Оргия Страница 2

Постой.

(Выламывает из лаврового куста две ветви, связывает их в венок и становится на постамент колонны в позе богини победы Нике, протянув руку с венцом).

Иди сюда! Склоняй гордое чело!

Антей подходит, всё улыбаясь, и склоняет голову перед Евфрозиной, а у неё улыбка борется со слезами искреннего волнения, когда она кладёт брату лавры на голову.

Н е р и с а

(молоденькая, стройная, необычайно грациозная, аккуратно одетая, становится на пороге гинекея и удивлённо вскрикивает)

Что это такое?

Евфрозина, смутившись, спрыгивает с постамента.

А н т е й

Это Нике увенчала
своего поэта. А когда и харита
ему подарит гранат или розу,
он будет одарён всем тем,
что дозволено желать смертным.

Е в ф р о з и н а

(чувствуя себя неловко под холодным взглядом Нерисы)

Вон роза расцвела...

(К Антею).

Однако Нике
в кухню должна — помочь маме, —
ведь у нас сегодня пир настоящий:
купили рыбы, а как раз вам тётка
дала вина и пару голубят.
Когда я ещё напеку пряников,
так и Меценат пирушке позавидует!

(С чуть вынужденным смехом исчезает в дверях гинекея).

Н е р и с а

Странная эта Евфрозина — всё ей смешно!

А н т е й

Что ж, молода...

(Снимает лавры с головы, держит их в руке, позже кладёт на скамью возле себя, сев).

Н е р и с а

А я ведь, пожалуй, моложе,
однако...

А н т е й

«Однако иногда хмурюсь», —
так ты хотела сказать?

(Смеясь, обнимает её, она сдержанно принимает его ласки).

Что с тобой?
Ты нездорова или кто обидел?

Н е р и с а

А ты и не знаешь? Наверно, уже и соседи
наизусть выучили ту речь,
про мой выкуп, про приданое Евфрозины,
что мать твердит почти каждый день.

А н т е й

Уж прямо каждый день!

Н е р и с а

Так в этом есть и правда.
Мне самой неловко в глаза смотреть
Евфрозине.

А н т е й

Евфрозина
тебя ни в чём не винит.

Н е р и с а

Знаю.
Она недаром в тебе Антигону видит...

А н т е й

Нерисочка! Ну это уж стыдно —
подслушать и потом ещё корить.

Н е р и с а

Подслушать! У нас не такие палаты,
чтоб не было из угла в угол всё слышно!

А н т е й

(немного задетый)

Палаты нынче только у римлян.
Надо было тебе пойти за Мецената.

Н е р и с а

(мягче, чем раньше)

Я не корю тебя, что ты беден,
но разве есть жена, что не желает
своему мужу достатка?

А н т е й

Ну и себе при том.

Н е р и с а

И себе.
Разве это плохо? Я вправду не создана
для того, чтоб весь день ходить в ярме,
как твоя сестра.

А н т е й

Да ты и не ходишь.

Н е р и с а

А думаешь, от этого мне легче?

А н т е й

Кабы не легче, ты бы сама работала.

Н е р и с а

У людей на то есть рабыни...

А н т е й

Нериса,
от тебя это странно слышать.

Н е р и с а

Потому что я и сама рабыней была?
Так что ж, я бы и на воле зарабатывала
тем же, чем тогда, если б ты позволил.
А раз теперь я никому не нужна,
всем помеха, как высокий порог, —
то в этом виноват ты!

А н т е й

Ну, довольно, милая...

Н е р и с а

Позволь мне в театр поступить, —
я твою сестру золотом осыплю
и стану для матери невесткой любимой,
ведь больше я за танцы заработаю,
чем ты за песни да за науку искусства.

А н т е й

Нериса, довольно! То тоска твоя говорит,
и в этом, правда, я виноват. Прости!

(Целует её, она склоняется к нему с видом невинно обиженного ребёнка).

Моя любимая! Сокровище моё! Не дам,
не дам тебе той наглой черни!
Не пойдёшь ты на оргии к ней, —
она не знает, что такое истинная
святая оргия, установление божье!

Н е р и с а

Ты был когда-нибудь на оргии?

А н т е й

Давно.
Ещё подростком. Когда была в Коринфе
гетерия певцов, тайная, конечно,
ведь всякое сообщество — преступление
по римскому разумению.

Н е р и с а

И что же? И очень пышны
были у вас оргии?

А н т е й

Суди сама.
Собирались мы всё по таким домам,
как мой, к примеру...

Н е р и с а

(разочарованно)

Ах, так!..

А н т е й

У нас в кратерах
вода всегда властвовала над вином.
Цветы бывали у нас лишь в ту пору,
когда они цвели в садах и в поле,
а как в тартар Персефона возвращалась,
то уносила все красы с собою.

Н е р и с а

Разве ж бывают оргии без цветов?

А н т е й

У нас бывали, да ещё какие буйные!

Н е р и с а

Но, говоришь, они были тайные?
Так как же буйных тех оргий не слышали
снаружи люди?

А н т е й

Разве могли
снаружи слышать, как сердца у нас стучали?
Иль свет сиянья наших взоров
пронзал каменные стены и завесы?

Н е р и с а

А ваши песни?

А н т е й

О, они звучали
могуществом натхненья, а не шумом.
И в сдержанном дыхании струн тихих
мы угадывать знали ураганы,
что клокотали в сердце у певца.
У нас кудри бурные, как тирсы, были,
взоры взывали: «Еvoe Bacch!»\*
Пускай бы даже в кратерах была вода,
мы всё равно домой сходили пьяные.
О, как хотел я, чтобы хоть раз попала
на оргию такую! В святом безумстве
ты бы в танце металась, словно менада!

* Да здравствует Вакх! (лат.) — Ред.

Н е р и с а

Бывала я на оргиях не раз.

А н т е й

Но не на тех!

Н е р и с а

Быть может, на лучших.

А н т е й

Такого быть не может.

Н е р и с а

Я не знаю,
какие были ваши, но те самые,
куда меня водили в детстве,
были как сны роскошные.

А н т е й

То грех —
водить детей на оргии такие!

Н е р и с а

Моя матушка вынуждена была.

А н т е й

Я знаю...
Прости, сказал я глупое слово.
Я должен помнить, как тяжко
рабыне-танцовщице сердце рвалось,
когда она свою единственную дочку,
что только выросла из младенчества,
вела на то позорище.

Н е р и с а

Ничего
мне про то матушка не говорила.
Я шла всегда на оргию весёлая,
там сладостей я ела досыта,
и забавы перепадали часто,
ведь гости баловали меня...

А н т е й

Не вспоминай!
Мне холодеет, как подумаю... Наверно,
те ласки были грубые и склизкие,
и каждое их слово грязью было.

Н е р и с а

Не знаю, я тогда не понимала
ни слов похабных, ни грязных их взглядов,
но красоту я чувствовала даже малой,
и сердце трепетало от похвалы,
как струнка под плектроном на лире.
На помосте высоком мы вдвоём
были, как радуги — большая и меньшая —
на ясной верховине. Покрывала
прозрачные, цветные, лёгкой дугой
перекидывались над облачка
златистых ароматных курев. Мне тогда
казалось, что я танцую
на облаках небесных, а с земли
доносились ко мне лишь только цветы.
То гости кидали в нас цветы,
не помнясь от горячего восторга...

А н т е й

А в тех цветах таился невидимый
холодный змей разврата и презренья.

Н е р и с а

Сказала ж я, что я того не знала!

А н т е й

Но ныне знаешь ты, чем могут быть
рабынь-танцовщиц жалкие забавы для римлян,
и знаешь точно, что бы с тобой случилось,
когда б средь оргий тех ты подросла
так, как твоя несчастная матуся,
что погибла, как игрушка поломанная,
в забвении, в болезни и в презренье.

Н е р и с а

Я помню, что тебе я благодарна.
Не бойся, я того не забываю.

А н т е й

Нериса! Разве ж я того хочу?

Н е р и с а

Нет-нет, я не должна забывать,
что человеком сделал ты меня,
«маленькую мартышку из Танагры».

А н т е й

Довольно!
Не нравится мне, когда ты так говоришь,
и прозвища того я не терплю,
что римляне грубые давали
эллинской нежной деточке.
Они завидовали, что их римлянки
были тяжелы и неуклюжи рядом с тобой,
моей «ветроногой» Нерисой!

Н е р и с а

(задумчиво)

И на что мне то?..

А н т е й

Что именно, милая?

Н е р и с а

Та самая «ветроногая лёгкость», как ты зовёшь...
Ведь я уже не танцовщица.

А н т е й

Как, Нериса?
Разве тебя не радует похвала
моя и наших скромных, верных друзей?
Разве ж то мало — быть в нашем доме
сокрытым кладом, но дорогим,
таким, какого нет и у самого цезаря?

Н е р и с а

Сокрытым кладом... Я скажу по правде:
я щедрее уродилась, чем ты.
И ты ведь тоже клад, Антей, но мне
не в радость то, что лиры твоей звуки
не слышит свет широкий, только я
да горстка малых слушателей твоих.
Нет! Если б сила, я б тебя сама
поставила на пьедестал высокий,
как статую Аполлона-кифареда!
И пусть бы мир наполнился весь песнями,
что ты тогда творил бы в высоте!

А н т е й

Думаешь, может вдохновенье
возвыситься от пьедестала?

Н е р и с а

Конечно! Я в том уверена!

А н т е й

Ты дитя...
Но если ты так любишь пьедесталы,
то будь утешена, ведь наш Федон
уже изваял в образ твой Терпсихору
и дал ей пьедестал высокий, знатный.

Н е р и с а

А где ж он эту статую поставит?

А н т е й

К нам принесёт.

Н е р и с а

Здесь и оставит?

А н т е й

Конечно.
То будет дружеский нам дар от Федона.

(Пауза).

Ты что-то притихла, будто загрустила.
Чего, Нериса?

Н е р и с а

Я думаю сама,
сколько ещё укроет этот дом
в себе сокровищ скрытых, словно гробница.

А н т е й

Не нравится мне то в тебе.

Н е р и с а

Когда здесь станет каменная Терпсихора,
я от неё возьму молчанье.

А н т е й

Нериса, ты сегодня своенравна.

Н е р и с а

Ну что ж, тогда я уйду.

(Встаёт).

А н т е й

(удерживает её, обняв)

Нет-нет, родная!

Н е р и с а

(вырываясь)

Отпусти меня!

Слышен стук во двор. Кто-то пришёл к тебе.
Нериса уходит в гинекей. Антей открывает ворота и впускает Федона — молодого скульптора.

А н т е й

Здравствуй, Федон!

Приветствуют друг друга.

Ф е д о н

Я лишь на минутку,
так некогда!

А н т е й

Почему? Работу имеешь?

Ф е д о н

Работу я уже закончил,
но тут новые хлопоты — собираюсь
на господскую оргию к Меценату!

А н т е й

(изумлённо)
Тебя пригласили?

Ф е д о н

Вместе с тобою.

А н т е й

Ты шутишь или издеваешься?

Ф е д о н

Я правду говорю,
ведь я пришёл тебе передати
приглашение.

А н т е й

Кто ж его тебе принёс?

Ф е д о н

Я сам получил, побывши у Мецената.

А н т е й

Ты был у Мецената? Зачем?

Ф е д о н

По делу...
И знаешь, я никак не сподевался,
что он такой.

А н т е й

Какой?

Ф е д о н

Такой приветный,
и не похоже, что великий пан,
говорит так...

А н т е й

Да что ж тут удивляться?
Что вельможный хозяин пустил на порог
художника убогого? Или, может, тому,
что и римлянин иногда способен
в искусстве разбираться?

Ф е д о н

О нет, не «немного»,
а он знаток великий, настоящий!
Ведь он и тебя первым оценил.

А н т е й

Он первым? Но у меня давно была школа,
ещё когда Мецената не было в Коринфе.

Ф е д о н

Что школа! Она к славе так относится,
как глиняная патера к скульптуре.

А н т е й

Да уже было что-то вроде славы,
когда тот пан узнал тогда про меня.

Ф е д о н

Сказать по правде, случай слепой
принёс молву о тебе: один твой ученик
захотел войти в хор панегиристов
и в доказательство своей умелости
пропел твою эпиталаму,
ту самую, что сложил ты на свою же свадьбу.

Антей делает движение раздражения, но Федон, не обращая внимания, продолжает дальше.

Мы с Меценатом пришли как раз на то,
я рассказал ему, кто автор песни,
и тут же он поручил мне
тебя просить на оргию к себе,
а это немало значит, милый друг.

А н т е й

(сдерживая досаду, вызванную последними словами Федона)

Какое же ты мог иметь к нему дело?

Ф е д о н
Он статую купил недавно у меня,
вот я её к нему и проводил,
чтоб рабы, неся, её не повредили.

А н т е й
Какую ж ты статую ему продал?

Ф е д о н
Прости...