Национальную форму и содержание я чувствую всегда, и сегодня особенно. Горько мне? Разрывает ли меня отчаяние или жалость? Нет. Небо такое ясное, и воздух прозрачен…

Люблю свой народ пламенной любовью. Утихло много бурь в моём сердце и страстей утихло много, осталась во мне лишь одна — страсть этическая, и за это я благословляю свою судьбу и своё время…

25 IX [19]54

Сегодня почему-то вспомнил о выступлении Чарли Чаплина в прессе или в речи, со слов Андрея Малишко.

Чаплин заявил, что славянство пока дало миру в кинематографе только одного художника — мыслителя и поэта. Он назвал моё имя, от чего, очевидно, украинская часть нашей советской делегации деятелей культуры смущённо опустила глаза, не зная, как реагировать...

//С. — красавица. Стройная, с красивыми руками, с высоким низким лбом, голубоглазая. Чёрт знает, какие дьяволы скрываются в ней. Она, конечно, завоюет его.

Сидя за одной партой в гидротехническом институте, она не может не завоевать его, потому что та, жена, — дома. Она дома — и больше ничего. И всё за С. Всё говорит о том, что его пара — С. Так он и уедет с ней на новую стройку, в новую жизнь. А жена останется на берегу несчастная. И будет она плакать, и проклинать судьбу, и звать его, но уже ничего не изменится. Судьба ей уготована — сиротская доля покинутой.//

//Критики скажут, конечно, — автор выдумал конфликт. Нет такого конфликта. Наши массы давно уже переросли и вышли из этого круга ничтожных частнособственнических проблем. Где он их увидел? Где он увидел этих вымышленных матерей, которые вместо того, чтобы с радостной улыбкой на устах переселяться из тесных мазанок в светлые новые дома, вдруг начали плакать и целовать косяки, да ещё с такими слезливыми причитаниями? Этого нет! Нет!

Здесь автор сразу будет вынужден поспешить навстречу критикам с заявлением, если не о полном с ними согласии, то по крайней мере с выражением радости, что они этого нигде в жизни не замечали. И даже зависти. А впрочем, нет. Зависти к критикам автор не чувствует.//

В СЦЕНАРИЯХ И ФИЛЬМАХ

//Сколько на уме?

Что на уме — то и на языке.

Все персонажи сообщают в той или иной простой форме друг другу о том, что они сейчас собираются делать.

В подтексте почти ничего нет. Всё однослойное. И нет мышления. И каждому отведено рассуждать не выше своего сапога.//

//Отсутствие подтекста в ролях не позволяло актёрам создавать образы. Поэтому они не живут, то есть не мыслят («Я мыслю, следовательно, я существую»). Они — читатели реплик.//

1 X 1954

//Что может человек? Наш человек сегодня — неслыханно могуществен. Вообще человек современности — какими средствами он обладает?//

Верещака. Работаете плохо. По-старому.

Тихий. Скажите мне: если бы вы были не писателем, а земледельцем, как мы, вот скажем, как бы вы лучше по-новому обрабатывали землю?

Верещака. Я? Я об этом не думал. Я вообще говорю.

Ти. хдй. Жаль. Вот видите.

Верещака. А вы? Если бы вы были не колхозником, а писателем, о чём бы вы написали книгу? А? Думали вы об этом?

Тихий. Думал. Я написал бы книгу о хорошем, мягком человеке, добром и честном. О том, как назначили его на работу, такую, для которой у него ума-головы не хватает. И как этот человек постепенно стал злым, нечестным, гадким и несчастным. И как из-за него стали несчастными много хороших, умных людей. Не перебивайте. И как потом в это село приехало высокое начальство и как будто бы сняло его с должности, и как всем нам снова стало легко и ловко жить. И ему тоже.

Верещака. Так. Может, вы назовёте фамилию этого человека?

Тихий. Могу назвать. Могу и не называть.

Запорожец. Не называй, Трихван! Все они у друг друга водку пьют. Правды не добьёшься всё равно.

Тихий. Добьюсь.

Верещака. Одно могу вам сказать: наверняка высокое начальство к вам не приедет...

РОМАН

6 X 1954

Москва. Хмурое серое небо. За окном грохочут тяжёлые машины. За два часа я уже услышал здесь о своём положении столько обидного, что уже не рад возвращению. Уже не с моими нервами бороться с бедой. А к тому же в доме нет денег и взять негде, и уже даже заикаться о них нельзя, потому что и тут уже оболгали меня. Уже К. достал фальшивку, будто бы я за прошлый год заработал какую-то бешеную сумму.

С О-вым встретился хорошо. Это единственный человек, который относится ко мне по-доброму. Только что он может?

11 X [19]54

Во всех его проявлениях разложить на пять пар:

//Любовь и радость. Ревность и страдание. Рождение детей. Разлука.

Слияние сердец, счастье обладания. Обман и мерзость.

Стремление к высотам и помощь друга. Стремление к высотам и торможение мещанки. Ошибки сердца. Гармония.

Из всех повседневных явлений соединить один верный и точный роман. Переплести все судьбы пар.

НОЧЬ

1. Они обнялись в степи (тема моря).

2. Они утонули, море закрыло их.

3. Вторая пара в лодке на Днепре,

4. Лодка на Днепре. Они лежат в ней.

5. Сцена подлая.

6. Она одна в степи. Страдание. Музыка.

7. Фивчук ложился спать.//

22 X [19]54

Н. Каховка

Деталь.

Ездил с М. в Старую Каховку. Хотел найти неуловимых водостроителей. Дважды не застал. И оба раза меня поражали секретарши заведующего и парторга. Обе довольно миленькие, молодые, с хорошими фигурами. Но рожи у обеих злые, как у гадюк. Они никогда меня не видели в жизни, не знают, кто я. Но обе огрызались на мои вопросы, будто перед ними стоял не седой посетитель, а их злейший враг.

Какая странная отсутствующая элементарная вежливость! Так хотелось сказать: «Улыбнись ты, паршивая дурёха! Предложи мне сесть по-доброму. Какие идиоты тебя воспитали? Какой дурак взял тебя на работу?»

Потом я подумал: «Нет, промолчу. И тихо уйду».

Может быть, они копируют своих начальников?..

23 X [19]54

Разное. ...Да! Захожу я к Петру Ивановичу. Сколько лет не виделись! Культурный человек, море обаяния. Есть что вспомнить. Одним словом — встреча почти близких друзей. Разговоры высокие, политически устремлённые к самым вершинам коммунизма. Продвинулся Пётр Иванович, продвинулся здорово! Вот как взлетел! Ну и опыт, конечно, руководящей работы, и внешность, и голос, и улыбка, и что-то такое, знаете, возвышенное и притягательное, руководящее на лице…

Но вот звонок секретарши. Короткий разговор. Петру Ивановичу нужно кого-то принять. Кто-то сейчас должен к нему войти из подчинённых. Почему я это знаю? Я вижу: Пётр Иванович, незаметно для себя и для меня, по привычке, уже другой человек... Входит посетитель... Разговор посетителя со строгим, жёстким руководством — короткий.

//