За пределами боли Страница 14

страдаешь?..

Безболезненность… покой… вот и всё…

Покончи с этим… конец…

И в рокоте громов, и в погоне туч, в далёком вое волков я слышу непрерывно одно слово:

— Конец… конец… конец…

С последним усилием открываю глаза от Саба.

Поворачиваю винтовку, прикладываю конец дула к горлу и кладу замёрзший палец на спуск.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вдруг, будто не с этого света, доносится слабый, сонно-мечтательный голос Штранцингера:

— Далеко… там… солнце…

Винтовка выпадает у меня из рук.

Я смотрю в глаза Штранцингера.

Хочу вместе с ним искать солнце.

О, его слепые глаза!

Боже, верни ему зрение!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В последний раз смотрю в туманную даль, и моя душа ищет искру спасения.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И мои глаза глядят неподвижно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вдруг некое сладкое тепло начинает окутывать всё моё существо.

И так легко, так блаженно становится у меня на душе.

Закрываю глаза, а всё равно вижу какой-то новый мир.

Какой чудесный мир!

Боже! Этот мир мне знаком!

Белая хата…

Солнце рисует ветвями ясеня причудливые цветы на стенах…

Дым спокойно вьётся под синее небо…

Маленькие дети играются под хатой на солнце…

Я хочу идти к детям…

Мама держит меня, маленького, на руках и ласкает…

А я смеюсь, смеюсь…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Потом я уже взрослый…

Сижу в зелёном саду и слушаю, как вершины старой груши шепчут сказку веков.

Ко мне приходит мой маленький сын и ведёт за руку маму.

Мама становится за мной и закрывает мне глаза руками, а ребёнок при этом смеётся так сердечно!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я беру сына на руки…

Не могу понять, почему его ручки такие маленькие?..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но более всего меня удивляет одно:

Жизнь жены и сына кажется мне неразгаданной тайной… связанной с каким-то сокровенным событием…

Это событие живёт на дне моего сознания… но воспоминание о нём не может всплыть ясно наверх…

Я долго смотрю на них обоих и спрашиваю:

— Неужели вы оба и вправду живы, или это только ваши тени?...

— Что с тобой, любимый?

Откуда такой странный вопрос?..

Они оба хотят обнять меня.

— Не целуйте меня… мои родные… мои губы замёрзли… на них сидит смерть…

Оба плачут.

Я беру их за руки, и мы идём на солнце…

Наша тропа уже заросла травой…

Вокруг пшеничные поля волнуются…

Золотые колосья кланяются нам в приветствии…

А над нами — это чудо?

Синее небо ласково и приветливо улыбается…

Кажется, весь мир тонет в роскошном море света и тепла…

Солнце заглядывает в каждый уголок моей души и разгоняет все тучи…

И я прижимаю жену и сына к груди и целую их…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Свет берёт меня на свои лучистые крылья, ласкает, укачивает, лелеет меня…

На серебряных волнах света сверкают золотые и багряные искры…

Я лечу куда-то далеко…

Где они оба?..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Искры исчезают… свет бледнеет…

Темнеет…

Вокруг меня чёрная ночь…

И ночь бледнеет…

И я не вижу ни света, ни ночи…

Не вижу, не слышу ничего.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

V

Сон или явь?..

Словно сквозь туман, мерещится мне: лёд… какие-то холодные руки… вода… я в воде…

Это сон…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Какой-то голос зовёт…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Слышу родное слово:

— Друг… чудной казак… решился… купель… голый… холодно… узнаёшь меня?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Украинское слово постепенно возвращает меня к сознанию.

Узнаю своего товарища по неволе Василя Романишина.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Он рассказывает:

— Знаешь: я отстал — заболел.

К счастью, ехали на лошадях сербские врачи с пленными австрийскими, и они посадили меня на коня.

У обочины видим шестерых человеческих силуэтов, сидящих, склонившись, вокруг костра и наполовину занесённых снегом.

С жутким чувством я подошёл ближе и узнал тебя.

Слез с коня, посмотрел внимательнее — и от страха чуть не упал.

К счастью, твоё сердце каким-то необъяснимым чудом ещё билось.

Сразу я позвал всех врачей, и мы начали растирать тебя снегом и спасать лекарствами, но ты всё равно оставался без сознания.

Мы решились на крайний шаг и привезли тебя к этому ручью.

Теперь только немного выдержи в воде — и, слава Богу, будешь жив.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Где мои товарищи?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Остались на горе, сидят вокруг костра.

— Костёр горит?

— Нет, потух.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Они мертвы?

— Не думай сейчас об этом…

Тяжёлое молчание.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Где они… оба?..

— Они живы и ждут тебя.

Долгое молчание.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И вдруг из моих глаз прорвались две большие тяжёлые слезы, горячие, как кровь.

И покатились по измученному лицу, словно два камня по иссохшей, бурей побитой, громами изрытой земле.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И тихо исчезли подо льдом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Эльба, 1917

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 — Мункач — Мукачево.