Пан Зефірин встал над ним и смотрел, как он, всё ещё онемевший от страха, пытается встать — и не может.
— Ха-ха-ха! Вот это доктор! Вот это мужчина! Тьфу! — закричал пан Зефірин, схватил его с выражением отвращения за руку, дёрнул изо всей силы и поставил на ноги ещё более перепуганного.
— Про... про... прошу ясного пана, — лепетал ошеломлённый Фледермаус.
— Что такое, мой дорогой друг?
— Про... про... прошу, — я хочу домой поехать.
— Домой? Боже мой, а здесь разве не дом?
— К себе, в город.
— Ну, и что же, разве я вас не пускаю? С богом! Счастливого пути! Только я ещё раз скажу — вы, наверное, больны. Может, вас отвезти?
— Ох, у меня есть лошадь! Я не болен, я сам доеду.
— Ну, так чего же ждёте? А, может, вам заплатить за этот... как его... за диагноз моей жены? Я готов. Немедленно! Только пройдёмте в мой кабинет, составьте счёт — я в ту же минуту.
— Нет, нет, нет! — замахал руками жидок, обливаясь смертельным потом. — Зачем? Я — так...
— Ну, как хотите, — ваше не уйдёт. Не хотите сегодня — найдём другой раз. А как вы думаете? По совести скажите: поправится моя жена или нет?
— О, поправится, поправится, только прошу, дайте мне уехать домой!
— О, мой добрый друг, уезжайте, уезжайте, лишь бы она поправилась!
Жидок всё ещё неуверенным шагом побрёл под навес, но тщетно пытался забраться на коня: ни руки, ни ноги — ничего не слушалось. Пан Зефірин сам его и посадил.
— Ну что ж, провожу вас до самых ворот, вижу, что вы как-то нездоровы, — сказал он, беря поводья в руки.
— Ох, не нужно, не нужно! — лепетал жидок, но без толку. Пан Зефірин держал и его, и коня в своих руках. Поехали.
— Ну, бывайте здоровы, пане Фледермаус, не поминайте лихом, — сказал пан Зефірин. — Но стойте, седло у вас как-то плохо сидит! — И он «поправил» седло, да так, что лошадь сразу стала на дыбы, потом задом вверх фыркнула, а затем, резко встряхнувшись всем телом, рванула как бешеная и понеслась вихрем по ровной дороге. Фледермаус ни звука не издал, но изо всех сил цеплялся за коня руками и ногами. Вдруг лошадь встала и начала пятиться назад, то на задние ноги вставала, то фыркала, задирая зад. Когда это не помогло, она повернулась задом влево, разок другой метнулась бешеными скачками по кругу, а потом снова рванулась вперёд, копытами роя землю. Примерно через пятьсот шагов она опять остановилась и вновь — те же манёвры. Но теперь дело происходило над глубоким оврагом, на дне которого торчали крупные камни, а местами рос терновник. Пятясь назад, то влево, то вправо, конь задними ногами шлёпнулся в овраг. Фледермаус только икнул — и кубарем с коня полетел в яр, а лошадь — сверху на него.
Пан Зефірин из-за ворот наблюдал эту бешеную скачку, но сердце его было, будто окаменело — ему не было жаль жидка. Он не чувствовал к нему ненависти, лишь отвращение, как к жабе, которую без жалости убивают камнем. И только когда увидел, что конь и всадник рухнули в яр, он медленно, не спеша, пошёл туда.
Ещё не дошёл и до половины пути, как конь выбрался из оврага, но уже без всадника и без седла. Вышел, остановился, видно, изрядно ушибся и испугался — хрипел и копытом рыскал по земле. На дне оврага стонал Фледермаус.
— Боже, да что же здесь случилось! — воскликнул пан Зефірин, будто неожиданно наткнувшись на эту несчастную аварию. — Пан Фледермаус, что с вами такое? Упали, покалечились?
— Ох, упал! Руку сломал! — стонал жидок, с трудом поднимаясь. Левая рука его действительно безвольно висела — была сломана выше локтя.
— Руку сломали! Вот неудача! Идёмте, я вам помогу, — хорошо, что до меня недалеко, — там вас осмотрим, перевяжем и отвезём домой.
— Нет, нет, нет, не хочу к вам, — закричал жидок. — Я сам на своём поеду, — правой рукой! Только помогите оседлать и подсадите! Поеду, поеду, это недалеко! Ой-ой-ой!
Пан Зефірин, зло улыбаясь, оседлал коня, предварительно выбросив в сторону тот самый терновый сучок, который он перед тем подложил под седло. Стонущий и проклинающий весь свет и самого себя, Фледермаус поехал домой. Сломанная рука безвольно висела у него сбоку, причиняя страшную боль.
А пани Целина в тот же день выздоровела, и как же теперь она любит пана Зефірина! Правда, с ирригацией ничего не вышло: машину, как разобрали, так и не собрали обратно, а главные части кузнец из имения перековал на подковы, только труба от помпы до сих пор гниёт во дворе, заржавела и наполовину погрузла в болото. Тем не менее, пан Зефірин пользуется славой прогрессивного и рационального хозяина, а на первом заседании комиссии по развитию краевого земледелия снискал бурные аплодисменты за свою «глубоко продуманную и блестящую», — как писали газеты, — речь о культурной миссии помещика среди сельской общины.