И не вижу,
Что с той стороны, словно из ямы,
Щурится глазёнками котёнок —
А то два фонаря горят
Возле апостольских врат.
Я опомнился, осенил себя
Святым крестом и трижды сплюнул,
И снова начал думать
О том же, что и прежде думал.
13 ноября [1860, С.-Петербург]
* * *
"Бывали войны и воинские ссоры…"
Бывали войны и воинские ссоры:
Галаганы, и Кисели, и Кочубеи-Наги
Добра того бывало немало.
Прошло всё, да не пропало,
Остались шашели: грызут,
Жрут и тлят старый дуб…
А от корней тихо, любо
Зелёные побеги растут.
И вырастут; и без топора,
Как заревёт и загудит,
Казак без коня упадёт,
Разрушит трон, порвёт порфиру,
Раздавит вашего кумира,
Людские шашели. Няньки,
Дядьки отечества чужого!
Не станет идола святого,
И вас не станет,— будяки
Да крапива — и больше ничего
Не вырастет над вашим трупом.
И станет грудой на груде
Смердящий гнев,— и всё то, всё
Понемногу ветер разнесёт,
А мы помолимся богу
И небогатые, небедные.
26 ноября [1860, С.-Петербург]
* * *
Н. Т. ("Великомученице кумушка!")
Великомученице кумушка!
Глупа ты и неразумна!
В раю весёлом выросла,
Розовым цветом процвела
И рая прекрасного не узрела,
Не видела, потому что не хотела
Взглянуть на божий день,
На светлый свет животворящий!
Слепа ты была, незрячая,
Немига сердцем; спала день
И спала ночь. А вокруг тебя
Творилось, росло, цвело,
И процветало, и на небо
Хвалу творцу возносило.
А ты, кумушка, спала, спала,
Гордилась, да девичествовала,
Да ждала, ждала жениха,
Да целомудрие хранила,
Да страх боялась греха
Прелюбодейного. А сила
Сатурнова идёт и идёт,
И грех тот праведный плетёт,
В седые косы заплетает,
А ты будто недосмотришь:
Девичествуешь, молишься, да спишь,
Да матерь божию гневишь
Своим смирением лукавым.
Проснись, кума, пробудись
Да вокруг себя оглянись,
Наплюй на ту девичью славу
Да искренним сердцем, нелукаво
Хоть раз, сердечко, согреши.
2 декабря [1860, С.-Петербург]
* * *
"Сошлись, поженились, соединились…"
Сошлись, поженились, соединились,
Помолодели, подросли.
Рощицу, садочек развели
Вокруг хатки. И гордились,
Словно князья. Дети играли,
Росли себе да вырастали…
Девочек москали украли,
А мальчиков в москали забрали,
А мы как будто разошлись,
Словно брались — не соединялись.
5 декабря [1860, С.-Петербург]
* * *
"Кума моя и я…"
Кума моя и я
В петербургском лабиринте
Бродили мы — и тьма, и тьма…
"Пойдём, кум, в пирамиду,
Зажжём светильник". И зашли,
Елей и миро принесли.
И щегольский жрец Изиды,
Чёрненький и кавалер,
Скромненько длань свою простёр,
И хор по мановению лакея,
Или то жреца:
"Во Иудее Бысть царь Саул".
Потом хор
Взревел из Бортнянского. "О, скорбь,
О, скорбь моя! О, скорбь великая!"
[Вторая пол. сентября — декабрь 1860, С.-Петербург]
* * *
"Не покинуть ли нам, небого…"
Не покинуть ли нам, небого,
Моя соседушка убогая,
Стихи никчёмные слагать
Да приниматься собирать
Возы в далёкую дорогу,
В тот свет, друг мой, к богу,
Потопаем отдыхать.
Устали мы, и поизносились,
И разума-таки набрались,
Так и будет с нас! Пойдём спать,
Пойдём в хату отдыхать…
Весёлая хата, чтоб ты знала!..
Ой не пойдём, не пойдём,
Рано, друг, рано —
Походим, посидим —
На этот свет поглядим…
Поглядим, моя доля…
Видишь, какой широкий,
Да высокий, да весёлый,
Ясный и глубокий…
Походим же, моя звёздочка…
Взойдём на гору,
Отдохнём, а тем временем
Твои сестрицы-звёзды,
Вечные, под небом
Поплывут, засветятся.
Подождём же, моя сестра,
Жена святая!
Да нескверными устами
Помолимся богу,
Да и двинемся тихонечко
В далёкую дорогу —
Над Летой бездонною
И мутною.
Благослови меня, друг,
Славой святой. 14 февраля
А пока то, да сё, да это…
Пойдём прямо-напрямик
К Эскулапу на совет,
Не обманет ли он Харона
И Пряху-Парку?.. И тогда,
Пока бы чудил мудрый дед,
Сочиняли бы, лёжа, эпопею,
Парили бы всюду над землёю,
Да всё бы гекзаметры плели,
Да на чердак бы отнесли
Мышам на завтрак. А потом
Пели бы прозу, да по нотам,
А не кое-как… Друг мой,
О, мой спутник святой!
Пока огонь не остыл,
Пойдём лучше к Харону —
Через Лету бездонную
И мутную
Переплывём, перенесём
И Славу святую —
Молодую, вечную.
А то к чёрту её, друг,
И без неё обойдусь —
Да как буду в силах,
То над самим Флегетоном
Или над Стиксом, в раю,
Словно над Днепром широким,
В лесу — в извечном лесу,
Поставлю хатку, садочек
Вокруг хатки посажу;
Прильнёшь ты в прохладке,
Тебя, как королеву, посажу.
Днепр, Украину вспомним,
Весёлые сёла в лесах,
Могилы-горы на степях —
И весело запоём…
15 февраля [1861, С.-Петербург]
* * *
"За что мы любим Богдана…"
За что мы любим Богдана?
За то, что москали его забыли,
В дураки немчики обули
Великомудрого гетмана.
1845-1846
* * *
"Если б ты, Богдан пьяненький…"
Если б ты, Богдан пьяненький,
Теперь на Переяслав взглянул!
Да на Замчище поглядел!
Опился бы! крепко опился бы!
И прославленный казачий
Умный батюшка!.. и в вонючей
Еврейской хате похмелился бы
Или в луже утопился бы,
В свином болоте.
Аминь тебе, великий муж!
Великий, славный! да не очень…
Если б ты на свет не родился
Или в колыбели уже упился…
То не купал бы я в луже
Тебя преславного. Аминь.
18 августа 1859 в Переяславле
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ
МОСКАЛЕВА КОЛОДЕЗЬ
Поэма (первая редакция)
Я. Кухаренко
— Не стоит, ей-богу, жить на свете!..
— Так иди топись! — А жена! Дети?
— Вот то-то, видишь, не враки!
А сядь-ка да напиши
Эту быль… То, может,
Иначе скажете, племянничек.
Пиши вот так: было
Село.
Чтоб не лезть на чужбину,
Пиши: у нас на Украине.
А в том селе вдова жила,
А у вдовы дочь была
И сын-семилеток.
Добро, имея деток,
В достатке, хвалишь бога…
А вдове убогой
Наверно, не до того,
Ведь залили за шкуру сала,
Чуть не пропала.
Думала — в монахини
Или идти топиться,
Так жаль стало малых деток!
Обычное дело, мать, что и говорить!
А может, снился ей и зять:
Ведь уже Катруся подрастала,
Разве ей век девичествовать,
Томиться в тоске попусту?..
Нет, девица она не та!
Всё в том же селе, работящий!
(Потому что сироты — везде лодыри)
В наймах вырос сирота,
Словно отцовское дитя!
То так, то сяк
Насобирал сиромаха денежек,
Одежду справил, жупанчик
И ни отсюда, ни оттуда,
На ту сиротскую копейку
Купил садик и хатёнку,
Поблагодарил за хлеб и соль
И за науку добрым людям,
Да к вдовице прямо
Шуршать за рушниками!
Не торговались со сватами,
(Как водится у панов)
Не торговался и батюшка
На диво всем, на чудо!
За три копы обвенчал в будний день…
Просохли глаза у вдовы,
Вот так-то, друг мой, живи,
И весело на свете будет.
И будет стоить на свете жить,
Если есть кого любить.
Хотя говорят ещё так, племянничек:
Себя люби — и бог поможет.
А придётся умирать?
Сдыхать над деньгами? Нет, племянничек!
Любовь — господня благодать!
Люби же, мой друг, жену, деток;
Делись с бедным заработком,
И легче будет зарабатывать.
Поженились молодые.
Дивились люди,
Как это они, эти сироты,
Жить на свете будут?
Прошёл год, прошёл другой,
Снова дивились.
Откуда у тех сирот безталанных
Добро это бралось?
И в амбаре, и во дворе,
И на току, и в поле,
И деточки как цветочки,
И сами чернобровые,
В жупанах щеголяют,
Нищих приглашают
На обеды, а богатые
И так не проходят мимо.
Не проходили, себелюбы,
Да всё жалели,
Что сироты таким добром
Нищих кормят!
"Если портится, так продали бы,
Ведь у них дети!.."
Вот послушай, что творят
Зависть на свете
И прожорливость ненасытная.
Ходили, ходили,
Пока ночью, из зависти,
Хату не подожгли!
Будь это хоть какие вельможи просвещённые:
То и не жаль бы было; не так ли?
А то серенький сивяк
Вот так лютует. Тяжко, брат,
Людей на старости лет распознать.
А ещё хуже — с молоду
Змею лелеять.
Очарует змеиными
Карими глазами…
А пропало тебе, забыл, глупец,
Что смерть за плечами.
Дотла всё сгорело,
И дети сгорели,
А соседи — и богатые,
И бедные — радовались.
Богатые, мол, радовались,
Что богаче стали,
А бедные — тому рады,
Что с ними сравнялись!
Сошлись жалеть,
Жалость выражать.
"Жаль, жаль!
Если б знали,
Копеечку бы скопили,
Так всё-таки было бы не так…
А что, Максим!
(Ведь его Максимом звали.)
Продай скотину
Да иди ко мне в наймы,
Что будет — то будет.
Будем снова чумаковать,
Пока выйдем в люди,
А там опять…" Поблагодарил
Максим за совет.
"Погляжу ещё, как там будет;
Если не дам ради,
Тогда уж, верно, надо
Идти в наймы снова…
Где же моя Катерина,
Моя чернобровая!..
Она меня всегда советовала,
И теперь посоветует!.."
Да последняя та рада
Навеки повредит.
Волы твои и коровы
Вместе подохли,
А Катруся с солдатами
Куда-то умотала!
Теперь вот так пиши, племянничек.
Максим подумал, погоревал;
А потом богу помолился,
Дважды сказал: — Боже! Боже! —
И больше ничего.
От царицы
Пришёл указ лбы брить.
"Не дал вдове утопиться,
Не дам и с сумой ходить!" —
Сказал Максим и землю покинул.
Ведь вдовьего, видишь, сына
В приём община отвезла.
Вот такие тёмные дела
Творятся тайком на этом свете!
А вас, грамотных, надо б бить,
Чтобы не кричали: "Ах! аллах!
Не стоит, не стоит на свете жить!"
А что ж тёмные не кричат?
Разве живут они? И знают
(Как вы сказали) благодать,
Любовь?..
Что, что? Недослышал…
Они, скажу вам, влачат.
Или, по-вашему, растут,
Как та капуста на огороде.
Вот так по-вашему! Ну, ладно,
Пусть себе и не живут…
А всё скажу-таки: как хочешь,
А вы им жить не даёте,
Ведь вы для себя живёте,
Закрыв грамотные глаза.
Впрочем, если будем так писать,
То и до вечера не кончим.
Ну, где же тот безталанный зять?
Вернулся вдовиченок домой,
А зять ушёл в солдаты.
Не жаль было его никому,
Да ещё и смеялись в селе!
А впрочем, право, не знаю,
Возвращалась ли
Катерина к матери,
Или так и пропала?
Был слух, что остриженной
В Умани водили
По улицам — украла что-то…
Потом утопилась.
А всё то — знаешь, люди
И утопят, и задушат!
А может, правда это
Как груши на вербе.
Знаю только, что про неё
И песню сложили.
Я слышал тогда, на досветках
Девушки пели:
"Шелесь, шелесь по дубраве,
Шапки хлопцы погубили,
Только наймит не потерял,
Вдовицу полюбил…"
Срамная, пусть ей лихо!
Минали года тихо, тихо, —
Так и пиши, — и за грехи
Карались господом ляхи,
И пугал Пугач над Уралом.
Поэты в одах восхваляли
Войну и царицу. Только мы
Сидели тихо, слава богу.
После великой зимы
Вернулся и Максим безногий.
В походе, говорит, потерял,
Зато серебряный крестик заработал!
— Чего он пришёл?
Нет у него хаты,
Ни сестры, ни брата, никого нет.
Чего ж он приполз?
— А кто его знает!
Слыхал ли ты, что говорят: легче умирать
Хоть на пепелище
В своей стороне,
Чем в чужой в палатах.
Слыхал ли ты? — Да нет.
Эй, дядюшка, быстрее, быстрее будем писать,
А то спать хочется и вам, и мне.
Загрустил солдат-калека,
Где ему приткнуться?
Вдовиченок в пикинёрах,
Вдова на том свете!
К кому же он прижмётся?
Где перезимует?
Уже осень близко,
Зима лютовать станет.
Нет ему в свете доли,
Улетела в поле!..
Попросился зимовать
К дьячку в школу.
Ведь и грамоте, спасибо,
Солдаты научили,
И косу носил, потому что и солдаты
Тогда, видишь, носили
Седые косы с кудрями
Все до одного
И мукой посыпали —
Бог их знает, для чего!
Максим, будучи грамотный,
Бывало, помогает
И на клиросе дьяку,
И псалтырь читает
Над покойниками.
И хавтуры
Со школьниками носит.
А в Пилипков пост, сирома,
Христа ради просит!
Ничего, знай, своё пиши,
Да перед людьми не ври.
Хоть бы тебе худое слово
Кто от него услышал.