Федько-халамидник Страница 2

Гром гремит с такой силой, что посуда в шкафах звенит.

Толя, притаившись у окна, смотрит на улицу. Пусто, никого нет, все попрятались. Только с горы бежит целый поток грязной воды с пузырями. Дождь сечёт воду, камни, столбики. Из водостоков — настоящие водопады в палисадник. Темно, серо, страшно. Мама лежит у себя в комнате с перевязанной головой — она не переносит бури и всегда заболевает.

Толя и сам бы спрятался куда-нибудь, но мама запретила ему сидеть у окна, и оттого Толю невыносимо тянет туда снова — сидеть и смотреть.

О, какой бурный и грязный поток течёт по улице! И откуда он только берётся?

Трах-тах-тах! — гремит гром, и лампа в столовой звенит.

Толя тихо крестится и бледнеет, но от окна не отходит.

И вдруг он видит нечто невероятное. На улице, прямо в потоке, под дождём, мокрые, без шапок, идут Федько, Стёпка и Васька. Закатали штаны до пояса, шлёпают ногами, смеются, что-то, видно, кричат — им весело и хорошо! Вода, наверное, тёплая, а дождь — как душ в бане, заливает их с головы до ног. Вот Федько подставляет лицо под капли, ловит их ртом. Какие у них смешные мокрые головы!..

Васька что-то находит в воде. Что это?.. Подкова. Федько прячет в сумку. Они снова собирают гвозди, подковы, железки! А однажды Федько даже нашёл пять копеек!

Толя встаёт на подоконник во весь рост и машет руками, чтобы его заметили. Но мальчишки не смотрят в окно. Они шлёпают по воде, кувыркаются, гром трещит прямо над их головами — а им всё ни по чём. Тучи над ними такие страшные, что глядеть жутко, а им это только в радость — значит, дождь ещё долго будет.

Вот они пританцовывают, наверняка поют:

Иди, иди, дождик,

Цебром,

Цебром-цебрицей

Над нашей пшеницей.

И дождь льётся им на головы, плечи, руки. Рубашки прилипли к телу, поток всё бежит, гром гремит.

Но Толе гром уже не страшен. Он и сам бы выбежал на улицу. Он ещё сильнее машет руками, но постучать боится — мама услышит.

Наконец, Федько замечает Толю и машет ему рукой, подзывая. Васька и Стёпка тоже машут, показывают подковы, гвозди, шлёпают по воде, подпрыгивают. Васька падает и садится прямо в лужу, Федько и Стёпка хохочут, и он вместе с ними.

Толя вдруг спрыгивает с подоконника, быстро снимает ботинки, закатывает штаны и тихонько выбегает в сени, оттуда — на крыльцо. На нём бархатная курточка и штанишки — жалко. Но мальчишки уже у крыльца и кричат:

— Иди, не бойся! Дождь тёплый.

— Да иди же! Баба! Мнётся… Раз — два!

Толе холодно и страшно, но он не хочет, чтобы его называли бабой. Он сходит с крыльца и осторожно идёт к ребятам. Нежные, ухоженные ножки спотыкаются, грязный поток заливает бархатные штанишки, дождь тут же вымачивает аккуратно причёсанные волосы и курточку. Сначала холодно, а потом — так хорошо, приятно. Толя даже пищит от удовольствия и шлёпает по воде. Ребята тоже кричат, хватаются за руки и бегут вниз. Толя — в середине.

Вечером Толя лежит больной, с жаром, а Федько — на стуле под ремнём.

Наступала весна. Снег стал жёлтый и грязный, а лёд на реке — как размокший сахар. Потом по улицам потекли ручьи, земля начала парить на солнце.

Однажды под вечер Стёпка, Грицько, Спирка и другие мальчишки пускали кораблики по улицам.

В это время Толя вышел на крыльцо и смотрел на них. Сам он не пускал — ему строго запрещали играть с уличными мальчишками, но стоять на крыльце можно было.

Вдруг откуда-то пришёл Федько. Его полушубок был весь мокрый, сапожки порыжели от воды, шапка в грязи. Но он сиял и размахивал огромной палкой — вдвое больше себя.

— Ребята! А где я был! — закричал он издалека.

Все бросили кораблики и подбежали.

— Где? Где?

Федько ловко воткнул палку в кучу мокрого снега, снял шапку и вытер пот.

— Фу! Вот натрудился, братцы! Ну, и работа была!

— Где ты был? Какая работа?

— На реке был. Там та-а-кое!.. Лёд идёт страшный. Базарный мостик снесло к чёрту. Вот так! Мы доски ловили… Я такого дуба вытащил — ух, держись!

Ребята аж дыхание затаили… А они и не знали!

— Да врёшь ты? Правда?

— Сам сходи посмотри. Сидят тут, кораблики пускают… А я завтра в школу не пойду, утром опять на реку собрался…

— Как — не пойдёшь? А папа?

— Да ну тебя! Возьму и не пойду. Привет, Толька! Толя слышал весь разговор и страшно хотел расспросить, как там на реке лёд идёт. Но он терпеть не мог, когда Федько называл его «Толька». Будто он ему ровня.

Толя отвернулся и промолчал, будто не слышал. Но было так интересно, что он тут же вернулся и сказал:

— Привет! Ты был на реке?

— Был.

— Сильно идёт?

— Беги посмотри — если мама пустит, — усмехнулся Федько и отвернулся от Толи.

Толя покраснел — как он смеет смеяться, дрянь такая! Пожалуется папе — зажмут его!

А Федько между тем продолжал:

— Вся река движется. Страшно так ломит… А на бе-ре-гу — толпа! Один парень хотел на льдине покататься, да струсил, а я завтра поеду.

Толя хотел уйти домой, но, услышав это, даже сошёл вниз к ребятам.

Ребята были в шоке — вот сумасшедший этот Федько! Там, где и смотреть страшно, а он полезет.

— Прямо на лёд полезешь?

— А куда же ещё! Вот палка есть, — показал он на вонзённую палку. — Весело на льдинах! Я видел, как в прошлом году Антошка катался… Только я тогда палку не достал… Пошли завтра вместе? А?

Спирка и Стёпка почесались — в школу же надо.

— Э, школа! Один день пропустим — не беда! Толе было страшно слушать такие разговоры, но отойти он не мог.

Ребята почесались и решили — завтра идут к реке. Договорились встретиться здесь же, ровно в восемь утра.

Когда на следующий день Федько пришёл на место, он застал там Спирку, Стёпку и… Толю. Толя был весь укутан в шарфы, из которых торчал только нос да глаза. Глазки у него были какие-то странные — то ли виноватые, то ли испуганные.

Федько удивился.

— А ты чего? Тоже с нами, что ли? Толя слегка покраснел и сказал:

— Я только подойду, посмотрю, а потом — в школу.

— Ну, смотри, — согласился Федько и стал вытаскивать из снега палку. Он спрятал её туда ещё вчера вечером.

Палка была отличная! Острый конец, даже с гвоздём — воткнёшь в лёд, не поскользнёшься. Книжки Федько привязал к животу и закрыл полушубком. Смешно было — пузатый такой стал.

— Прям как твой папа… — сказал Спирка Толе.

Это было правдой, Толя и сам видел, но всё равно стало обидно. «Папа»… Не «папа», а «папа» с большой буквы. И потом — ну и что, что у его папы живот больше, чем у их отцов? Потому что он богатый — вот и всё.

Но Толя ничего им не сказал — он был деликатный, воспитанный мальчик. А вот Федько, скажи ему такое про отца — сразу бы начал грубить, а то и драться полез бы.

А Толя даже что-то сказал Спирке. Но тот не услышал, потому что как раз подошли к спуску к реке. Тут уж было не до разговоров — видна стала река. Половодья ещё не было, но река выглядела удивительно! Вся серая, бугристая, рябая. На берегу — толпы людей. Солнце хитро выглядывало из-за паровой мельницы. Галки летели длинными рядами и кричали. А как блестел крест на церкви Богоявления! Ух, красота!..

— А ну, на перегонки! — вдруг крикнул Федько и, как вихрь, сорвался с места.

Стёпка и Спирка закричали и побежали за ним.

Толе тоже хотелось закричать, побежать, да ещё и шлёпнуть ногой, как Стёпка. Но он не мог — благородным детям не полагается кричать на улице, а бежать трудно: полушубок длинный и тяжёлый, на ногах — глубокие калоши. Да ещё и ранец с книгами за спиной.

Он только смотрел, как мелькали ноги Спирки и Стёпки. Вот Стёпка уронил книжки. Остановился, подобрал, снова шлёпнул ногой — и за передними.

Толя нагнал их только у самой реки. Вблизи река казалась ещё удивительней. Видно было, как медленно, тяжело двигался лёд. Он трещал, ломался, льдины налезали одна на другую, точно гнали огромное стадо волов. Вся эта серая масса двигалась медленно, но иногда один «вол» залезал на другого — тогда начиналась неразбериха: все валились, вертелись, пока те, кто заварил кашу, не прорвутся вперёд.

По всему берегу стоял народ. Мальчишки юрко пролезали между взрослыми, без устали крича звонкими весёлыми голосами. Сколько тут школьников, которые завтра скажут учителю, что «болела голова» и они не смогли прийти «в класс»!

А река всё движется и движется. Льдины с мокрым скрипом трутся друг о друга. Такие важные, старые, аж жёлтые. Откуда они приплыли? И куда уплывут? Вот бы сесть на одну из них и поехать куда-нибудь далеко-далеко. Вокруг — другие льдины, надо отталкивать, чтобы не налезли, а то потопят. Хорошо, если успеешь перескочить, а если — плюх в воду? А вода — ух! — чёрная, глубокая и такая холодная, что аж пищит.

Но находятся смельчаки, что прыгают на льдины и катаются. Десятки мальчишечьих глаз с завистью следят за ними. А они ещё ногами потопают: мол, смотрите, какой лёд — не провалится! Некоторые перескакивают на другие льдины и нарочно стоят на самом краю, над синей водой.

— Эй, ты там! Раки ловишь? — кричит кто-то из взрослых.— Слезай с льдины!.. Утонет — вытаскивай потом…

Смельчак делает вид, что не слышит, но, потоптавшись, сходит на берег.

Толя всё поглядывал на Федька: ну, что же он не идёт на лёд? А тот о чём-то говорил со Стёпкой и Спиркой, указывая на реку.

Толя подошёл поближе и стал слушать.

— Да что там! Прыгают… — говорил Федько. — Подумал тоже, подвиг! Вот если кто по льдинам на тот берег перейдёт — герой!

— На тот берег? — покачал головой Стёпка. — А если затрёт льдом — что тогда?

— А ты — на другую! — блеснул глазами Федько. — А с той — ещё на одну… Вот так попробуй! Сможешь? А?

— А ты сможешь?

— Может, и смогу…

Толе ужасно хотелось посмотреть, как Федько будет прыгать с льдины на льдину. Он запрыгает, испугается и заплачет: его снимут со льда, а потом все будут смеяться…