Вот Йон обнимает её… Вот клянётся, что вечно будет любить её… А теперь?.. Она сегодня должна сказа… О! кто-то идёт… Это, наверное, он… Нет, это кто-то другой прошёл тропинкой в село… Она скажет ему, что уже пора прекратить откладывать сватовство… пора перестать её обманывать… Кажется, Йон идёт… Слышно какое-то движение издалека…
Гашица высовывает голову над кустами и прислушивается… Опять не он: лошадь на горе пасётся, а ночная тишина подхватывает её тяжёлую поступь…
О Боже!.. Когда же он придёт?.. Уже поздно… А ей очень, очень нужно, чтобы он пришёл, пришёл и узнал, что скоро… Ай, стыд, как она это скажет?.. Но нужно, ведь тогда он наверняка откажется от Домники и пришлёт сватов… Но почему он не идёт?.. Неужели не придёт?.. Что это — петухи поют?..
Гашица вытянула шею, прислушиваясь.
Где-то недалеко хриплым голосом, словно отсёк, крикнул петух. За ним чистым и мелодичным голосом отозвался другой, а потом тишину спящего села окончательно взволновало беспорядочное кукареканье петухов.
Девушка сидела, словно окаменевшая.
«Нет, не придёт… Но должен… Приди… приди… при-ди, — упрямо думала она снова и снова, вкладывая в эти мысли всю силу желания. — Нет… Покинул… Ради Домники покинул… Но подожди!.. Что же ему сделаешь?.. Женится, а я… покинутая, опозоренная… Стыд!.. стыд!.. навеки стыд… Люди будут судачить, как ветер солому гонит… А отец!.. Домне, домне!..[18]»
Гашица заплакала. Тёплые обильные слёзы, приятно щекоча лицо, струйками скатывались по щекам и падали на губы, жалобно и по-детски выпяченные вперёд.
Холод поздней ночи окутал девушку. Она дрожала и плакала, а откуда-то из глубины, из самого сердца, поднимался голос, утешавший её: «А может, придёт?.. а может, придёт?..»
Уже на рассвете — измученная, замёрзшая и разуверившаяся — Гашица вернулась домой, твёрдо решив непременно встретиться с Йоном и поговорить с ним откровенно, до конца…
Йон, чувствуя свою вину, избегал Гашицы, но она всё-таки перехватила его как-то. Йон ехал порожняком за снопами в поле и не заметил, как Гашица сзади вскочила на воз и спряталась. Уже когда они выехали за село, а облако пыли укрыло воз от любопытных глаз, Гашица придвинулась к Йону и коснулась его. Парень испугался, неожиданно увидев её.
— Ты как здесь оказалась?.. Зачем?..
— Зачем?.. Затем, что ждать, пока сам придёшь, уже нет сил… Когда сватов пришлёшь?..
Голос Гашицы звучал резко, строго. Но воз так грохотал, что Йон не расслышал.
— Что?
— Когда сватов пришлёшь? — крикнула Гашица раздражённо прямо в ухо Йону.
Йон слегка придержал лошадей.
— Не пришлю… — отрезал он решительно.
— Вот как?.. А за мой позор чем заплатишь?..
— Отец не велит жениться… — выкрутился парень, глядя куда-то в сторону.
— Так теперь ты отцом прикрываешься?.. А тогда?.. А это что?.. — вдруг воскликнула Гашица и схватила Йона за палец, на котором блестело дорогое для него колечко от Домники. — Так любить носатую Домнику отец разрешает?.. А?..
Йон обиделся.
— Эй! а ты что тут устроила?.. Забралась на чужой воз и ещё ругаешься?.. Прочь с воза!..
— А не уйду, пока не скажешь, когда сватать будешь…
— Когда у меня волосы здесь вырастут! — горячо крикнул Йон, стукнув кнутовищем по ладони. — Прочь!..
Гашица вцепилась за борт, но Йон сильным движением сбросил её с воза и покатил дальше…
— У-у! — погрозила вслед ему кулаком Гашица, поднимаясь с земли и отряхивая пыль с одежды.
Злость и слёзы душили бедную девушку. Громко плача, побежала она в село, но скоро опомнилась, вытерла слёзы фартуком и пошла домой.
Не оставалось другой возможности, как признаться во всём матери и просить у неё совета.
Мать так испугалась, что даже забыла выругать дочь. Гей! позор, стыд!.. Надо что-то решать…
Послали за тёткой Прохирой, известной советчицей в таких случаях.
Её застали на улице, где она, выставив перед собой кудель, на ходу пряла шерстяную нить и что-то бормотала себе под нос.
Когда за дверью послышалось шлёпанье туфель, а потом в избу просунулась кудель, Гашица с матерью были уверены, что вот сейчас появится полная фигура в ватной куртке, в чёрной косынке на голове и под подбородком, а между двумя косынками мощный нос, который сразу казался не носом, а всем лицом.
Тётка Прохира подробно, смакуя, расспросила Гашицу обо всех подробностях пикантного дела и авторитетно решила:
— Надо идти пе коптьор… на печь…
На печь!.. Перед глазами девушки встала картина этого унизительного обычая, неизбежность неприятного разговора с Йоновыми родителями, врагами её отца, дикие сцены, которые часто случаются при таком случае… Стыд!.. Стыд!..
Всё, что ожидало её в эти дни, казалось ей таким горьким, таким нестерпимо жгучим, что Гашица предпочла бы провалиться сквозь землю. Но что ж! Земля не провалится, а идти надо…
Договорились, что под вечер, когда в Йоновой хате все будут дома, тётка Прохира отведёт туда Гашицу, а сама даст матери знать, чем закончится дело.
Как только хорошо стемнело, Прохира забежала за Гашицей и почти силой потащила её за собой. Девушка была как в горячке. Пятки словно приросли к земле; сердце холодело, в голове вертелась одна мысль, одно желание, чтобы эта дорога растянулась без конца.
— Не горюй, — утешала её Прохира, — не ты первая идёшь пе коптьор… В прошлом году Катинка Сандына всё же вышла за Нихалаки, хоть мать его и таскала её за косы с печи… Досталось ей и от отца, ведь и сам Нихалаки отхлестал её по бедности… Бедняжка месяца два носила синяки на теле… А всё-таки…
Гашица уже не слушала. Вот они свернули за угол улицы… Вот уже мелькнули красно освещённые окна Йоновой хаты… У Гашицы задрожали колени. Она, колеблясь, остановилась перед воротами, но Прохира подтолкнула её во двор…
— Иди, иди… я тут подожду…
Гашица перебежала двор, быстро схватилась за клямку и открыла дверь.
Аника как раз открывала сундук, мош Костаки доставал из печи уголь для трубки…
— Добрый вечер…
— Спасибо…
Гашица поцеловала руку сначала мош Костаки, потом Аники и, не сказав ни слова, стремглав бросилась к печи, вскочила на неё и спряталась за дымоходом.
Старики удивлённо переглянулись, и одна мысль одновременно мелькнула у них в голове.
Аника, хлопнув крышкой сундука, кинулась тоже на печь к Гашице, которая, словно зверёк, прижалась, дрожа, в уголке.
— Зачем ты пришла? — строго спросила Аника.
— А твой сын зачем ходил ко мне? — огрызнулась Гашица.
— Мой сын?.. А других и нет!.. Знаем мы вас, нынешних девушек!.. Прочь с печи!..
— Не уйду, хоть убейте… люди знают, что никто ко мне не ходил, только Йон… Он меня обольстил, он говорил… посватаю… а теперь… — рыдала Гашица.
— Нунте ші Буковіна!.. — громыхнул вдруг на всю избу мош Костаки, который слышал весь разговор. — А это что?.. Где Йон?..
И, открыв дверь, старик крикнул так, что стёкла задрожали:
— Йоне! ме-ей!..
Не успел ещё Йон переступить порог, как мош Костаки, красный и сердитый, схватил его за плечо и притянул к печи.
— Что это, сякой-такий сынок?.. — прогремел он прямо в ухо сыну и показал на печь.
Йон заглянул вглубь и похолодел, увидев Гашицу.
— Да это я… она… — бормотал парень, но отец не дал ему договорить, вытащил его в сени и прикрыл дверь.
Испуганная Гашица услышала из сеней возню, какие-то удары, словно драку, среди которых прорывался хриплый голос мош Костаки.
— С дочерью врага?… обольщать девушку!.. Я тебе выбью из головы других девок… Нунте ші Буковіна!.. Завтра пошлёшь сватов к мош Штефанаки.
Через минуту запыхавшийся мош Костаки вбежал в избу, подошёл к печи и крикнул:
— Ступай сейчас же, бессовестная, к своему отцу и скажи ему, что завтра я, Костаки, пришлю от Йона сватов!.. Слышишь?.. Так и скажи…
И, тяжело дыша, мош Костаки с силой опустился на лавку.
— Домне, домне! — стонала Аника, ошеломлённая неожиданным происшествием, и уговаривала Гашицу идти домой.
Но Гашица сквозь слёзы заявила, что не выйдет из избы, пока не будут посланы сваты.
Аника вынуждена была уложить её на печи, а после долгого совещания с мужем, которое состоялось шёпотом под образами, погасила свет и сама легла рядом с Гашицей…
Йон ночевал где-то во дворе; он долго не мог заснуть, вспоминал сегодняшние события, разрушенные мечты о Домнике и, пощупывая чуб, тяжело вздыхал в одиночестве среди тёмной ночи…
Когда на следующее утро Гашица шла рядом с Йоном на гумно, Йон не произнёс ни слова, будто не замечая её.
Но вскоре, понукая коней, которые ходили кругом на привязи по снопам пшеницы, Йон уже искоса поглядывал на Гашицу, на её сильные жилистые руки, которыми она ловко трясла решето, вея зерно и засыпая половою, словно снегом, весь гумно, и чувствовал, что в его сердце тает упрямство, уступая место согласию со своей судьбой…
Алупка, апрель, 1896
Примечания
Пе-коптьор — на печь (молд.). — Ред.
Джок — танец (молд.). — Ред.
Фраце — брат (молд.). — Ред.
Фата — девушка (молд.). — Ред.
Валєв! — Ой! (молд.). — Ред.
«Нунте ші Буковіна!» — дословно: «Свадьба и Буковина» — ругательство, которое и сами молдаване не понимают.
Мас — стол (молд.). — Ред.
Драк — чёрт (молд.). — Ред.
домну дзев — Господь Бог (молд.). — Ред.
Ла богат мєржі ші драку ну колак, да ла сарак ніш бой ну траг. — К богатому и чёрт с калачом приходит, а у бедного и волы не тянут (молд. пословица).
Манта — свита.
До фонтини — к колодцу.
Фрундзу вєрді семіногу… Тоті тиргуле ку пороку… — правильно:
Фатарунзз верде симинок… Тоате тьіргуриле ку норок… (молд.) — что значит:
Лист зелёный бессмертника… Все города со счастьем… — Ред.
Флакев — парень (молд.). — Ред.
Credo — (лат.) — верую, верю. Символ веры — изложение основ христианского вероучения в форме молитвы, начинающейся этим словом.
Tape біне! — Очень хорошо (молд.)! — Ред.
Гименей (Гимен) — по греческой мифологии, сын Диониса и Афродиты, покровитель брака и супружества.
Домне, домне!.. — Боже, боже!..