Дневник Страница 23

Давление снова пошло вверх. Я пребываю в тягостном моральном состоянии.

21 XI [19]54 Москва

Холодно. За окном день и ночь гудят машины, не умолкая. Просидел весь день над сценарием...

23 XII [19]54

Художественное произведение всегда в какой-то мере — протест: в чью-то пользу или против кого-то, чего-то.

Нельзя лукавить с читателем. Когда пишешь — воображай, что умрёшь завтра, и это твоё завещание любимым детям.

Не бойся увлечения. Бойся лжи и передержки.

Никакая цепь живых и ловких сцен не заменит отсутствия основной идеи.

А идея появляется сама, если в романе есть два живых, не одинаковых, разных человека.

По закону природы: достаточно соприкосновения двух пластинок — холодной и горячей, и уже течёт электричество.

26 XI [19]54

К ВОПРОСАМ ФОРМЫ

Сделать в фильме один-два крупных эпизода, полностью построенных на стремительном движении. Без единого слова. На какой-то одной стремительной ноте.

Один из этих эпизодов — конечно, наступление моря, его разлив — волшебный, радостный, величественный. От Киева до Каховки. Это необычная весна.

Второй, возможно, — эпизод Сірка. Это лёд запорожской конницы в степях. Это битва, погони, угон людей, скота. И снова битвы. И снова движение по степи.

А потом — слово кошевого.

ПРОСТРАНСТВО

Самолёты, радиотелефонные переговоры.

Нужно, чтобы в фильме не было тесно. И чтобы он не был рваным, фрагментарным. Необходимо грамотно распределить действие, происходящее на огромных строительных просторах, и объединить его на общем фоне.

Один из персонажей — молодой парень. Глаза талантливые, широко раскрыты навстречу жизни. Всему искренне удивляется. Каждый раз открывает в себе всё новые и новые таланты.

— У меня, дядя, вчера вечером открылся новый талант.

Роспись писанок. Удивляясь, он задаёт самые невозможные, неожиданные вопросы вроде:

— Зачем эти вербы?

— Почему стало так некрасиво?

Он счастлив. Всё, чего хочет, сбывается. Захотел — и вот тебе (воспоминания в "Щорсе"). Диалог о красоте и социализме. Я не хочу верб.

ИСПОЛЬЗОВАТЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО

//Н.Н. знал, что он никогда не любил людей. Совсем не любил — ни народ, то есть ни рабочих, ни крестьян, ни буржуазию.

Это презрение ко всему на свете спасало его, как ему казалось, от осознания собственной ничтожности и пустоты, было единственным открытым девизом его жизни. Война, мир — какая разница? "Главное — быть на волне", — вот каким был писатель Яковец-Яковченко.

У него нет друзей.

— Не нужны мне друзья. Мне достаточно дружбы народов.

Короче, он хам.//

— Я человек. Мне свойственно всё человеческое. Не могу я состоять из одних молекул энтузиазма.

Я должен есть, пить. И чтобы на меня не капал дождь в доме.

И хочу я не быть похожим внешне на пугало...

Я не хочу своим внешним видом унижать моё прекрасное Советское государство.

— Есть руководители, есть и писатели, которые из-за высоких идей не видят людей.

— Если это так, он просто никого не видит, и вовсе не из-за идей. Он никого, кроме себя, не любит.

27 XII [19]54

Закончился съезд писателей Советского Союза. Двенадцать дней. Торжественное открытие в Кремле. Много выступлений. Все говорили, уткнувшись носом в написанный текст. Оратор сам по себе, аудитория — сама по себе.

Моё выступление народ воспринял замечательно. Не понравился я только моему другу Н. и его родственнику и двойнику Н.Н.

Очень интересное, честное выступление было у Шолохова...

30 XII [19]54

О ЦВЕТЕ, О КРАСОТЕ

Записать в сценарий несколько раз. Разбросать эти мысли по всему полю сценария.

Подробно описать льдины, разливы, цветущие сады. Всю душу природы в цветении. Весь порыв сил.

Приложить ухо к земле.

Летать с пчёлами в каждый цветок. Зачем?

Ведь это будет снято, а может, и нет — как получится. Всё равно, писать так, будто снимут точно так, как написано, и люди будут смотреть через сто лет — как летопись, как живопись.

ВНЕСТИ В ТЕКСТ СЦЕНАРИЯ

Такой ли мой герой, или не такой? Спрошу у людей — кто скажет правду? Ведь каждый уже носит его в себе, создав по своему образу и подобию.

Один скажет — он был бешеный, другой — глупый. Маленькие души уменьшат его до своих пигмейских размеров и скажут о нём свою пигмейскую правду: ругался, молчаливый, много ел и пил, ездил на ЗИМе — как раз те мелочи, которые, уменьшаясь до пигмейских масштабов (неразб.), делают даже великую личность понятной пигмеям.

Если спросить воробьёв — скажут, что орёл плохо летал в кустах и коноплях. А если орёл летает за облаками — спросить надо у орлиной стаи.

В селе Любимовка

ПОЧЕМУ?..

На собрании среди людей, очень сдержанных и мягких, один — пьяный. Блондин средних лет с выгоревшими на солнце усами, сравнительно опрятно одет. Сидит среди женщин. Он пьян.

Но, видя перед собой в президиуме прибывшее начальство — секретаря райкома и меня, — он изо всех сил старается быть корректным. Ему до боли хочется сказать что-то невысказанное, горькое. Его лицо полно страдания. Голос глухой и печальный. Он боится нарушить порядок. Несмело поднимает руку. И когда ему дают слово, он с сокрушением, вложив сложнейший подтекст, произносит лишь одно слово:

— Почему? Ну... ну, п-почему-у? Ах!

И прижимает кулак к сердцу. Что именно "почему" — я так и не понял. Но все остальные, кажется, всё поняли — и молча согласились.

Он был до крайности печален...

Потом, после собрания, подошёл к председателю и с тем же печальным выражением:

— Ах, я ведь совсем не это хотел сказать... И вот, понимаете, чувствую: перебрал грамм на пятьдесят, эх!..

Удивительно симпатичный человек.

1955 год

ФОН

5 I [19]55

Во всём фильме помнить: фон никогда не должен быть пустым. На втором, третьем и даже четвёртом плане всегда должно происходить что-то бытовое, предельно правдивое.

Тогда образы будут существовать в живой среде, а не в безвоздушном изолированном пространстве.

Иногда то, что происходит на фоне, может выходить на первый план. Это крупные детали, взятые из среды. Они короткие, идут под фонограмму главного действия.

Примечание. Дети, играющие возле президиума, женщины с детьми на руках, которым герои уступают дорогу, и т. д.

Час ночи, суббота, 12 ноября (1955)

//Писать только правду. Не предавать её ни при каких обстоятельствах. Помнить о времени, о народе, о своих годах.

Вознести её высоко и нести у самого сердца.

Катерину и Голика трактовать одинаково, без деления на положительных и отрицательных. Не бояться никаких страстей, никаких обобщений.

Бояться только лжи и передержки.

Думай неотступно только о великом. Подпиши природу под самого себя, и пусть вселенная отразит твою душу. Борись во имя чести. Если придётся снова быть раненым — проливай свою кровь, как благодатную росу, и улыбайся.

— Счастье, счастье... Обойдёмся и без него. Есть вещи важнее счастья.

— Какие?

— Какие? Долг. Обязанность.//

ПЕЧАЛЬ

//Горе может быть очень сильным. Но печаль не должна доходить до отчаяния, истерики. Это вообще не драма. Это наша жизнь. А жизнь — прекрасна. И люди, которые её создают, — в целом прекрасны.

Сцены печали должны быть лёгкими, как белые облачка. Неистраченная нежность должна быть найдена и выражена, философская мудрость и щедрость народа — творца, воина, художника.

Отсюда: сцена сожаления по поводу затопления, прощание с домом, или когда срубают грушу, прощание с сыновьями и т. п., и даже расставания в драматическом романе, если надо — пусть будут... пусть трогают и вызывают даже улыбку, но не страх и страдание. Во всём должно быть утверждение жизни, душевная красота народа.//

30 XII 1955

КРАВЧИНА

II — Мы же были с тобой кто? Самые обычные люди.

— Ну а теперь? Кто мы?

— Как кто? Теперь мы необычные люди. Я посмотрел сегодня на стройку, послушал, что говорят, — это совсем другой мир. По-настоящему необычный. До сегодняшнего дня, признаюсь тебе, хоть и прошёл войну, три ордена не добрал — не понимал жизни. Сегодня понял.//

1956 год

(1956)

Есть в этом сотворении моря что-то глубокое, нечто похожее на историческую судьбу нашего народа. Расширяются берега, новые морские горизонты волнуют сердца строителей.

По окончании этого фильма, очевидно, я отойду от своих прежних принципов и сниму "Тараса Бульбу" по Гоголю. Это — давнее желание моих друзей.

7 X [19]56

Полковник К. рассказывал такую историю о своём друге. Сюжет, достойный Шекспира. Во время вылета он был лучшим командиром звена. На глазах у боевых товарищей сбивает один за другим три вражеских самолёта, идёт на таран, сбивает четвёртый, сам горит, и в этот миг падает горящей кометой на вражескую территорию. Его память почтили торжественными словами. Посмертно наградили званием Героя Советского Союза...

Прошла мировая война. Оказалось — он упал живым. Полуобгоревший, изломанный. Его выходили. И вот... дома узнаёт: звания Героя его лишили и т. д., и т. п.

— Товарищи, за что?

— Как за что? Ведь был приказ о присвоении звания Героя...

— Да!

— Посмертно. А вы живой.

— Ну и что? Разве мой подвиг стал меньше от этого?

— Дело не в подвиге. Был приказ — посмертно. А раз вы живой, вы уже не соответствуете формулировке приказа. И потому...

— Что — потому?

— Потому вы — не Герой. Чтобы присвоить звание Героя — всё нужно представить заново. А где основания? Кто может подтвердить ваш подвиг?

— Те-то и те-то.

— Но ведь они все погибли...

— Так что же это получается, как же так?

— А так, что вы живы. Могли бы, попав в плен, застрелиться?

— Подождите... Что вы сказали?

— Если вы герой, как могли сдаться в плен?

— Я не сдавался. Я вместе с самолётом упал и чудом выжил в огне.

— Так. А где вы найдёте доказательства, что вы были в огне и ваши руки не могли держать пистолет?..

...Долго рассказывал мне полковник К., а я слушал и ужасался. Это был один из самых страшных рассказов моей эпохи...

7 XI 1956

Запишу перед сном: "Поэму о море" я хотел снимать совместно с Киевской студией. Договорился об этом с заместителем министра. Сказал ему:

"Я — сын украинского народа, и мне уже немало лет. Мой сценарий посвящён жизни украинского народа, действие происходит в Украине. Абсолютно ясно, что и снимать фильм нужно в Украине, в основном с украинскими актёрами. Иначе я себе этого не представляю. Иначе это будет нечто аморальное и, по сути, глубоко неестественное и дикое".

Он со мной согласился.

Не согласился только один деятель украинской некультурности.