Для меня
уголок тот, где посадил бы я цветок,
казался бы целым миром... Я забыл,
что ты живёшь на воле, что для тебя
привлекательного нет совсем там,
где я живу, и даже быть не может...
О к с а н а (тихо, склонив голову)
Отчего ж ты так в этом уверен?
Ты будто думаешь, что я и вправду
какое-то растение, что во мне нет
ни сердца, ни души...
(В голосе слегка звенят слёзы. Она обрывает).
С т е п а н (снова берёт её за руку, она не сопротивляется)
Оксана, звёздочка!..
Прости... я сам не знаю... я не смею...
(с порывом)
Нет, я не могу, я не в силах
тебя оставить!
(Прижимает Оксану к себе).
Душенька, скажи,
любишь ли ты меня! Скажи хоть слово!
О к с а н а
Разве ж я стояла бы с тобою так?
(Прячет лицо у него на груди. Немая сцена).
С т е п а н
Я завтра сватов пришлю к тебе.
Отец твой их примет?
О к с а н а
Отец очень
тобой доволен, и матушка тоже.
С т е п а н
Что только дам тебе я на чужбине
вместо веселья родного края?
Свою любовь верную, больше ничего...
О к с а н а
Не думай, будто я пустая барышня,
что только думает о забавах
да ухаживаниях. Эти трудные времена
мыслить серьёзно и девушек научили.
Если б ты знал, как мука кровь гнетёт!..
С т е п а н
Кровь?
О к с а н а
Да. Не раз, вернувшись из похода,
рыцарство с нами забавляется на танцах.
Протянет руку рыцарь, чтоб взять
меня в танец, а мне чудится,
что та рука вся красная от крови,
от крови братней... Такие забавы
не веселят меня... Пожалуй, никогда
не приняла б я перстень из руки
такого рыцаря...
(Гладит ему руку).
А эта рука
от крови чиста.
С т е п а н
Это не все считают
за честь.
О к с а н а
А я сразу привязалась
к тебе сердцем за твою кротость.
Скажи, все ли такие в твоей семье?
С т е п а н
Семья у нас мала: сестра, и матушка,
да брат маленький. Да, они у меня
все недурны.
О к с а н а
Твоя матушка, может,
не взлюбит незнакомую невестку?..
Что я тогда начну там на чужбине,
так далеко от рода?
С т е п а н
Нет, Оксана,
того не бойся. Мать будут рады,
что привезу я жену с Украины, —
мой отец, умирая, желал,
чтоб я женился где-нибудь в родном краю.
Тебя ж маленькой мать помнит.
(Снова прижимает её).
Да и кто ж бы не полюбил моей доли,
голубушки Оксаночки моей?
Это только в песне все свекрови люты,
а ты увидишь, как моя матушка
тебе за родную станет.
О к с а н а
Дай-то бог!
С т е п а н
Мне теперь кажется, что нигде
на целом свете уж нет чужбины,
пока мы вдвоём с тобою. Вот увидишь,
какое мы там гнёздышко свьём,
хоть и в Москве. Ничего ж там чужого
в нашей хатке не будет, — правда?
О к с а н а
Конечно. И, знаешь, я что-то не очень
боюсь той чужбины.
С т е п а н
Со мною?
О к с а н а (улыбается)
А то ж, что с тобою. Но и так,
разве ж то уж такая чужая страна?
Ведь вера там одна, и язык
я вроде немного понимаю, как говорят.
С т е п а н
Да и язык выучить недолго...
ну, разве что немного твёрдый... Да пустяки!
Оксаночка у меня умница, —
всему научится.
О к с а н а
Не хвали слишком,
а то сглазишь!
(Немного посмурнела).
Я уж и так боюсь...
С т е п а н
Чего, милая?
О к с а н а
Как-то вдруг
это счастье свалилось. Я такого сроду
не видала... Все подруги мои,
те, что замуж вышли, много имели
и горя, и забот перед свадьбой,
а я...
С т е п а н
Так ещё подожди! Вот, может, завтра
твой батюшка мне порог укажет.
О к с а н а
Нет, нет, этого не будет, я уверена.
С т е п а н (шутя)
Похоже, панночка не рада тому?
Как бы ещё и тыквы не откатили?..
О к с а н а
Да полно! Что за шутки?
С т е п а н
Вот никак
не угожу тебе словами! Ну ладно,
не буду говорить, коли так!
(Молча прижимает и ласкает её. Она сперва вырывается,
потом отдаётся его ласкам).
Г о л о с м а т е р и (из дома)
Оксана! Хватит там поливать!
Уж поздно!
О к с а н а (встрепенулась)
Мать зовут.
(Срывается идти).
С т е п а н (удерживает её. Страстно)
Ещё минутку!..
Минуточку!
О к с а н а
Я выйду ещё к тебе,
как мать ляжет спать.
С т е п а н
Выйди, милая!
Я буду ждать тебя до рассвета!
Г о л о с м а т е р и
Оксана, где ты?
О к с а н а
Вот иду, матушка!
(Ещё раз на прощанье обнимает Степана
и уходит к дому).
II
В М о с к в е.
Светлица в доме Степана убрана по-праздничному. Снаружи слышен звон колоколов. М а т ь Степана и О к с а н а входят, одетые по-украински, — мать в намётке и в тёмном платье с широким отложным воротом. Оксана в кораблике, в шнуровке и в кунтуше.
М а т ь (садится на лавке, тяжело дыша)
Отдохну немного, пока идти в терем...
Старая... ноги не носят...
О к с а н а (садится рядом)
Вам, матушка,
надо бы кровать перенести вниз,
трудно же вам лазить по лестнице.
М а т ь
Ой нет, голубушка, пусть уж там,
в тереме... Тут, в Москве, не принято,
чтоб женщина жила внизу. Скажут:
мол, старая, а обычая не знает.
О к с а н а
Вы ж не в здешних обычаях выросли.
М а т ь
Так что? Они, Оксанка, не спросят,
кто где вырос... Ведь мы тут пришлые, —
с волками живи, по-волчьи вой.
О к с а н а (со смехом)
Ой, беда!
так что и я по-волчьи должна выть?
М а т ь
А ты как думала? Сегодня в церкви
сколько шёпота было вокруг нас:
«Черкашенки! Хохлуши!»
О к с а н а (чуть посмурнев)
Да... я слышала...
греха, видать, не боятся: в божьем храме,
вместо молиться, людей всё гудят,
а ещё и хвалятся благочестием
перед нами...
М а т ь
Так везде по свету:
что сторона — то обычай, а что город —
то и норов, говорят люди. Дивно им
на наше платье. Тут женщины запяты,
а мы, видишь, лица не закрываем.
О к с а н а
Мы ж не туркенки?
М а т ь
Боже упаси!
Впрочем, и москвички не туркенки,
а вот так почему-то у них повелось.
Да уж раз ты боярыня московская,
значит, вроде как тебе и подобает
одеваться по-ихнему.
О к с а н а
А вы ж?
Ведь вы тоже мать боярина.
М а т ь
Что мать, то не жена. Люди видят,
что я уж собираюсь в божий путь,
то где ж мне наряды менять.
(С мягкой и печальной улыбкой).
Не стоит уж и справлять чего нового.
Ведь и мой старичок — бог упокой его! —
в казацком жупане век дожил,
так и на смерть его я нарядила —
в кружевную сорочку...
(Вытирает платочком глаза. Оксана, растроганная,
смотрит на неё. Короткая пауза).
О к с а н а
И зачем
Степан нарядился в то боярское платье?
Вот как стоял со мною под венцом
в кармазиновом жупане, мама,
так был...
(Смутившись, обрывает).
М а т ь (доброжелательно кивает ей)
Да, видно, был по сердцу
тогда кое-кому...
(серьёзнее)
Однако ж нельзя, дочка,
ему царское пренебрегать платье.
О к с а н а
А отец ж...
М а т ь
Отец, дочка, старый
и немощный уж был, когда назвался
боярином. Не пришлось ему
выходить уж из дому после того.
Степан же и на царские беседы ходит,
и в думу, и в приказ.
О к с а н а
Разве ж это стыд,
если б он по-казацки одевался?
М а т ь
Не то что стыд... Вот чудная ты, дочка,
уж всё же твой муж — боярин,
а не казак, разве не понимаешь?
О к с а н а (грустно)
Почему не понимаю?..
М а т ь
Вот видишь,
я и Ганну по-московски одеваю,
потому что Ганне уж тут жених
судился, она ж не поедет в Украину.
О к с а н а
Почему ж её Степан не взял с собою,
когда был у нас?
М а т ь
Да девушке странствовать
неприлично вроде; скажут люди:
«Поехала там женихов ловить».
Пусть уж тут сарафаны носит,
раз так выпало.
О к с а н а
Да ещё девичий
тот сарафан вроде как получше,
а что женский, то такой бахматый
и длинный-длинный, словно поповская ряса!
Даже грустно, как же я его надену?
Ещё и на голову такой подзатыльник
надеть надо? Лицо закрыть?
М а т ь
Так уж положено.
О к с а н а (помолчав, неловко)
Боюсь я, матушка.
М а т ь
Чего ты, дочка, скажи, чего?
О к с а н а
Да неловко говорить...
М а т ь
Ты не стесняйся.
Ведь я тебе как родная мать тут.
О к с а н а (целует ей руку)
Да, матушка. Так я... думаю...
как бы я не стала Степану вдруг
не по сердцу в такой одежде...
М а т ь (смеясь)
Вот ещё
что придумала! А тебе Степан
ещё не стал не по сердцу, что он не в жупане?
О к с а н а
Так это ж мне...
М а т ь
И не выдумывай, дочка!
Разве Степан — малое дитя,
что иначе оденься, то и не узнает?
О к с а н а
Узнать-то узнает...
М а т ь (глядя в окно)
А глянь-ка
помоложе глазами, кто это идёт?
Не Степан ли?
О к с а н а
Ага, он.
а с ним ещё двое каких-то.
М а т ь
Уйдём, дочка!
(Встаёт и идёт к дверям).
О к с а н а
Чего это, упаси бог, уходить,
как от татар?
М а т ь
Ещё осудят, дитятко;
нет тут обычая с мужчинами
женщинам вместе беседовать.
(Открывает дверь и спешит по лестнице в терем).
О к с а н а (идёт за нею)
О господи, какие тут обычаи!
Вот так — да!
Сцена быстро меняется. Терем. Кроме О к с а н ы и м а т е р и, в тереме ещё есть Г а н н а, молодая девушка, сестра Степана. Ганна одета как боярышня.
М а т ь (подходит к большой сундуке)
Вот тут, дитя моё,
твоё боярское платье. Я достала.
О к с а н а (вежливо, но без радости)
Спасибо, мама.
М а т ь
Хочешь посмотреть
или примерить?
О к с а н а
Пусть немного позже.
Что-то я устала. Да всё равно
сегодня никуда не пойду, ещё успею
переодеться.
М а т ь
Как хочешь.
Отдохни. А я тоже пойду отдохну,
оно и к празднику годится.
(Уходит в боковую комнату).
Г а н н а (что до сих пор сидела, лузгая тыквенные семечки)
Ой сестричка,
и зачем те праздники нужны на свете?
О к с а н а
Вот спросила! Что тебе бог дал?
Г а н н а
Да скучно же, господи!
О к с а н а
Сидишь, так и скучно.
А ты пойди к челядям, погуляй.
Г а н н а
Куда ж это я пойду? Какая там челядь?
О к с а н а
А ты разве подружек не имеешь?
Г а н н а
Подружек?.. Ну, кое-кого там знаю
из боярышень... Да как к ним ходить?
Матушка уж нездорова, не хочет
со мною идти... А ты ещё не знакома
тут с ними... С нянькой сама не хочу,
она такая...
О к с а н а
Чего ж тебя водить?
Ты ж не маленькая. Иди сама.
Ещё и веселее будет вам без старших.
Г а н н а
Одной нельзя по Москве ходить.
О к с а н а
Разве кто нападёт?
Г а н н а
Нет, так, не принято.
О к с а н а
Ну и обычаи у вас тут!
Г а н н а
Да и что мне боярышни те скажут?
Сидят по теремам, вот как и я,
не видят света. Что в них за веселье?
О к с а н а
Чего ж вы сидите? Пошли бы вместе
куда-нибудь на луг или в гай над речку
да спели б. Я, бывало, дома
часа в хате не просижу в праздник.
Г а н н а
Ба у тебя дома! Там ведь не Москва.
Такого тут сроду не слыхали, —
петь по гаям!..
О к с а н а
Так ты и не знаешь,
как на Украине у нас гуляет челядь?
Г а н н а
Я мало что Украину помню,
а Ванька тут уже и родился.
О к с а н а
Ванька?
Почему ж не Ивась?
Г а н н а
Так тут зовут,
да и мы уж привыкли.