И этого ещё мало: человек любит его, пока он жив, кормит его, чешет и чистит, иногда даже целует его морду, а всё же брезгует его мясом, и когда он состарится, покалечится и не может работать, то либо ещё при жизни выгоняет его в лес на растерзание волкам, либо после смерти выбрасывает его тело на корм псам и воронам. Ну, и скажите же мне, откуда же после всего этого у того Коня такая привязанность к человеку?
— Блестящие шоры, видно, одурманили его! — сказал Козёл. — Я не раз видел, как он, запряжённый, вычищенный, весь блестящий, сам не знает, на какую ногу ступить, задирает голову, озирается, потряхивает бубенчиками и перебирает ногами, так гордится своим рабским нарядом! Видно уж, рабство так вошло в его натуру, что за такими побрякушками он забыл про свою свободу и независимость.
— Да хватит нам говорить про этих отступников, — сказал рассудительный Слон. — Давайте думать о нашем деле! Что нам предпринять дальше? Отстаивать своё или отступить заранее? Стоять на том, что сказали наши представители, или искать новых свидетелей и доказательств для своего права?
— Я думаю, оставить это! Зачем нам хлопоты? — сказал Бегемот. — Мой совет прост. Человек живёт на суше — мы прячься в воду; там будем безопаснее. Он днём воюет, а ночью спит; мы перейдём с дневной жизни на ночную, чтобы как можно меньше встречаться с ним. Вот это будет лучше всего.
— Всё толстокожий и остаётся толстокожим, — не выдержал Лев, чтобы не огрызнуться на бегемотовы речи. — А я чувствую в себе такую ярость, что, если приговор выпадет не в нашу пользу, я готов кинуться на этого премудрого царя Соломона и разорвать его.
— Кошачий ум не лучше куриного! — буркнул с презрением Слон. — И что же ты лучшего этим докажешь? Разве ты не знаешь, что перед царём стоят ряды вооружённых, и, прыгая на царя, прежде всего наскочишь на их алебарды? Сам погибнешь, а наше дело испортишь.
— А может быть, — сказал Медведь, облизываясь, — мы вспомним нашу старую добрую поговорку: кто мажет, тот едет? Ведь мы по глупости пришли к царю с пустыми руками, и перед трибуналом стали с пустыми руками, — так как же наше дело выиграет? Вот если бы каждому члену трибунала по улью чистого мёда-сиропа… Я бы уж пожертвовал для общего блага.
— Тьфу, тьфу, глупый! — закричали некоторые умнейшие звери. — Думает, что раз сам любит мёд, то уж каждый другой готов за мёд продать и душу, и совесть. Спрячься со своим противным мёдом, что пчёлы выжали из себя насмерть. Вот лакомку нашли! Тьфу!
Бурмило, услышав эти насмешки и плевки, сильно пристыдился и, бормоча что-то себе под нос про отсутствие вкуса у этих глупых зверей, забился в угол и, съёжившись, слушал дальнейший совет.
— Упаси нас бог от такого шага, как советует Бурмило, — предостерегал Слон. — Наше дело чистое, а если мы попробуем подкупить трибунал, то тогда проиграем наверняка, да ещё с позором. А теперь, ведя дело честно, хоть и проиграем, всё-таки не наберёмся стыда. А может, и вовсе не проиграем. Слушайте. У меня возникла ещё одна мысль, и то благодаря Медвежьей речи. Ведь представитель людей сказал перед судом, что звери сами виноваты, что с прежнего господства над миром пришли к нынешнему упадку. Мол, люди трудились и развивались, а звери впустую теряли время, ничему не научились и потеряли то, что имели. Попробуем завтра доказать, что это неправда, что и звери, по крайней мере некоторые, тоже не ели даром хлеба и не упустили напрасно всех уроков матери-природы.
— А как же это докажем? — спросили хором звери.
— Пошлём сейчас посланцев к пчёлам и к муравьям. Это зверьки хоть и мелкие, но сильно организованные. У них есть свои государства, строят замки, крепости, склады, отправляют колонии, собирают запасы — одним словом, живут в таких упорядоченных отношениях, что и люди могут многому у них научиться. Лучшее доказательство, что не только люди, но и звери, и даже такие ничтожные насекомые, как пчёлы и муравьи, способны достичь высокого уровня цивилизации.
Все звери охотно согласились на Слонов совет и тут же отправили посланцев к пчёлам и муравьям, чтобы и они прислали завтра своих представителей в Соломонов трибунал.
V
На другой день сел царь Соломон на трон посреди своего трибунала, и снова предстали перед ним представители зверей и людей.
— Есть ли у кого из вас что-то новое к тому, что было сказано вчера? — спросил царь.
— Мы имеем что сказать, — сказали звериные представители.
— Говорите! — сказал царь.
— Великий царь и пресветлый трибунал, — начал звериный представитель. — Вчера представитель людей сказал, что мы, звери, по своей вине потеряли господство над миром. Мол, люди боролись, развивались, достигали разума и силы, объединялись и трудились, а звери не шли вперёд, остались в первобытном состоянии и потому были вынуждены уступить людям. Сегодня у нас есть свидетели того, что это не вина зверей, а вина самого человека и его жадности. Когда большинство зверей задержалось в развитии, ослабло числом, утратило прежние места своего расселения и лучшие условия развития, то это потому, что всё забрал человек! Он усердно заботится о том, чтобы зверям не было возможности развиваться; он рад и вечно держать нас в низости и упадке, потому что это залог его господства над нами. Где не достаёт его руки и его пагубного влияния, там звери сразу поднимаются, становятся не только многочисленнее, лучше, красивее, смелее, характернее, но и разумнее. Что им не недостаёт способности к развитию и организации, на это у нас есть тысячи доказательств. Разве птицы не строят гнёзда из самого скудного материала, без всяких инструментов, и так искусно и мастерски, что ни один человеческий мастер не сможет сравниться с ними? Разве кони и волы в стаде не умеют хорошо защищаться от нападения, одни становясь внутрь головами и фыркая задними ногами, а другие — наружу рогами? Разве журавли и дрофы не служат даже людям примером бдительности, не выставляют стражу во время кормёжки или ночлега? Разве Ворон не умеет напиться воды из стакана с узким горлом, бросая в него камешки? Но у нас есть ещё лучшие свидетели, которые подтвердят достоверно, как звери, даже самые крошечные и, так сказать, безмозглые, умеют разумно устроить свою жизнь, если человек им не мешает.
— Что это за свидетели? — спросил царь Соломон.
— Это пчёлы и муравьи, — ответил звериный представитель. — Повели, великий царь, чтобы они предстали перед твоими светлыми очами.
Царь махнул скипетром, и в зал ввели представителей пчёл и муравьёв.
— Знаете, о чём идёт дело перед моим престолом и этим светлым трибуналом? — спросил царь у представителей.
— Знаем. О том, должен ли человек иметь первенство на земле или нет.
— Хорошо. Что же вы скажете по этому делу?
— Можем, великий царь, — сказал представитель муравьёв, — сказать лишь то, что если иметь в виду общественные порядки и наше мастерство, то люди во многом не могут сравниться с нами. Мы умеем из мельчайших пылинок, камешков и веточек возводить такие постройки, каких не возведёт ни одна человеческая рука. Мы роем подземные ходы, возводим своды, строим башни, мосты и коридоры, умеем понимать друг друга без голоса и находить дорогу в своих безоконных сооружениях. Мы знаем разделение труда, ведём войны, держим дойный скот и засеиваем для него даже поля нужным ему зельем, а некоторые наши виды держат даже рабов.
— А мы живём в хорошо упорядоченной монархии, — сказала представительница пчёл, — имеем разделение труда, доведённое до крайнего совершенства, строим постройки, ещё искуснее, чем у муравьёв, и собираем в них запасы корма, который, кроме нас, никто в мире не сумел бы приготовить, а уж меньше всего человек. И можем с гордостью сказать, что человек не то что не помог нам в этом развитии, а, напротив, протянул свою ненасытную руку и к нам: когда ему вздумается, выгоняет нас из наших жилищ или и вовсе уничтожает нас, чтобы воспользоваться нашим добром.
— Что ты скажешь на это? — спросил царь у представителя людей.
— Отвечу разве что тем, что эти доказательства ничего не доказывают. Пока человек добивался нынешнего своего положения, звери имели над ним преимущество и затрудняли ему каждое мгновение жизни, каждый шаг развития ещё гораздо больше, чем человек теперь затрудняет им. А всё же он при сильной воле и постоянном труде добился господства, которое теперь звери хотели бы лёгким способом, царским приговором, отобрать у него. И не могут звери сказать, что человек теперь совсем уж преграждает им путь к прогрессу. Сколько-то мучается не один человек, обучая Медведя танцевать, Коня и Пса разным штукам, Попугая, Скворца и Ворона говорить, а Кота — свистеть. Да что с того! Звери не имеют способности передавать своему молодому поколению то, чему они научились, и потому с каждым молодым поколением приходится начинать обучение заново. А что касается их самодельных построек, то они, конечно, хороши, но беда только в том, что, раз научившись их делать, ни пчёлы, ни муравьи за все эти тысячи лет не смогли сделать в них хоть один маленький шаг вперёд, хоть одно улучшение. Нечем им особо хвалиться своим общественным устройством. Ведь у пчёл этот порядок держится на порабощении всего женского рода и на ежегодном умерщвлении всех самцов, а у муравьёв — на рабстве, которое у некоторых видов доходит до того, что господствующий слой без помощи рабов даже есть сам не умеет. Разве это должно быть знаком их превосходства над человеком или основанием для их равноправия с ним?
На этом царь закончил разбирательство. Обе спорящие стороны должны были выйти из зала, пока царь с советниками совещался, какой в этом сложном деле вынести приговор. Долго пришлось всем ждать. В трибунале мнения разделились, шли оживлённые споры. Наконец, через три часа всех позвали обратно в залу, и возный громко крикнул:
— Встаньте и слушайте приговор!
Наступила глубокая тишина. Царь Соломон, не вставая со своего престола, произнёс:
— Выслушав доводы сторон и взгляды светлых советников, призванных в этот трибунал, я, царь Соломон, властью, данной мне свыше, постановляю в деле между зверями и людьми о первенстве на земле: звери должны подчиняться человеку, а человек — зверям.
— Как же это так? — спросили одновременно представители человеческий и звериный.
— А так. Те звери, что до сих пор служили человеку, должны служить ему и дальше. Те звери, что до сих пор жили на воле и либо боролись с человеком, либо убегали от него, будут всё больше подчиняться его превосходству, их число будет уменьшаться, и человек будет находить всё новые и лучшие способы их истребления.
— Где же тут вторая половина приговора, премудрый царь? — крикнули с мольбой звериные представители.
— С теми зверями, что служат ему, человек должен обращаться как со слугами, близкими ему по природе и предназначению, как с творениями, которые так же рождаются, растут, чувствуют голод и жажду, боль и радость, грусть и утешение, как он сам.