Кривинюку
Хоть раз вы вспоминали обо мне в тюрьме,
Как о вас я тоскую, больная?
Как растениям жизни не хватит в сырой тьме,
Так простора нам обом не хватает.
Ох, теперь в моей беде тяжкой
Не один добрый друг утешает:
"Не годится печалиться в беде такой,
Ведь другим ещё хуже бывает!"
Но какие слова — и напрасны, и скучны,
Хоть советчики искренни, рады.
Если б знали они, как без солнца темны
Дни и ночи без месяца, — беда та!
Но ещё хуже боли и тесной неволи
Эта мысль меня убивает:
Эта людская отрада — и стыдна, и зла:
"Ведь другим ещё хуже бывает!"
В том и жалость, что если бы мы черпать могли
Неизмеримыми чашами горе,
Сколько б кубков горьких мы ни пили, –
Останется целое море.
В том и беда, что сколько б венков ни сплели
Для работников дела и слова,
Сколько б терна для этих венков ни срубили, –
Останется целая роща колючего снова.
19.01.1897
"КАК РЕБЁНКОМ, БЫВАЛО…"
Как ребёнком, бывало,
Упаду я на беду,
Хоть в самую душу боль доходила,
Я вставала и молчу.
"Что, болит?" — меня спросили,
Но я вовсе не призналась,
Я горда была, хоть малая, –
Чтобы плакать, я смеялась.
А теперь, когда со мною
Злой насмешкой драма кончится,
И вот-вот готова сорваться
Острая, злобная эпиграмма, –
Безпощадного смеха оружью
Я боюсь поддаваться вся,
И, забывши гордость давнюю,
Плачу я, чтоб не смеяться.
2.02.1897
РОМАНС
Не смотри на весенний месяц, –
Ясный месяц — надзиратель любопытный,
Ясный месяц — подслушник хитрый,
Видел он не раз тебя со мною
И слова твои слушал когда-то.
Ты забыл это всё? — Не смотри,
Не смотри на весенний месяц.
Не смотри на берёзу плакучую, –
На берёзе печальное витьё
Напомнит тебе времена страданья,
Напомнит тоску пылающую,
Что сроднила нас обоих когда-то.
Ты забыл это всё? — Не смотри,
Не смотри на берёзу плакучую.
2.02.1897
КРЫМСКИЕ ОТЗВУКИ
ИМПРОВИЗАЦИЯ
В гаю далёком, в гущавине пышной
Цветы граната горяче цветут,
Словно поцелуи горят на устах
И другим поцелуям навстречу,
Словно поцелуи рубиновых уст…
Спи, моё сердце! пускай там в гаю
Цветы граната горяче цветут…
Ветры северные дрожат, замирая,
Меж кустами душистыми лавровыми,
Будто вздохи любви,
Будто те лавры свиданье таинственное
Ласково прячут от мира любопытного
Листом зелёным густым…
Спи, моё сердце! пусть ветры северные
В лаврах ласковых дрожат, замирая…
К кипарису магнолия пышная
Челом цветущим нежно склонилась,
Как молодая к своему жениху.
Белые цветы дрожат в тёмных кудрях,
Но не скрыты они пеленою.
Истинная любовь без вуали всегда…
Спи, моё сердце! пусть пышная магнолия
К кипарису стройному склоняется.
Из моря тёмного белая волна
К прибрежному камню жмётся,
Ласки, любовь и сиянье серебряное
Хвиля несёт в подарунок ему;
Тёмное чело прибрежного камня
Навстречу любимой волне засияло.
Ласки, любовь и сиянье серебряное…
Спи, моё сердце! пусть белая волна
К прибрежному камню жмётся…
1897, Ялта
ОТРЫВКИ ИЗ ПИСЬМА
Посвящается И. Стешенко
Товарищ мой! не дивись стихам ленивым.
Рифмы, дочери бессонных ночей, покидают меня,
Размер, словно прихотливая волна,
Разбивается вдруг о каждую малую преграду,
Вы напрасно искали бы в нём девятого вала,
Могучей волны, что такт задаёт океанской теченья.
Мысли навевает мне ныне Чёрное море –
Дикое, прихотливое, ни лада, ни закона не знает,
Вчера играло-шумело оно
В час ясный и тихий,
Сегодня уж мягко и тихо к берегу шлёт свои волны,
Хоть ветер в горах дико гонит седые тучи.
Так бы лежала я вечно над этой живой водой,
Глядела бы, как без жалости сыплет она жемчуг и самоцветы
На прибрежные камни,
Как тени цветные от облаков златистых
Бегут по поверхности сине-серебряной
И вдруг исчезают,
Как белая пена слегка розовеет,
Будто стыдливое личико красавицы,
Как горы темнеют, повитые белыми вуалями,
Стоят спокойно,
Их охраняет колоннада печальных кипарисов,
Строгих, высоких…
* * *
Я только что вновь перечитала
Ваш сильный, словно в сталь закованный,
Прочно вооружённый стих.
Как же за него мне вас благодарить?
Сказку разве расскажу, а "мораль" уж сами выводите.
Битой дорогой крутой
Ехали мы к возвышью Ай-Петри;
Мы уже миновали сады виноградные густые, кудрявые,
Что покрывают подножие горы, словно ковёр роскошный,
Вот уже и лавров, любимых поэтами,
Пышных магнолий не видно,
Ни стройных кипарисов, густо повитых плющом,
Ни платанов роскошных шатров.
Только встречались нам земляки наши, белые берёзы,
Ясени и тёмные дубы, к бурям и ненастью привычные,
Но и они уже остались далеко позади,
Лишь терн, будяки да полынь нам в дорогу товарищи,
Потом и тех не стало.
Мел, песок, красноватый и серый камень
Повсюду над тропой навис, бесплодный и голый,
Будто льды на северном море.
Сухо, ни травинки, всё задавило каменье,
Словно вечная тюрьма.
Солнце палящее стрелы бросает на белый мел,
Ветер подымает пыль,
Душно… воды ни капли… дорога та в Нирвану,
В царство могучей смерти…
И вот на вершине,
На остром, сером камне блеснуло что-то, как пламень.
Цветок большой, красивый, свежие лепестки раскрыл,
И капли росы, как самоцветы, блистали внутри.
Камень пробила она, тот камень, что всё победил,
Что задавил и могучие дубы, и терн непокорный.
Цветок тот учёные люди зовут Saxifraga,
Нам, поэтам, прилично назвать его ломикамень
И ценить его выше пышного лавра.
1897, Ялта
ВОСТОЧНАЯ МЕЛОДИЯ
Горы багрянцем кровавым вспыхнули,
С солнца закатным прощаясь сиянием,
Так и моё загорелось печалью сердце,
С милым моим, дорогим расставаясь.
Над синим морем, над волнами синими
Вьются, не смолкнут чаёчки белые.
Где же тебя мне искать на просторе,
Милый мой, мысли мои быстрокрылые?
Я на своей башне огонь зажгла,
Любимый, твоего возвращенья дожидаясь,
Пусть он дорогу по морю осветит,
Чтобы не сбился ты, издали возвращаясь.
Свет мой! я буду тебя дожидаться,
В чёрную, скорбную фереджию повитая,
И посажу кипарисовую веточку,
Будет она моими слезами омытая.
А как вернёшься, я покажу тебе
Тот кипарис мой в садочке цветущем,
Он поднимется выше всех минаретов
В этой стране, мечетями богатой.
Ялта, 27.01.1897
МЕЧТЫ
В детские милые годы,
Когда так душа желала
Необычного, дивного,
Я любила век рыцарства.
Только странно, что не принцы,
Тайной всегда покрытые,
Не прекрасные королевны
Ум мой очаровали.
Я смотрела на рисунках
Не на гордых победителей,
Что, повергнув соперника,
Говорили сурово: "Сдайся!"
Взгляд мой спускался ниже,
На того, кто распростёртый,
К земле прибитый копьём,
Говорил: "Убей, не сдамся!"
Не казался мне великим
Тот упрямый, гордый рыцарь,
Что красавицу непокорную
Взял оружною рукою.
Только сердце пленяла
Пленницы смелая речь:
"Ты убить меня сможешь,
Но не заставишь жить!"
Годы милые, детские,
Как весенние воды, канули,
Но шум вод весенних
Не забудется вовек.
Он мне бывало звучал
В долгие ночи бессонные
И чудно так сочетался
С узорами лихорадки:
Словно своды готические
Стелились над головою,
А ветви цветов переплелись
На окне, как решётка.
От окна в мою горницу
Свет багряный упал, –
То ль от улицы свет,
То ли отблеск пожара?
Что же шумит так беспрестанно?
Необузданный, дикий гомон!
То ли в крови лихорадка играет,
То ли в городе война бушует?
То ли лютая боль во мне
Тихий стон вырывает,
То ли стонет пленённый рыцарь,
Изнемогая от ран:
"Кто живой в этом замке?
Кто тут сердце имеет?
Будь мне другом, взойди на башню,
Подивись на побоище!
Подивись на побоище,
Кто кого побеждает?
Над рядами ещё реет
Знамя крестатое наше?
Если нет, – сорву повязки!
Пусть ключом кровь польётся,
Будь проклята кровь пустая,
Не за родной край пролитая!
Нет, я слышу наше знамя!
Вот оно всё громче звучит…
Завяжите потуже раны,
Жаль напрасно кровь терять!.."
Так детские грёзы играли
Среди призраков лихорадки.
А теперь? – лихорадка минула,
Но грёзы не исчезают.
И не раз мне кажется,
Что сижу я в неволе
И закована в цепи
Невидимою рукою.
Что в руке у меня оружие
Не сломанное осталось,
Да вот только поднять рукою
Не дают мне цепи тяжкие.
Глухо так кругом, тихо,
Не шумит горячка в жилах,
Не доносится издалека
Дикий гомон с побоища.
Так и хочется крикнуть,
Как тот рыцарь детских грёз:
"Кто живой? Поднимись на башню,
Оглянись повсюду!
Подивись, в поле видно ль
Наше честное знамя?
Если нет, не хочу я жить,
Пусть откроют мне жилы,
Пусть ключом кровь прольётся,
Сгинy я от гибели кровной.
Будь проклята кровь пустая,
Не за правый стяг пролитая!.."
Ялта, 18.11.1897
ЗИМНЯЯ НОЧЬ В ЧУЖБИНЕ
– Развесели меня, Муза, моя ты отрада!
Так тяжко мне нынче на сердце в сей час!
Где ж ты замешкалась? Когда-то так радо
Ты мчалась на зов мой в счастливый тот раз.
Муза
Напрасны упрёки! Не я замешкалась,
Я часто стояла у ног твоих, ждя
Твоего привета, но ты отдалялась,
Молчала, безмолвные слёзы лия.
– О Муза, не вспоминай той лютой поры,
Не буди ты печаль, ведь она сторожка,
Как хищная птица, – заснёт на мгновенье,
И каждого шороха вздрогнет немножко.
Настрой же ты лиру свою невидимую,
Пусть струна струне тихо слово шепнёт,
И вслед за тобою я голос подниму я,
А мысль пусть свободно по свету плывёт.
Муза
Пойди же за мною
О том, как весною
Всё оживает опять,
О первоцветах,
О сердцу заветных,
О первой весенней любви вспоминать.
– Нет, Муза, та песня не стройно звучала,
Не к месту мой голос с ней слился теперь,
Мой голос всё тянется к жалобным далям,
А струны твои веселятся, как в хмель.
Оставим ту песню…
Муза
Давай иную,
Пока ещё строй не пропал!
"Подковы искрятся!
Девицы смеются!
Эй, пары, стройтесь все в бал!.."
– Мы, Муза, ту песню не искренно пели,
Она мне чужая всегда и была, –
Когда ж вокруг все плясали и пели,
Я только таинные слёзы лила.
Муза
Не нам с тобою
Весёлого строю,
Нам песни иные даны.
Пой, как герой
В бою не геройски,
А честно ложится в пыли.
Он рад средь сраженья
Пасть без сожаленья,
Лишь бы не уронить знамя.
Он честно падёт,
И друзьям передаст:
"Я держал, теперь вы держите сами!"
– О Муза! та песня двусечна, как сабля,
И мужество будит, и жалость рождает:
Ты помнишь в ней гибель героя, а в мыслях
Я вижу бессилие, что убивает.
Пока я слаба, не зови меня к битве,
Не тронь заржавелый в ножнах мой меч.
Мне грустно теперь, я ищу лишь утехи,
Не трогай мне рану, не ранишь ведь легче!
Муза
Странные люди вы! Сердце больное
От всякого малого сразу страдает.
Вспомни, как ты на звёзды ночные
Со мною глядела под небом родным.
Не здесь ли кипарисы мрачные встали
И скрыли всю красоту небес,
Что песня твоя не летит, как бывало,
До самых звёзд, до небесных чудес?
Неужто вершин золотая корона
Тебе лишь тюрьмою сумрачной зрится?
Молчи же, моя лебединая песня,
А то оборвётся последняя нить!..
– Постой, Муза, гордая, сильная богиня!
Напрасно твой гимн безнадежно звучит.
Скорей моё сердце внезапно остынет,
Чем в лире твоей оборвётся та нить!..
Вспомни, как в летние ночи безоблачны
Сквозь те кипарисы мерцали звёзды,
Мечты хоть и грустные были, но светлые,
Как в трауре женщины дивной природы.
Пусть ныне туманы густые и мрачные
Закрыли и небо, и сердце моё, –
В песнях всегда нам сияют те звёзды,
Они нам оставили свет свой живой.
Вспомни, как пеньем встречали рассветы:
Заря расцветала, как огненный рубин,
А море румянцем встречало приветы,
И звон колокольный доносился вдали.
Пусть ныне, как солнце, ушло моё счастье,
И ночь дождливая, мраком полна,
Но завтра опять в моё скромное оконце
Заглянет солнце, и сердце споёт!
Вспомни, как днём мы стояли с тобою
На скале горячей, на круче крутой,
Я училась петь у морского прибоя,
А ты вслушивалась в его вечный строй.
Пусть я отравлена злой тоскою.
Но песня от всякой отравы – спасенье;
Мы слушали песнь морского прибоя, –
Кто слышал её, не забудет вовеки.
Вспомни, как горы в багряные шаты
Закат облачал, в пурпур их одевал, –
Цвели граната цветы в темноватой глуби,
А в сердце моём песенный жар пылал.
Пусть спят мои песни и рощи цветные,
Окованные зимним сном,
Весной и цветы, и песни иные
Загорятся огнём вновь, живым огнём!
Ялта, 15 декабря 1897
ИФИГЕНИЯ В ТАВРИДЕ
(драматическая сцена)
Действие в Тавриде, в городе Партените, перед храмом Артемиды Таврической.
Место у моря.